Номер 40 (1285), 23.10.2015
(Продолжение. Начало в №№ 37-39.)
Хасиды - в переводе "благочестивые" - появились где-то на Украине. Основателем секты был Исраэль Бешт (Баал-Шем-Тов). Хасиды оказались своеобразными диссидентами, поскольку ортодоксальные иудеи их тогда не признавали и даже активно третировали.
Например, в каждой общине читался циркуляр, где, в частности, говорилось: "Горе этому роду (хасидам), проклинающему своего отца (Бога) и не благословящему своей матери (святой Торе)..."
Преданность Богу, учил основатель хасидизма, должна быть беспредельной, восторженной, шумной и экзальтированной. Потому он требовал от своих последователей искусственного возбуждения во время молитв, доведения себя до состояния полного забвения и отрешения от суетного и земного...
Байрон, глядя на хасидов, чутьем гения улавливал музыку и ритм в их молитвах, поэзию в их песнопениях, искусство в их одежде.
В Лондоне этих людей было крайне незначительное число, хотя интерес к ним возрастал. Большая часть английских хасидов - выходцы из Восточной Европы, главным образом из Польши.
В столице Британской империи они чувствовали себя достаточно свободно. Более того, А. Натан и другие композиторы заинтересовались песнями последователей Бешта, радовавших слушателей веселым ритмом и мелодичностью.
...Не обращая внимания на богато одетого джентльмена, хасиды продолжали петь, прихлопывая в ладоши и смешно подпрыгивая. Их действия напоминали какой-то ритуальный танец.
Более всего Байрона поразил старик с длинной бородой. Несмотря на свой почтенный возраст, он так неистово молился, умудряясь при этом выше других поднимать ноги, крутить туловищем, размахивать руками, держа в одной из них толстую книгу.
Подождав, пока священнодейство прекратится, Байрон подошел к почтенному еврею. Интуиция подсказывала ему: этот старик - необыкновенный человек. И действительно: Ицхак Мозес Рубинчик был цадиком, то есть духовным наставником общины. Однако не только этим положением обрел известность старый хасид. Он владел, как оказалось, тайнами загадочного учения - Каббалы.
"Каббала?" - переспросил Байрон, как будто не поверил своим ушам, и с еще большим интересом поглядел на старца. Кто-то ему рассказывал об этом мистическом учении... Он вспомнил: конечно, это близкий друг композитора Айзека Натана, раввин Дэвид д`Акоста.
О, если бы не это магическое слово - "Каббала", Байрон наверняка поспешил бы в свою карету и приказал кучеру погонять. Но теперь... Какая-то непостижимая сила заставляла поэта, не слишком утруждающего себя соблюдением церковных канонов, оставаться на месте.
Мистер Рубинчик жестом пригласил лорда зайти в помещение, расположенное в невзрачном доме. Здесь собирались хасиды британской столицы. Удобно расположившись в старом вольтеровском кресле, сэр Джордж принялся слушать.
..."Наш род, Рубинчик, поселился в Лондоне еще, как гласит семейное предание, при Кромвеле, разрешившем небольшой группе евреев прибыть в Англию после изгнания нашего племени в 1290 году из-за религиозной нетерпимости и зависти к чужому достатку.
Мои предки прибыли на Британские острова, покинув западные районы Польши. И если там они занимались ростовщичеством и мелкой торговлей, то "туманный Альбион" подтвердил непреложную истину: евреи, если живут относительно свободно, быстро достигают благополучия и процветают.
Я не пошел по стопам своего отца и братьев, ставших финансистами, а в 1757 году, будучи 20 лет от роду, отправился в местечко Меджибож, где в то время жил наш великий Учитель Исраэль Бен Элиезар Баал-Шем-Тов.
Под его руководством я принялся совершенствовать язык идиш, на котором в повседневной жизни говорили евреи тех краев. Замечу, что большинство моих соплеменников, живущих в британской столице, общаются между собой на испано-еврейском языке - ладино. И только небольшая часть общины - выходцы из восточной Европы - говорит на языке идиш.
В этом украинском местечке я стал ярым приверженцем Учения Бешта и при его содействии овладел некоторыми премудростями Каббалы..."
Внезапно погасла свеча, и старик замолчал. Байрон наблюдал, как комната, где он находился, озарялась лунным светом, а рассказчик начал медленно подниматься со своего стула. Рука цадика принялась вращаться, как бы помогая туловищу взлететь вверх.
Байрона чем-то удивить было трудно. Ровно два года тому назад, в Константинополе, он восхищался искусством арабских факиров - странствующих дервишей, демонстрирующих "чудеса" наивным обитателям нищих кварталов.
Да и ныне, в Лондоне, на рынках появились жители знойной Индии, глотающие шпаги, вонзающие в свою плоть ножи, изрыгающие изо рта пламя...
