Номер 44 (1289), 20.11.2015
(Продолжение. Начало в №№ 37-43.)
Кишинев быстро наскучил Пушкину. Все ему тут надоело: пустая болтовня в салоне гражданского губернатора Катакази, сплетни глупых и ленивых дам, невежество состоятельных "мещан во дворянстве"...
Да и Калипсо частенько напоминала русскому поэту: рядом с центром Бессарабии - веселая Одесса. Бывал там и Пушкин, но об одном визите следует рассказать особо, поскольку непосредственно связан с нашим сюжетом.
В архиве графини Паниной хранится документ, написанный, вероятнее всего, жандармом. Вот отрывок из этого донесения:
"...Мадемуазель Полихрони - особа подозрительная во всех отношениях - давеча провожала Александра Пушкина в Одессу. Г-н Пушкин, состоящий на службе у генерала Инзова, принял у нее сверток, когда садился в карету грека-негоцианта. Сей торговец имеет коммерческие интересы в Одессе и нередко туда наведывается. Из достоверных источников известно, что купец Ионидис Деметрий снабжает греческих инсургентов деньгами. Смею предположить, что мадемуазель Полихрони связана с заговорщиками..."
Что ж, на то - жандармская служба, чтоб всех подозревать, следить и доносить. На самом деле все обстояло значительно сложнее и романтичнее, нежели заурядная связь с греческими патриотами, которые обосновались вполне легально в Южной Пальмире.
В мае 1823 г. в Одессу прибыл Иван Степанович Ризнич, хорошо известный в коммерческих кругах города как общественный деятель и покровитель искусства.
Ризнич вернулся в Одессу в сопровождении молодой жены, поразившей тамошнее общество своей красотой. Калипсо знала Амалию Ризнич не понаслышке, хотя может показаться невероятным знакомство девушки из благородного семейства Рипп с куртизанкой. Так, может быть, их пребывание на юге России в одно и то же время - случайное совпадение?
Полихрони была заранее оповещена о прибытии четы Ризнич в Одессу. Может быть, поэтому она так торопила Пушкина с поездкой? Не исключено, что Александр Сергеевич сам рвался в черноморский город, чтобы ближе познакомиться с Амалией, которая, по воспоминаниям одесских старожил "...была молода, высока ростом, стройна и необыкновенно красива..."
Оставим пока нашего читателя без ответа на этот сакраментальный вопрос, лучше поближе познакомимся с Одессой той поры.
Когда читаешь описания Одессы пушкинского времени, поневоле задаешь себе вопрос: чем объяснить, что в условиях тогдашней России этот черноморский городок так выгодно отличался от всех других?
Правда, грязи и там хватало с избытком, окраины и в ней были заселены беспросветной нуждой; гнет и бесправие ощущалось повсеместно, и все же Одесса росла и развивалась по-особому.
Определенная часть населения чувствовала себя значительно свободней, нежели в иных западных столицах; позволяла себе говорить, не озираясь по сторонам; одеваться, не считаясь с мнением высокого начальства; размышлять, анализируя европейскую прессу; спорить, держа в руках произведения Жан-Жака Руссо и Адама Смита...
Впрочем, иначе быть не могло: российский Вавилон предназначался не только как "окно" на Восток, но и как прочный мост с Западом.
...Когда уставший путешественник подъезжает к Одессе: "ничего не предвещает Вам близости большого торгового города. Кругом обширная степь, поросшая дикими травами, ненаселенность, напоминающая эпоху, когда еще борзый татарский конь привольно топтал сии безликие поля. Но, проезжая еще несколько верст, вы вдруг тонете, задыхаетесь в волнах песка! Начинаются пыльные пригороды Одессы - Пересыпь".
Но стоило удивленному и разочарованному путнику добраться до центра Одессы, он вдруг ловил себя на мысли: "Неужели я в России?"
Кому-то пришла в голову отличная идея, и с 1819 г. Одесса стала пользоваться льготными правами беспошлинной торговли (порто-франко) в черте города. И это спасло Одессу от перспективы превратиться, в лучшем случае, во второй Кишинев...
Было жаркое и сухое лето 1823 года. Многие одесситы спешили на морские купальни, когда 3 июля Пушкин пересекал Херсонскую таможню, что на Пересыпи...
Поэт был искренне рад предстоящей перемене, но сколько хлопот стоило друзьям вытащить его из столицы Бессарабии. Время было непростое. "Дней Александровых прекрасное начало" кануло в Лету. Император стал более подозрительным и уже не скрывал своего отрицательного отношения к любому проявлению либерализма.
Многое в Российском государстве решали фавориты, приближенные к трону персоны. Создавалось впечатление, будто Александр I все больше отходит от государственных дел. Императору докладывали о появлении тайных обществ, однако никаких мер он не предпринимал, предоставляя другим действовать.
Этим "другим" был прежде всего Аракчеев, который по-прежнему Пушкина не жаловал. К счастью, у кормила власти находились не только откровенные солдафоны, но и мыслящие чиновники-патриоты. Среди царедворцев также встречались образованные, с широким кругозором люди. Наконец, некоторое влияние на царя все еще могли оказать видные интеллектуалы, ценившие талант Пушкина.
9 мая 1823 года А. И. Тургенев писал из Петербурга князю П. А. Вяземскому: "Граф Воронцов сделан Новороссийским и Бессарабским генерал-губернатором".
Эта новость обрадовала друзей Пушкина. М. С. Воронцов был известен всей стране: герой Отечественной войны 1812 г. Широко образованный вельможа. Дельный администратор и что немаловажно - любимец царя.
