Номер 39 (1383), 20.10.2017

И. Михайлов

ПРИЗНАНИЕ БЫВШЕГО АГЕНТА АБВЕРА

(Продолжение. Начало в №№ 22-38.)

* * *

Этот лагерь "Хаганы" располагался в пустынной местности, в нескольких километрах от бедуинской деревни. С десяток палаток - вот и весь лагерь.


В каждой палатке размещались примерно двадцать бойцов. Позднее из камня соорудили кухню. Возраст каждого "пальмаховца" не превышал двадцати лет. И еще одно обстоятельство сначала очень меня удивило. В одной из палаток проживали девушки, примерно того же возраста, что и ребята. Их было всего шестеро. Они, как оказалось, настояли на том, чтобы их зачислили в "ударные роты".

Меня предупредили: тренироваться ребята и девушки должны совершенно одинаково.

Я разместился в специальной палатке, где находились еще трое инструкторов. Они были молоды и амбициозны, верили в то, что со временем эти отряды станут частью регулярной армии независимого еврейского государства.

Мне приходилось нелегко. Во-первых, непривычный для меня жаркий климат. Днем температура воздуха достигала 40-42 градусов по Цельсию, но по ночам становилось прохладно, где-то 20-25°. Во-вторых, язык общения был иврит; мне разрешили изъясняться на английском и других языках, которые были доступны моим подчиненным.

Из почти 200 бойцов около половины - недавние выходцы из Германии, Австрии, Венгрии. Уроженцы Палестины знали английский язык, в группах находились и поляки. Эти ребята, чудом покинувшие Польшу, с удовольствием общались со мной по-польски. Но командование настойчиво советовало мне изучать иврит и требовало, чтобы рядовые пальмаховцы говорили на возрожденном языке своих предков. В-третьих, трудные бытовые условия. Я не считал себя неженкой, однако привык к элементарным удобствам. Воды - очень мало. Ее в лагерь откуда-то привозили; эту воду обязательно следовало кипятить, и пить ее, признаться, было не очень приятно.

Учения начинались в 5 утра, а завершались где-то к 8 вечера. Как правило, они включали серьезную физическую подготовку, владение несколькими видами оружия; умение пользоваться радиосвязью; изучение топографии и еще ряд спецпредметов.

Парням и особенно девушкам поначалу было очень трудно. Едва наступало время на послеобеденный отдых, как большинство бойцов тут же предпочитало лечь на походную кровать, даже толком не поев. После кратковременного отдыха занятия продолжались, однако уже не так интенсивно. Почти каждый день, кроме субботы, проводился так называемый политический час, включавший ознакомление с мировыми новостями и обязательное изучение истории еврейского народа, а для недавних репатриантов еще и язык иврит.

Прошел месяц напряженной работы, потом еще неделя. Я знал, что ко мне внимательно присматриваются. Плохо работать я не мог, очень старался; сумел приобрести немало друзей. Очень помогло знание нескольких иностранных языков. Мной были довольны.

Это произошло в канун субботы. В лагерь приехала легковая машина, что случалось редко. Грузовики иной раз нас навещали, когда привозили свежую питьевую воду, продукты питания, одежду. А тут пожаловал "Ситроен". Из него вышел мужчина среднего возраста, высокий и худощавый. Он что-то сказал дежурному, и тот стремглав бросился ко мне. Я в то время тренировал в стрельбе из автоматического оружия группу "пальмаховцев".

Дневальный по-польски (паренек был из Лодзи) сказал, что мне немедленно следует подойти к машине. Когда я приблизился к легковушке, из нее вышел незнакомый мне человек, крепко пожал руку и жестом пригласил в машину. Закрыв дверцу автомобиля, мужчина представился: "Симха Рубин". Начал он по-английски: "Теперь, господин Янковский, я могу вам объяснить цель моего приезда. Кстати, вы понимаете по-русски?" - неожиданно спросил он. Я ответил, что по-русски даже могу говорить, хотя и с характерным польским акцентом.

Симха с облегчением вздохнул, заметив, что по-русски он говорит значительно лучше, чем на языке колонизаторов. "Вы, наверное, догадываетесь, что о лагере в пустыне Негев английским властям хорошо известно?" Я кивнул. Я действительно подозревал, что англичане не могли не знать о том, что происходит на подвластной им территории, тем более не таясь. Однако они не мешали нашей деятельности. Мне также были понятны причины такого, на первый взгляд, странного поведения британских властей.

