Номер 13 (1406), 20.04.2018

И. Михайлов

(Продолжение. Начало в №№ 9-12.)

Виктор Ефимович Ардов (1900-1976), автор юмористических рассказов, сатирических очерков, фельетонов, лично знал многих товарищей по литературному цеху. Но с особым пиететом он относился к Юрию Карловичу.

В своей книге "Этюды к портретам" Виктор Ефимович пишет: "Когда я произношу или слышу слово "поэт", прежде всего в моем сознании возникает Юрий Олеша. Я неоднократно встречался с В. В. Маяковским, много раз видел Сергея Есенина, учился в средней школе с Луговским. Ко мне домой не раз приходил Борис Пастернак. Я дружил с М. А. Светловым. Но эти два слога - "поэт" - ассоциируются для меня именно с обликом Юрия Карловича..."

Автор поясняет: "Есенин в жизни был подчеркнуто прозаичен. Маяковский своим повседневным поведением исключал "пиита". Михаил Светлов вокруг своей личности воздвиг забор из иронии. Юрий Олеша только начинал писать стихи и очень скоро перешел на прозу. Это говорит о скромности большого дарования".

Виктор Ефимович уверяет читателей своей книги: "Для нас Олеша все равно истинный поэт, хотя он сочинял прозу. Утверждаю, что до конца своих дней Олеша воспринимал мир, реагировал на все, что его окружало, высказывался и совершал поступки именно как поэт. Он просто не мог жить и вести себя иначе!"

Ю. Олеша писал много, но печатал только то, что считал достаточным к публикации. Лев Вениаминович Никулин (1891-1967), писатель, поэт и драматург, дружил с Олешей еще с "одесских времен". Хотя Лев Олькеницкий (настоящая фамилия писателя), родился в Житомире, но учился в Одессе, где в 1910 г. закончил коммерческое училище. Лев Вениаминович рано начал писать стихи. В 1918 г. вышел первый сборник его поэтических произведений под названием "История и стихи Анжелики Сафьяновой", через год - новый сборник "Страдиварий". На автора обратил внимание одесский "Коллектив поэтов". Им особенно понравился второй сборник стихов тогда еще малоизвестного литератора, поскольку "Страдиварий" был посвящен, главным образом, политической сатире. В этих стихах было что-то новое, злободневное, смелое. Все это пришлось по вкусу одесскому "Коллективу".

Льва Вениаминовича охотно приглашают на вечера поэзии, диспуты, декламации. С тех пор поэты активно общаются, сохранив дружеские отношения на многие годы. Никулин, вспоминая Олешу, подчеркивал: "Превращение "Зубила" в писателя-прозаика Юрия Олешу не изменило нашего друга, не изменило его привычек, образа жизни, не уничтожило периодического безденежья..."

Лев Вениаминович особо отмечал привязанность Олеши к Одессе, его любовь к одесситам. Он отказывался признавать в Никулине своего земляка, поскольку Лев Вениаминович прожил в Одессе всего три школьных года.

Встречаясь в Москве, бывшие одесситы любили рассказывать друг другу что-то примечательное, одесское. Олеша часто бывал в городе своей юности, и вот что он однажды поведал. "Одесса все-таки странный город. Почему-то поезд приходит в четыре тридцать утра. Зверски хочется спать. Зима. Конечно, ни такси, ни трамваев. Добираешься до знаменитой "Лондонской". Горит одна лампочка, и за конторкой старик-портье, мы знаем друг друга десять лет. Делает вид, что не узнает. "Номер с ванной" - "Броня есть?" - "Нет брони. Какая еще бронь?" - "Нет брони - нет номера. Что мы будем устраивать с вами оперу". - "У вас половина номеров пустые! Вот на доске ключи". - "А может быть, гости ушли гулять..." - "В пять часов утра? В феврале?" - "Вы их будете учить? Ну, хорошо, нате вам ключ, товарищ Олеша. Вы надолго или как в прошлом году?.." - "Давайте ключ. И какого черта вы со мной резонились?" - "Боже мой! Надо же понимать. Пять часов утра. Скука. Хочется поговорить с человеком..."

"Это Одесса, - с удовольствием подчеркивал Олеша. В Москве или в Ленинграде - ничего подобного..."

Одесскую особенность и, в частности своеобразный юмор ее обитателей, отмечали, как правило, все, кто хоть какое-то время жил в этом городе. У писателей - об этом говорят их произведения; у мемуаристов - их яркие воспоминания. Все, что писалось об Одессе того времени, останется жить еще многие годы, хотя сам город и его жители с той поры изменились почти до неузнаваемости. И нынешнее, и грядущее поколения во многом благодаря писателям смогут насладиться одесским колоритом.