Михаил Семенович, не лишенный честолюбия и наследственного самомнения, старался представить себя обществу как демократичный, добрый и порядочный человек. Все знали, что Воронцов - книголюб, охотно читает поэзию, в том числе произведения опального русского поэта, так что идея перевода Пушкина из Кишинева в Одессу могла стать реальностью.
Кто, если не поэт Вяземский, был в состоянии взяться за это непростое дело. Петр Андреевич пользовался заслуженным авторитетом и искренним почитанием в царском дворце и среди учащейся молодежи, в великосветском салоне и среди собратьев по перу. Его просьбе, как правило, не отказывали. Вяземский восхищался поэзией Пушкина и всячески старался ему помочь, хотя многое в поведении Александра Сергеевича решительно осуждал.
Князь П. А. Вяземский решил лично обратиться к Александру I, а своему другу А. И. Тургеневу предложил "обработать" других влиятельных лиц.
В Архиве князей Вяземских имеется письмо к Тургеневу, в котором есть такие строки: "...Говорили ли Вы с Воронцовым о Пушкине? Непременно надобно бы взять его к себе. Похлопочите, добрые люди! Тем более, что Пушкин точно хочет остепениться, а скука и досада - плохие советники".
А. И. Тургенев ответил: "Я говорил с Нессельроде и с графом Воронцовым о Пушкине".
К. В. Нессельроде заведовал иностранными делами, но особым влиянием не пользовался, да и был трусоват. Своего мнения практически не высказывал, Карл Васильевич по всем вопросам привык полагаться на волю императора.
М. С. Воронцов позволял себе даже возражать царю. К советам графа прислушивались, хотя, как умный и расчетливый царедворец, он легко угадывал желание своего государя.
Разумеется, такая "атака" должна была обеспечить победу друзей Пушкина, и хотя "всей России притеснитель" оставался самым близким царю человеком, противиться желанию либерально настроенных вельмож Александр I не решился.
Правда, Тургенев с Вяземским несколько преувеличивали либерализм Михаила Семеновича. Прошло то время, когда вслед за царем и его ближайшее окружение "грешило" якобинским словоблудием. Будучи богатейшим помещиком России, Воронцов намекал на отмену крепостного права. Но в 20-х гг. граф даже не желал вспоминать о своих "юношеских заблуждениях", хотя образ "просвещенного либерала" стремился сохранить.
Между прочим, генерал Инзов, любивший Пушкина, также считал, что Одесса - не Кишинев, и охотно отпускал своего подопечного на службу к Воронцову. Он даже лично просил об этом Михаила Семеновича, будучи с ним в приятельских отношениях.
Так вот, ни Тургенев, ни Вяземский Одессу не посещали, но их общий друг, поэт Батюшков, считал Южную Пальмиру "приятным городом", "русской Италией". Он писал: "...море здесь как море и намного приятнее ледяного залива Финского. Здесь найдете все нации... Театр лучше московского и едва ли не петербургского..." (Письмо Батюшкова к Тургеневу из Одессы 12 июля 1818 года).
Теперь у Александра Сергеевича появился новый начальник - граф М. С. Воронцов, который прибыл в Одессу 21 июля. "Город был иллюминирован. У городской заставы графа встречал в полной форме градоначальник. Под окнами дома графа гражданами приготовлена была большая серенада..."
Воронцов польщен. Он охотно принимает знаки особого благоволения одесситов, видимо, надеявшихся на взаимность. Михаилу Семеновичу доложили, что Пушкин в Одессе. Вскоре поэта представили всесильному администратору.
Александр Сергеевич писал: "Между тем приезжает Воронцов, принимает меня очень ласково, объявляет мне, что я перехожу под его начальство, что остаюсь в Одессе - кажется, и хорошо, - да новая печаль мне сжала грудь - мне стало жаль моих покинутых цепей..." (Из письма Пушкина к брату от 25 августа 1823 г. из Одессы).
Однако Пушкин еще до переезда в Одессу в июле 1823 г. считался "своим человеком" в городе. За два года до этого, в январе 1821 г., Александр Сергеевич в Киеве знакомится с известной одесситкой, которая произвела на пылкого и влюбчивого поэта огромное впечатление.
Это была Каролина-Розалия-Тэкла Собаньская, урожденная графиня Ржевуская. Каролина принадлежала к знатной польской фамилии, но род Ржевуских обеднел, и юную красавицу выдали замуж за пятидесятилетнего богатого помещика Собаньского, пьяницу, развратника и невежду, с которым она в конце концов развелась.
В Одессе Собаньская открыла салон, в котором "вообще из мужского общества собирала она все отборное". Современники поражались способностям Каролины нравиться мужчинам, "сводить их с ума". Многие считали, что Собаньская - одна из красивейших женщин своего времени.
Хорошо знавший графиню Каролину Ф. Ф. Вигель был ослеплен ее привлекательностью. "Какая стройность, что за голос и что за манеры", - писал он.
Неудивительно, что в Киеве пани Каролина произвела даже на весьма искушенного в амурных делах поэта "ошеломляющее впечатление". Собаньская затмевает других женщин. Пушкин не может теперь спокойно жить в Кишиневе, чтобы вновь и вновь не встретиться с Каролиной. Спустя всего несколько недель после их первой встречи Александр Сергеевич - опять в Одессе (конец февраля - начало марта 1821 г.), где в то время пребывала Собаньская.
Но вот что интересно: поэт горит неугасимой страстью к польской красавице, но гордая аристократка холодна к нему и даже делает вид, будто не замечает его среди многочисленных посетителей своего салона.
Как говорится, несолоно хлебавши, Пушкин возвращается в Кишинев, но проходит немного времени, и он опять просит Инзова отпустить его в Одессу.
(Продолжение следует.)
И. Михайлов