Продолжалась тяжелая война. Англичане ожидали активного наступления Роммеля. Евреи, умеющие хорошо владеть оружием, могли бы пригодиться. Я поделился своими соображениями с Рубиным. Он со мной согласился. Далее Симха сообщил: "Вы, наверное, слышали о том, что 14 июля в Акре французская колониальная администрация, подчиняющаяся прогерманскому правительству Виши, подписала капитуляцию. Сирия, как и Ливан, теперь под властью союзников, то есть Англии и деголлевской Франции. Но на территории Сирии, особенно на юге, все еще действуют пронацистские вооруженные банды, представляющие также опасность и для еврейских поселений в Галилее. Командование "Пальмаха" при содействии английских властей готовит операцию в Сирии. Мы знаем о вашей службе в Абвере. Вы успешно справляетесь и в нашем тренировочном лагере. Если вы согласны принять участие в операции, я немедленно отвезу вас в Тель-Авив для дальнейших инструкций".

Я недолго думал и сказал Симхе Рубину: "Едем в Тель-Авив". Вечером мы отправились в крупнейший город Палестины и самый большой еврейский населенный пункт страны. Ехали мы долго. Дорога оставляла желать лучшего, к тому же "Ситроен" время от времени останавливался, требуя небольшого ремонта. Только к утру следующего дня мы подъехали к Тель-Авиву.

Я с неподдельным интересом смотрел на ровные, чистенькие улицы, по которым спешили редкие прохожие, мимо мелькали реклама магазинов и освещенные вывески кафе и ресторанов.

Наконец - улица Алленби, названная в честь английского генерала, командовавшего британскими войсками, освободившими Палестину от турок в годы Первой мировой войны.

Мы остановились почти у самого побережья. Было все еще свежо, пахло морем и апельсинами. Наверное, я бы много раз проходил мимо этого обычного двухэтажного здания и едва заметил почти замаскированный вход в подвальное помещение.

В большой комнате, уставленной стульями, столами и диванами, сидел мужчина с красными от бессонной ночи глазами, с густой черной шевелюрой, с выпуклым лбом на чуть полноватом лице. Когда я подошел в сопровождении Рубина к столу, за которым сидел этот человек, он оторвался от каких-то бумаг и вместо приветствия сказал по-русски: "Присядьте".

Это был один из заместителей начальника штаба "Пальмаха" Эдди Эппельбаум. Вскоре я понял, что Эппельбаум обо мне хорошо информирован, видимо, постаралась Доротти.

Он хотел сразу приступить к делу, но вдруг вспомнил, что мы только с дороги и засуетился. На соседнем столе появились чайник с кипятком, фрукты, хлеб и мелконарезанное мясо, чем-то напоминавшее "бефстроганов", и еще маслины.

Во время завтрака Эдди рассказал мне, что, хотя он родился в Тель-Авиве, родители его приехали в Палестину из Одессы еще в самом конце XIX в. В доме все говорили по-русски. Более того, Эдди, которому в 1941 г. было 39 лет, знал и почитал легенду советской разведки Якова Исааковича Серебрянского, считая его своим учителем.

Еще в Польше, где проживали немало бывших белогвардейцев, я был наслышан о деятельности Серебрянского в связи с нашумевшим похищением генерала Кутепова, ярого врага Советской власти. Однако именно от Эдди я узнал немало любопытных фактов о работе Якова Исааковича в Палестине.

Известно, что советская разведка еще в начале 20-х годов интересовалась Ближним Востоком, который был поделен между Англией и Францией. В Палестине проживали немало выходцев из Российской империи, сочувствовавших большевикам.

ВЧК во главе с Ф. Э. Дзержинским решило использовать благоприятную для СССР обстановку в Палестине, чтобы создать в этом английском владении свою активную агентуру. Руководство иностранным отделом тогда уже ОГПУ решило направить в Палестину известного всей Европе Якова Блюмкина для сбора информации политического и экономического характера, а также организации широкой агентурной связи на Ближнем Востоке и анализа сведений о местных революционерах различных направлений.

Блюмкин был наслышан о работе молодого и талантливого разведчика Якова Серебрянского и вскоре предложил ему стать его заместителем.

В конце декабря 1923 года оба Якова сошли на берег будущего еврейского государства. Однако в июне следующего года Блюмкин был отозван в Москву, и Серебрянский остался за главного. Он быстро нашел общий язык с местными сионистами, успев завербовать для работы на ОГПУ большую группу выходцев из России.

Отец Эдди Эппельбаума, видимо, лично знал Серебрянского, поскольку летом 1924 г. он привел своего сына к советскому разведчику. Эдди был поражен размахом, с каким работал Яков Исаакович в условиях глубокого подполья. Ему, например, удалось создать боевую "группу Яши", готовой по первому приказу действовать против "британских империалистов".

Тем не менее в Москве решили: борьба за сионистские идеалы не является целью пролетарского государства. В 1925 г. Яков Серебрянский возвращается в СССР, где его ожидали еще более дерзкие операции.

Эдди рассказывал мне о Серебрянском не без гордости. Теперь он, по-видимому, желает ему подражать. Разумеется, меня вызвали в штаб "Пальмаха" не случайно. Там разрабатывали серьезную акцию, в которой мне предложили принять активное участие. Суть ее заключалась в следующем.

