Номера 1-2 (1533-1534), 18.02.2021

Сто лет назад, 18 февраля 1921 года, в Одессе родился Оскар Фельцман, будущий создатель многих десятков популярных песен.

ФАКТЫ БИОГРАФИИ

Оскар Борисович Фельцман родился в семье известного одесского хирурга. В пять лет он начал заниматься музыкой, причем его первым педагогом была легендарная Берта Рейнгбальд, среди воспитанников которой — Эмиль Гилельс, Исидор Зак, Мария Гринберг, Зара Левина и многие другие. Свой первый опус — фортепианную пьесу "Осень" — Оскар сочинил в шесть лет. Поле учебы в школе имени П. С. Столярского юноша поступил на композиторский факультет Московской консерватории в класс Виссариона Шебалина. Все годы занимался на "отлично", получал Сталинскую стипендию. После начала войны был эвакуирован в Новосибирск. Работал заведующим музыкальной частью БелГОСЕТа, музыкальным руководителем Новосибирского молодежного театра. После окончания войны вернулся в Москву, стал членом Союза композиторов. Первую известность получил как создатель оперетт; его сочинения "Чужая дочь", "Дочь фельдмаршала", "Шумит Средиземное море" широко шли в театрах СССР. В начале 1950-х зарождается творческое сотрудничество со Львовским, а затем Одесским театром музкомедии. В разные годы на сцене театра были поставлены семь оперетт и мюзиклов О. Фельцмана. Но подлинная слава пришла к композитору, когда он начал сочинять песни. "Ландыши", "Черное море мое", "Венок Дуная", "Огромное небо", "Ходит песенка по кругу", "Я верю, друзья" — эти и многие другие песни О. Фельцмана стали шлягерами, их исполняли практически все ведущие советские певцы.

Одессит О. Фельцман никогда не прерывал связи с родным городом. По пьесе своих земляков Г. Голубенко, Л. Сущенко и В. Хаита он сочинил мюзикл "Старые дома", который с успехом шел в десятках театров СССР. В Одесской музкомедии шесть лет с успехом идет мюзикл О. Фельцмана "Тетка Чарлея".

Композитор принимал участие в праздновании 200-летия Одессы (1994 г.). В 2010 г. был награжден почетным знаком отличия Одесского городского головы.

ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ

Рассказывает О. Фельцман

"Я учился у Столярского на скрипке, это знаменитый педагог. У него я занимался две недели. А потом пришел и сказал: "Больше я у вас учиться не хочу". Он спрашивает: "Мальчик, что, я плохо тебя учу играть на скрипке?" Я ему сказал: "Я хочу играть сидя, а не стоя". Тогда он говорит: "Мадам Фельцман, — я пришел с мамой, — отведите, пожалуйста, мальчика к Берте Михайловне Рейнгбальд. Она будет его учить играть на рояле, тем более, что там уже занимается Эмиль Гилельс".

"Когда я учился, в Одессе и в Москве, то даже не мог представить, что когда-нибудь буду писать песни. Меня учили как серьёзного музыканта. В Москве я получал Сталинскую стипендию, и никакого значения не имело, что я еврей. 500 рублей — большие деньги, я мог жить независимо. Когда началась война, я оказался в Новосибирске, там, в эвакуации был оркестр Евгения Мравинского. Ему меня порекомендовали как "мальчика, который вроде музыку может писать". Евгений Александрович мною заинтересовался, его оркестр исполнял мои произведения... В возрасте 20 лет стал секретарем Сибирского отделения Союза композиторов. Меня заметил Владимир Владимирович Владимирский, работавший в Министерстве культуры, и взял с собой в Сталинск, где тогда находился в эвакуации Московский театр оперетты. Должен признаться, что до тех пор ни одной оперетты я не слышал. Но в меня поверили, и театр заказал мне сочинить оперетту "Синий платочек" на либретто Валентина Катаева. Я за две недели написал полный клавир оперетты, всем очень понравилось, но, когда должны были начать репетировать, в нашей замечательной газете "Правда" появилась статья "Поточный метод в литературе", где от катаевской пьесы камня на камне не осталось. И мне сказали: забудь, мол, об этом, так что от моей первой оперетты ничего у меня не сохранилось. Но, когда кончилась война, меня Театр оперетты не забыл. В 1948 году там пошла моя оперетта "Воздушный замок". На премьере побывал Тихон Хренников, его только что поставили во главе Союза композиторов. После спектакля он подошёл ко мне в театре и сказал: "Ты это сам написал? Ну, молодец". Через несколько дней меня представили к Сталинской премии. Премию я не получил, но в 27 лет стал известным композитором и обеспеченным человеком. В Риге купил костюм у самого лучшего портного и вошёл в общество уже в пижонском костюме...

Тогда, кстати, я понял, что нет ни "лёгкой", ни "серьёзной" музыки, такое разделение — просто глупость".