Ицхак Мозес не творил чудеса. Нет, он что-то быстро нараспев причитал, причем мелодия была скорее радостной, жизнеутверждающей, чем заунывной. Его вера делала с этим старым человеком невероятное. Он плавно парил над своим изумленным гостем и при этом продолжал страстно молиться.
Так продолжалось всего несколько минут. Потом цадик вновь занял свое место. Загорелась свеча, и ее тусклый свет осветил лицо старика, лукаво прячущего улыбку в седую бороду.
Дав Байрону время прийти в себя, цадик тихо промолвил: "Отбросьте сомнения. Идите к поставленной цели смело, и Вы обретете благодарность потомков..."
27 февраля 1812 года член палаты лордов британского парламента сэр Джордж Гордон Байрон в своем ярком и эмоциональном выступлении среди прочего сказал: "...Я проезжал по местам военных событий на полуострове, я бывал в самых угнетенных турецких провинциях, но нигде, даже под властью самых безбожных правителей, я не видел такой отвратительной нищеты, как в самом центре христианской страны..."
Коллеги приняли выступление молодого депутата ледяным молчанием и откровенной враждебностью. Зато литературный триумф не заставил себя долго ждать. Март того же года принес автору "Паломничества Чайльд Гарольда" поистине всеевропейскую славу.
Герцогиня Девонширская говорила своему сыну: "Предмет разговоров, любопытство, почти энтузиазм общества в данный момент - это не Испания или Португалия, войны или патриоты, а лорд Байрон".
Имела ли продолжение случайная встреча великого поэта с цадиком маленькой общины хасидов? Оказывается, Байрон не только не забыл полутемную комнату старика-еврея с длинной седой бородой, но время от времени слушал его поучения, читал на французском языке книги, содержание которых в какой-то мере способствовало пониманию сути учения Каббалы.
Джордж Байрон уже знал: некоторые каббалисты обладали способностями не так, как другие, видеть, чувствовать, понимать, осязать... Более того, наиболее выдающиеся адепты Каббалы могли вызывать души умерших людей. И, наконец, стали бы Нострадамус или Парацельс великими учеными, если бы не овладение ими основ этого Учения? Так, во всяком случае, утверждал в беседах с поэтом-аристократом лондонский цадик.
Это произошло в самом конце 1814 года. Оставалось несколько дней до заключения брака между сэром Джорджем и леди Аннабеллой.
Байрон неожиданно приказал подать экипаж и, никому ничего не говоря, покинул апартаменты. В тот час в хасидском молитвенном доме было тихо. За маленьким столиком сидел, погрузившись в изучение Священных книг, Ицхак Рубинчик.
Увидев Байрона, цадик приветливо кивнул головой и показал на стоящее рядом кресло. Оба какое-то время молчали. По-видимому, лорд все раздумывал, стоит ли начинать разговор, а старик деликатно ждал, беззвучно шевеля губами.
Наконец поэт отважился спросить старого книжника: "Буду ли я счастлив с леди Аннабеллой?" Вот так, просто спросил, однако такой важный жизненный вопрос отнюдь не удивил хасида. Скорее наоборот, он ждал его.
Цадик достал книгу "Зогар", медленно принялся ее листать, что-то тихо бормоча. Байрон считал, что прошло много времени и он слишком засиделся у наставника хасидов, который все еще не давал ответа.
По всему было видно: Байрон волнуется, как будто совет цадика мог изменить его судьбу. Или это только казалось?
..."Нет!" - решительно произнес Ицхак Рубинчик. Байрон тотчас же откланялся и молча покинул неприветливую комнату. Только в карете сэр Джордж заметил, что впопыхах забыл перчатки и трость. А может быть, волнуясь столь неожиданным приговором еврея, поэт ни о чем более не думал и не видел? Возможно, так и было.
Красавица невеста клянется в любви и верности, а он? Что значит любовь, если сейчас хочется к одной, а спустя немного времени - к другой?
Что значит верность, если сердце не признает, душа не лежит, к объятиям не тянет?
Что значит мораль, если в какой-то миг юнец женоподобный к твоему телу прикоснется, и ты забудешь обо всем?
...Друг поэта, Хобхауз, позднее вспоминал, что был удивлен, когда в день свадьбы, 2 января 1815 года, жених пришел одетым во все черное, вместо полагавшегося в подобных случаях голубого цвета. Молодожен был неестественно для такого события мрачен и даже, казалось, чем-то удручен.
Брак вскоре распался. Пройдет совсем немного времени, и Байрон напишет одно из самых скорбных стихотворений:
Блаженства нас лишает мир - и ничего взамен.
И мысль, и чувство сожжены и обратились в тлен.
Хоть грустно нам румянец щек навеки потерять,
Страшнее то, что прежних чувств не испытать опять.
...Эта их встреча оказалась последней.
(Продолжение следует.)
И. Михайлов