Несмотря на разгром пронацистских сил на Ближнем Востоке, в Сирии и Ливане окопались опасные для палестинских евреев фашиствующие молодчики, которых поддерживает, направляет и вдохновляет небезызвестный поклонник Гитлера Мухаммад Амин аль-Хусейни, иерусалимский муфтий. Он фанатично ненавидел евреев и готов был на все, лишь бы им насолить. Муфтий поддерживал англичан, когда последние боролись с сионистским подпольем, а теперь он - враг Британии, потому что у евреев и англичан - один общий противник, и они готовы объединить усилия для борьбы с Гитлером.

* * *

Из архива КГБ СССР

Аль-Хусейни Мухаммад Амин родился в 1895 г. в Иерусалиме в семье богатых арабских феодалов. Получил богословское образование в университете Каира, учился в Стамбуле. Проявил неприязненное отношение к евреям еще в студенческие годы. Сторонник крайнего арабского национализма. Стал ярым приверженцем национал-социалистической идеологии. Получал от нацистов финансовую помощь "в организации антиеврейских беспорядков в Палестине..."

* * *

Успех союзников (Англии и "сражающейся Франции" генерала де Голля) отнюдь не уменьшил поддержки аль-Хусейни Гитлера и его приверженцев на Ближнем Востоке. Муфтий начинает действовать еще более решительно. Он тайно отправляет в Сирию палестинских арабов - своих сторонников, снабжает их деньгами и оружием. Эти вооруженные банды начали нападать не только на еврейские поселения, но и на английские военные объекты, совершать диверсии. "Пятая колонна" ударила в спину англичанам в то время, когда в Ираке еще не спокойно после подавления фашистского мятежа; когда немецко-итальянские подразделения все еще являются угрозой Египту и всему Ближнему Востоку.

Я полагал: не без согласия британской администрации и разведки "Пальмах" готовит свою операцию.

Эдди Эппельбаум особо отметил: "Вы - офицер Абвера, в таком качестве мы вас и отправляем в Сирию, разумеется, сугубо конфиденциально. В Дамаске вас будет ждать наш связной. Парень надежный, но и он знает, что вы - немецкий офицер - противник фашизма.

Петр Алексеевич, вы переедете границу не один. Больше об операции я ничего сказать не могу. Моя задача: перебросить вас через границу. Правда, она скорее условная, плохо охраняется. Время от времени на территорию Галилеи проникают банды, терроризирующие еврейские поселения северной части Палестины".

В конце нашего разговора Эдди добавил, что ждет меня вечером, чтобы вместе отправиться в Эль-Кунейтру, маленький городок на севере Голанских высот, населенный преимущественно друзами. Большинство друзов относятся к евреям весьма дружелюбно.

Итак, впереди у меня - весь день. Все еще очень тепло, днем даже жарко. Правда, денег у меня немного, но достаточно, чтобы посидеть в кафе за чашечкой кофе.

Тель-Авив, несмотря на войну, быстро строился и хорошел. Я видел, с какой заботливостью муниципальные работники высаживают цветы, как тщательно убираются улицы...

В городе время от времени слышалась немецкая речь. Это репатрианты - беженцы из Германии, как, видимо, все остальные приезжие в быту предпочитали пользоваться родным языком. Хотя в городе на каждом шагу - плакат с призывом: "Еврей, говори на иврите!". И они старались, добросовестно изучая язык своих далеких предков. Ведь на этом языке не только молились, но в течение многих веков создавались бессмертные произведения. За примером далеко ходить не надо: это прежде всего библейские книги.

Время пробежало быстро. Я поспешил на улицу Алленби, в штаб "Пальмаха". "А где ваши вещи?" - участливо поинтересовался Эдди. Вместо ответа я показал на рубаху, надетую на мне, изрядно вылинявшую и, видимо, не очень чистую.

Эппельбаум неодобрительно покачал головой. "Для немецкого офицера - совсем скудно", - заметил он. "Ривьекка, - позвал он девушку, склонившуюся над пишущей машинкой. Девушка подошла к нам. "Внимательно посмотри на этого джентльмена и одень его соответственно".

Ривьекка мило и, как мне показалось, кокетливо улыбнулась и вышла из комнаты. Вскоре она вернулась, держа в руках объемный сверток. В нем оказалось: несколько новых рубах, брюки и куртка, видимо, не из магазина. Я вспомнил: еврейские организации США отправляют в Палестину тысячи посылок с вещами, тушенкой, обувью, причем нередко отменного качества. Все это предназначалось беженцам из Европы. Я невольно улыбнулся, когда подумал: я ведь тоже беженец, значит, имею на них право.

Когда я переоделся и посмотрел в зеркало, то едва себя узнал. На мне прекрасно сидела голубого цвета рубаха, модные брюки с манжетами, отличные туфли. Куртку темно-синего цвета я не одевал, было очень тепло. Эдди настоял, чтобы я ее взял: в Сирии бывает прохладно.

(Продолжение следует.)