"Мое знакомство с Утёсовым состоялось в 1941 году в Новосибирске. Сюда вместе с другими творческими коллективами был эвакуирован оркестр Утёсова, здесь находилась его база, хотя сам оркестр, разумеется, на месте не сидел, часто выезжал на фронт. Время было такое, что прежде всего требовались песни — самый массовый, демократический жанр. Я написал на стихи сибирского поэта Кондырева лирическую песню о верности, о любви к мужчинам, сражающимся с врагом, а Леонид Осипович включил ее в репертуар своего оркестра. Интересно, что инструментировал эту песню Аркадий Островский, работавший тогда в оркестре Утёсова.

Однако довольно скоро выяснилось, что песня моя особой ценности не представляет, и, выполнив свою сиюминутную задачу, она была благополучно забыта всеми, кроме разве что ее автора. Следующую свою песню я написал года через три-четыре после войны. Называлась она "Теплоход". Сам я уже успел разувериться в своих способностях композитора-песенника, поэтому, показывая ее друзьям, делал обычно такое предуведомление: "Послушайте песню, которая никуда не годится". Тем не менее товарищи посоветовали показать ее Утёсову. Леонид Осипович, выслушав меня, ничего не стал обсуждать, только сказал: "Скоро вы ее услышите". Я по сей день не знаю, как Утёсов работал над моей песней. Он не любил, когда вторгались в его творческую лабораторию и редко допускал авторов на свои репетиции. Просто через некоторое время Леонид Осипович пригласил меня к себе домой и дал послушать пластинку с моей песней. При этом он заметил: "Вот увидите, песня станет популярной". И что же вы думаете? "Теплоход", действительно, запели очень широко. Вот так, на утёсовском "Теплоходе" я "вплыл" в песню, без которой теперь не мыслю себя как композитора".

"Когда был в Одессе на праздновании двухсотлетия города, случилась смешная история. До войны, до переезда в Москву, я очень хорошо закончил школу Столярского — с занесением на "золотую доску". А в 1994-м у меня в школе Столярского был авторский концерт. Я пришел и спросил женщину, которая ходила по вестибюлю: "Вы не можете мне показать "золотую доску"? Мне очень нужно ее посмотреть". Она сперва удивилась, а потом повела меня на второй этаж. "Золотая доска" оказалась чем-то типа стенгазеты, выдержавшей испытание временем. Там были старые, пожелтевшие, но замечательные фотографии. Я жутко заволновался, увидев свою фотографию, и подумал: "Еще неизвестно, какая доска дороже: из чистого золота или эта, прошедшая войну и висящая в школе Столярского".

ИСТОРИИ ПЕСЕН

"Ландыши". Одна из самых знаменитых песен О. Фельцмана была сочинена в 1955 г. на слова поэтессы Ольги Фадеевой для концертной программы летнего театра "Эрмитаж". Мотив композитор придумал буквально за 15 минут, а после того, как песню исполнила Гелена Великанова, "Ландыши" совершенно неожиданно для создателей получили ошеломляющий резонанс. Но вскоре эту песню стали критиковать за "дурной вкус", и она практически двадцать лет не звучала с концертной эстрады. Что, впрочем, ничуть не помешало народной к ней любви. Свидетельство чему — невероятное количество переделок. Космонавт Павел Попович вспоминал, что 12 апреля 1961 года, перед стартом ракеты с первым космонавтом, он находился на связи с Юрием Гагариным. Тот попросил дать ему в трансляцию музыку. Попович спросил: «Юра, дать "Ландыши"?» Многие слышавшие этот разговор засмеялись, ибо знали, как переделали эту песню:

Ты сегодня мне принес

Не букет из алых роз,

А бутылочку "Столичную".

Заберемся в камыши,

Надеремся от души.

И зачем нам эти "ландыши"?

Песню перепевали на свой лад артисты и коллективы Германии, Японии, Чехии, Китая.

"Черное море моё...". Песня написана для фильма "Матрос с "Кометы"". Идея родилась у поэта Михаила Матусовского, которому пришли на ум две строчки:

Самое синее в мире —

Черное море моё...

Сам поэт посчитал их "ужасными", но композитор, знавший не понаслышке, каким бывает Черное море, подбодрил соавтора.

Художественный совет принял фильм "на ура", причем особенно хвалили песни. Но в Комитете по кинематографии были иного мнения. И вскоре на заседании Коллегии Министерства культуры обсуждался вопрос о снятии фильма с репертуара, причем одним из аргументов было то, что главная песня картины оказалась "пошлой" и народ не будет ее петь. На дворе стояла жара, окна были открыты, а в здании напротив велись ремонтные работы. И тут член Коллегии, знаменитый режиссер Рубен Симонов вдруг сказал: "Послушайте, что там девушки на лесах поют!". А девушки-маляры пели: "Тот, кто рожден был у моря..." Первым опомнился министр культуры: "Мы же не собираемся запрещать картину, мы так — критикуем..." А "пошлая" песня звучит до сих пор, ее можно назвать "неформальным гимном" Черного моря.

