Номер 31 (1276), 21.08.2015

В биографии одного из самых известных украинских музыковедов Юлия Малышева есть такая строка: в 1953-1957 годах - консультант отдела науки и культуры ЦК КП Украины. Юлий Владимирович вспоминал об этом без особого удовольствия, а между тем именно этот исторический период - переходной от "культа" до "оттепели" - относительно мало исследован. Потому рассказы старого профессора представляют, как нам кажется, особую ценность. Ведь в них столько непридуманных черточек Эпохи. Впрочем, судить об этом нашим читателям.

"Утвердить консультантом отдела..."

- В 1952 году, после доклада Маленкова, в котором была знаменитая фраза: "Нам нужны свои сатирики - Гоголи и Щедрины", я, как идейный коммунист, решил претворять указания партии в жизнь. И подумал: а почему у нас в музыке нет сатиры? Была у Мусоргского "Блоха", у Стеценко - "Царь Горох". Взял и написал статью под названием "Возродить жанр музыкальной сатиры". Потом написал острокритическую статью о книге, посвященной композитору Степовому, ее напечатала "Правда Украины" - орган ЦК украинской компартии. И тут меня вызвали в ЦК. Уточнили, я ли написал статью, затем начали расспрашивать, где и кто мои родители. Я ответил, что отец мой не смог получить консерваторское образование: денег не было, так бухгалтером всю жизнь и проработал. Вот надеется, что я хорошим музыкантом стану...

На этом разговор закончился. Я вышел и думаю: "Вот наша родная Коммунистическая партия! Как заботится о молодёжи!"

Вызывали меня еще раза два-три, а потом Белогуров, заведующий отделом художественной литературы и искусства ЦК КПУ, говорит при встрече: "Ну что ж, поздравляю тебя с квартирой". Я жил в общежитии и ничего не понял. Тут мне показывают бумагу: "Утвердить консультантом отдела Малышева Ю. В. с 1 января 1953 года". Все, говорят, приступай к работе, на днях получишь квартиру. Квартиру дали в коммуналке и очень плохую, но была она первой в семейной жизни...

- Какие у вас были функции в ЦК КПУ?

- Я был аппаратчиком, к которому направлялись все дела, касающиеся музыкального искусства, - от письма сторожа Ужгородского музучилища о том, что его несправедливо уволили, до жалобы народного артиста имярек, который считал, что ему мало платят. Кроме того, выполнял различные задания.

Лошадь на сцене - по предложению генерала

- А самое первое свое задание помните?

- Оно оказалось по-своему даже весёлым...

В газете "Правда" появилась редакционная статья, в которой критиковалась опера Данькевича "Богдан Хмельницкий". Партийное руководство Украины решило не вытирать плевок, а "ответить делом на партийную критику". И Политбюро в полном составе пошло на спектакль. Потом на заседании под стенограмму обсуждалась опера, и каждый член Политбюро высказывал свои соображения, как можно оперу улучшить. Я получил задание сделать профессионально сформулированные выписки из стенограммы с конкретными замечаниями. Отдельно - замечания Корнейчуку и Ванде Василевской как авторам либретто, отдельно - композитору, отдельно - постановщику. Вот я сидел и выписывал.

В обсуждении также участвовал командующий Киевским военным округом, и он внес такое предложение: "Товарищи, известно из истории, что в войске Богдана Хмельницкого огромную роль играла конница. Этот важный факт почему-то не отражён в опере". И что вы думаете? Когда поставили вторую редакцию оперы, то Хмельницкий выезжал на сцену на лошади. А когда войско шло на Желтые Воды, то сзади мелькали силуэты лошадей и людей с пиками. Так что критика командующего Киевским военным округом была учтена...

Вторым заданием было поручение разобраться с Институтом искусствоведения, фольклора и этнографии, где директором был поэт Максим Рыльский. Сотрудники требовали разделить институт на два: один - этнографии, другой - искусствоведения. Сидел я там недели две, со всеми беседовал. Потом написал докладную записку, что институт следует разделить. Но его не разделили.

"Так что, говоришь, нахомутали?"

Вообще было много комиссий по письмам и жалобам. Вы знаете, я льщу себя надеждой, что зла никому не сделал. Если мог, старался спасти людей. И нескольких действительно спас.

Был такой случай. Директор Запорожской филармонии Коростин был обвинён по указанию заведующего отделом обкома партии Воробьева в финансовых злоупотреблениях, в "узурпации власти", в неподчинении обкому и прочих смертных грехах. С него взяли подписку о невыезде, опечатали квартиру, отобрали даже часы и портмоне с деньгами. Он стал бомбить все партийные инстанции телеграммами с просьбой о помощи.

Там была сложная ситуация. Первым секретарем обкома партии был Гаевой Антон Иванович - знаменитый меценат, который, приехав в Запорожье, обратил внимание, что в филармонии нет концертного зала. Он собрал всех директоров огромных комбинатов и предприятий Запорожской области и сказал: "Мне стыдно за вас". И велел в течение года построить концертный зал. Построили, Коростин даже ездил к Ворошилову на приём по звонку Гаевого и выбил какую-то мебель для этого концертного зала. (Ворошилов тогда курировал в ЦК КПСС культуру). Но, с другой стороны, Гаевой был в области абсолютным хозяином, делал, что хотел, вплоть до того, что лично назначал ставки артистам. Вот ему понравилась одна эстрадная певичка, и она по его звонку получила высшую ставку. А камерную певицу Прялину, одинокую и уже немолодую, некрасивую женщину, велел убрать. Она тоже стала писать письма. Ее письма и телеграммы Коростина попали ко мне, я прочел их и доложил, что эту ситуацию из Киева решить нельзя, надо послать комиссию на место.

Отправили двоих - меня и Игоря Борисовича Драго. С Игорем мы дружили давно (он окончил Одесскую консерваторию, переехал в Киев, был известным композитором и ответственным секретарем Киевской организации Союза композиторов СССР). Вдвоём стали разбираться. Сперва от нас скрывали документы, и мы не могли понять, в чем суть дела. Помогла инструктор обкома, она объяснила, что Коростин - честнейший человек, энтузиаст, филармония работает отлично. Но Воробьёв, завотделом обкома, ставит везде своих людей. Мы проверили полученную от неё информацию, и она подтвердилась.

А должен вам сказать, что в пятидесятых годах партийные комиссии, в особенности комиссии ЦК, работали не так, как в последующие, брежневские, годы. Во-первых, они пользовались огромным авторитетом. Во-вторых, был иной стиль работы. Мы приезжали, представлялись, знакомились, нам выделяли комнату. Вывешивалось объявление: "Работает комиссия ЦК КП Украины. Все желающие могут обратиться в такую-то комнату". Мы, не жалея времени, сидели и разговаривали со всеми, кто к нам обращался. Выслушивали все, включая сплетни и разматывали, разматывали... Вызывали бухгалтерию, поднимали документы. Такие комиссии многому помогали...

И вот, когда мы проверили работу Запорожской филармонии, я написал докладную записку по результатам проверки и потребовал встречи с Гаевым. Мне сказали, что это невозможно: куда, мол, лезешь? Но я ответил, что не уеду, пока с Антоном Ивановичем не встречусь. Продержали дня два-три и назначили встречу. Мы вместе с Игорем Драго вошли к нему. Гаевой встретил нас стоя: "Ну, что у вас там"? Мы ему объясняем, что в филармонии дела плохи, Коростина практически арестовали, хотя он честный человек и ни в чем не виноват, Пряхиной ставку не дают.

"Так что? - заорал Гаевой, - только вы там, в Киеве, в искусстве разбираетесь? Что, нам из Киева ставки будете устанавливать?".

В общем, пытался нас осадить. Но я выдержал характер и сказал: "Буду докладывать в ЦК, что вы виноваты, Антон Иванович".

И тут вдруг он как-то обмяк и сказал: "Так что, говоришь, нахомутали?"

"Нахомутали, Антон Иванович"...

"Ну ладно. Садись. Что будем делать?"

Кончилось тем, что Воробьёва сняли с работы, а Коростина восстановили.