Любопытно, однако, что в финале фильма мелодия песни звучит уже как марш, причем с другими словами:

Бьют в берега величаво

Волны далеких морей.

Где б ты по свету не плавал,

Всюду встречал ты друзей.

Друга в беде выручая,

Шли мы на помощь не раз.

Верная дружба морская

Стала законом для нас.

Реет, как гордая птица,

Флаг на твоем корабле,

Могут всегда сговориться

Все моряки на земле.

Но, кроме как в фильме, этот фрагмент песни больше нигде не звучал.

КАК РОЖДАЛИСЬ "СТАРЫЕ ДОМА"

Инициатором создания этой пьесы был Матвей Ошеровский, главный режиссер Одесского театра музкомедии. Он привлек к сотрудничеству трех тогда молодых авторов, известных КВН-щиков Георгия Голубенко, Леонида Сущенко и Валерия Хаита. 35 лет спустя они вспоминали о работе над пьесой, в том числе и о сотрудничестве с О. Фельцманом.

Где-то в 1976 году Ошеровский решил, что работа над собственно пьесой закончена и познакомил нас с композитором Оскаром Фельцманом.

Сперва выплыла кандидатура Александра Красотова, но тут нужен был человек, очень искушенный в жанре. А Фельцман, помимо богатого опыта сочинения оперетт, был еще и одесситом. Хотя Оскар Борисович старался так интонировать музыку к пьесе, чтобы она могла звучать везде, а не только в Одессе. Он утверждал, что в музыке не должно быть "одессизмов", и тогда она будет "одесской". И был прав, тем более, что в тексте пьесы нигде не говорится, что действие происходит в Одессе; речь идет о некоем южном городе.

Нас поражало, как Фельцман работает. Он, можно сказать, мыслил пальцами. Иногда он слушал какой-то кусок, но вдруг прерывал чтение, бросался к роялю — и появлялась музыка. Откуда она бралась — непонятно.

Фельцман предложил и поэта — Роберта Рождественского. Тут действительно нужен был такой уровень — Рождественский блестяще владел ремеслом. Мы в работе с этими мастерами очень многому научились.

Ошеровский был уверен в успехе будущего спектакля. Но, по тогдашним правилам, следовало пройти худсовет театра. Мы читали пьесу, Фельцман играл музыкальные номера. Все члены худсовета к тому времени пьесу знали практически наизусть, нам даже казалось, что все актеры театра мечтают играть в этом спектакле. Но через два часа пьеса была "зарублена".

Ошеровского обвиняли в том, что, дескать, он — со своей устаревшей театральной эстетикой, со своими не очень приемлемыми взглядами на жизнь — повел молодых талантливых авторов "не в том направлении". Это все было отрепетировано. Ошеровский как главный режиссер был уже обречен. Он это чувствовал и потому подгонял нас с последним вариантом пьесы. Ему казалось, что она станет его "козырной картой". Но вышло наоборот".

Когда мы вышли из театра после худсовета убитые, Ошеровский сказал: "Вы — щенки и ничего еще не понимаете. То, что происходило сегодня, не имеет никакого отношения к вашей пьесе и к вам, вы еще увидите, какая счастливая будет у нее судьба". Он оказался прав.

После того, когда стало ясно, что в Одессе пьесу ставить не будут, Фельцман предложил показать ее Владимиру Курочкину — главному режиссеру Свердловского театра музкомедии, который, как и одесский, считался ведущим в Союзе в этом жанре. Курочкин пьесу признал, и тогда Фельцман познакомил нас с очень популярным в те годы писателем и драматургом Леонидом Жуховицким — чтобы тот отредактировал наш вариант.

Мы поехали в Свердловск на сдачу спектакля. В тот вечер по каким-то причинам театральную общественность собрать не удалось, и директор театра пригласил на просмотр сотрудников камвольного комбината, где работали в основном женщины преклонного возраста. Увидев этот зал, мы поняли, что спектакль точно провалится: он был заполнен пожилыми русскими бабами с суровыми лицами и большими рабочими руками. Но после первых же фраз зал начал истерически хохотать. Это был один из лучших в моей жизни спектаклей по зрительскому приему. После премьеры в Свердловске "Правда" — орган ЦК КПСС — напечатала статью, в которой говорилось, что наконец-то в театр оперетты пришла настоящая литература...

А через два года после премьеры в Свердловске "Старые дома" с музыкой О. Фельцмана были поставлены и в Одессе. Всего же спектакли по этой пьесе шли на сценах примерно 100 профессиональных театров Советского Союза и за рубежом. Количество постановок в любительских коллективах не поддается учету.

Материалы полосы подготовил Александр ГАЛЯС.