Разбирался я и с Крымской филармонией. Потом как-то на Крещатике меня встретила незнакомая женщина: "Простите, вы не Малышев"? - "Да, Малышев". - "Работали в ЦК?" - "Да, работал". - "Спасибо вам большое, вы мне жизнь спасли. Наша семья вам очень благодарна. Мы сейчас живём в Ялте, у нас трёхкомнатная квартира, и одна комната принадлежит вам. Она вас всегда ждёт".

Мне было приятно, но, конечно, я никогда не воспользовался "моей комнатой".

"Формализм" осудили, зато крышу починили

- Юлий Владимирович, а вам приходилось бороться с "формализмом" и "сумбуром вместо музыки"?

- Приходилось, но это вопрос непростой.

Ведь знаменитое постановление 1948 года, разгромившее формализм, имело и оборотную сторону медали. Оно стимулировало развитие музыкальной жизни в стране. На совещании в ЦК Шебалин, директор Московской консерватории, знаменитый композитор, попытался немного заступиться за Шостаковича. И при этом стал жаловаться, что крыша прохудилась в консерватории, нот и книг в библиотеке нет.

Так вот. В результате: не только ударили по Шостаковичу и Прокофьеву, но и починили крышу. И в десять (не менее) раз была расширена издательская деятельность. Под лозунгом "Музыку - в массы, музыку - в народ" в каждой филармонии были организованы лекционные бригады, и потрудись в "глубинку" ездить, рассказывать - как понимать музыку, что такое "Могучая кучка", чем славен Чайковский... Размах концертной жизни после войны был невероятный. Вернувшиеся с войны и вступающие в жизнь молодые люди очень тянулись к знаниям и культуре. Музыкальные лектории были переполнены. В Первомайском саду, в Киеве, на открытой площадке давались по вечерам бесплатные симфонические концерты, которыми дирижировал преимущественно Натан Рахлин, но также и заезжие музыканты. Звучали новые произведения украинских композиторов. Обязательно выступал лектор-музыковед. Будучи студентом четвёртого курса, из-за нехватки лекторов я тоже выступал с симфоническим оркестром в Первомайском саду. И, представьте, люди занимали скамейки с четырех часов дня. А в семь, когда начинался концерт, всё было окружено толпой.

- Но в своих выступлениях, статьях, лекциях вы всё-таки должны были соблюдать "линию партии"?

- Да, повторяю, я "боролся с формализмом". В статьях должен был это делать, но, как я уже упоминал, искренне думал, что нужно бороться с буржуазной культурой и буржуазным формализмом. Я тогда говорил совершенно искренне. Просто тогда было отвлечённое: "нужно бороться". Сейчас понимаю, что нужны были другие методы, не те, которыми пользовались раньше...

Для справки

Маленков Георгий Максимилианович - советский государственный и партийный деятель, председатель Совмина СССР (1953-1955 гг.).

Данькевич Константин Фёдорович - советский украинский композитор, народный артист СССР.

Мусоргский Модест Петрович - знаменитый русский композитор.

Стеценко Кирилл Григорьевич и Степовой Яков Степанович - украинские композиторы.

Корнейчук Александр Евдокимович - украинский советский писатель и политический деятель.

Василевская Ванда Львовна - польская и советская писательница, сценарист и общественный деятель.

Рыльский Максим Фадеевич - классик украинской поэзии XX века.

Ворошилов Климент Ефремович - советский военачальник, государственный и партийный деятель.

"Сумбур вместо музыки" - редакционная статья в газете "Правда" от 28 января 1936 года об опере Д. Д. Шостаковича "Леди Макбет Мценского уезда". В статье опера Шостаковича подвергалась резкой критике за "антинародный", "формалистический" характер.

Обычно это выражение употребляется вне исторического контекста и означает беспорядок вместо разумного ведения дел.

Шебалин Виссарион Яковлевич - советский композитор, педагог.

Шостакович Дмитрий Дмитриевич - один из крупнейших композиторов XX века.

"Могучая кучка" - творческое содружество русских композиторов (1850-60-е годы).

Рахлин Натан Григорьевич - советский дирижёр, педагог.

(Окончание следует.)

Беседу вел Александр ГАЛЯС.

Фоторепродукции Яны САМКО
и Оксаны СИТИНСКОЙ.

Благодарим профессора Одесской национальной музыкальной академии В. С. Мирошниченко за помощь в подготовке материала.