В этой связи стоит упомянуть еще одного известного писателя, поэта и переводчика, искренне любившего Одессу. Илья Григорьевич Эренбург (1891-1967) вспоминал о городе, когда упомянутые в очерке поэты уже давно его покинули. Конечно, двадцатые годы были очень трудным временем для всей страны, но, казалось, Одесса страдала более других, лишившись былого изобилия, блеска ее центральных улиц; вместе с тем не отказав одесситам в их природном оптимизме и искрометном юморе. Теперь - слово Эренбургу.

"...Я знал ее по забавным анекдотам, и "Одесса-мама" меня удивила: она оказалась печальной. В порту было пусто. Кое-где чернели развалины. Исчезло, видимо, былое легкомыслие; жизнь не налаживалась... "Лондонская гостиница" была живописным местом. В некоторых номерах по-прежнему жили ответственные работники; жены готовили на примусах обед, нянчили детей; вечером шли разговоры о последней передовице "Правды", о повестке дня Тринадцатого съезда. В других номерах останавливались спекулянты, журналисты, актеры эстрады, "красные купцы" там пили, иногда дебоширили. На базаре я услышал песенку "Ужасно шумно в доме Шнеерсона..." А у Шнеерсона было очень тихо; тихо было на улицах, носивших новые имена: Интернациональная, Пролетарская, Лассаля, Коммуны...

Я разбил стекло ручных часов и пошел к часовщику. Он долго подгонял стеклышко, я молча ждал, а он говорил не умолкая: "Сегодня в газете напустились на Керзона. Но я вам скажу, что Керзон их не боится. Это я их боюсь. Во-первых, я боюсь фининспектора; во-вторых, я боюсь ГПУ; в-третьих, я боюсь вас - откуда я знаю, что вы за человек и зачем вы хотите, чтобы я вам все выкладывал".

Действительно, по-одесски. Кстати, И. Г. Эренбург был в Одессе в конце мая 1924 г., поскольку в Москве 23-31 мая проходил XIII съезд РКП(б). Ленин умер еще несколько месяцев тому назад. В партии большевиков - острая борьба за власть: Троцкий - Сталин. Кто кого? На этом съезде "великолепная тройка": Сталин, Каменев, Зиновьев громили своего главного противника Льва Давидовича. Тогда-то и было сформулировано определение: "Троцкизм - враждебное ленинизму мелкобуржуазное течение".

Еще недавние соратники, совершившие большевистский переворот, разгромившие "белое" движение, сегодня - злейшие враги. Экономика в стране все еще в упадке, по-прежнему властвуют преступность и нечистоплотные дельцы-нэмпаны...

По-видимому, поэты-одесситы вовремя уехали из родного города. В самом деле, "в доме Шнеерсона теперь тихо".

* * *

У Юрия Карловича был трудный характер. Он позволял себе дерзить, грубить и даже иногда оскорблять людей, которые его любили. Но дня через два он встречал обиженного им человека и, глядя ему в глаза, протягивал руку. На него непросто было обижаться. Он давил аргументами, Олеша, был поразительно эрудированным человеком.

Вот как об этом вспоминал Андрей Петрович Старостин (1906-1987). В то время он уже был известен всей стране как первоклассный футболист, однако не все знали, что он еще и пишет книги.

Любовь Юрия Карловича к футболу была известна всем его знакомым, поэтому мало кто удивился, что Старостин и Олеша быстро нашли общий язык. Встречаясь, они часами говорили о любимом виде спорта.

Андрей Петрович начал играть в футбол еще в 1922 году; выступал за московские клубы "Красная Пресня", "Спартак"... Как-то футболист не выдержал и поведал писателю свою "тайну": дескать, мечтает написать книгу о своих товарищах, о футболе. Юрий Олеша горячо поддержал будущего коллегу по перу.

Спустя годы, после изданий своих книг - "Большой футбол", "Повесть о футболе" - Старостин скажет об Олеше: "Общаясь с Юрием Карловичем в течение нескольких десятилетий, я перестал удивляться его познаниям в самых разнообразных областях жизнедеятельности людей. Мне приходилось слышать, как с астрономами он говорил о системах небесных тел, с врачами - о прогрессе медицины, с актерами - о формах и средствах наиболее глубокого раскрытия образа. И никогда он не выглядел дилетантом..."

А. Старостина поражала щедрость и гостеприимство Юрия Олеши. Когда у писателя водились деньги, то он не прятал их в кубышку, не сдавал в сберкассу. Андрей Петрович вспоминал: "Он не умел считать деньги. Кафе "Националь". Провести в присутствии Юрия Карловича вечер считало за счастье бесчисленное множество людей. Кафе - своеобразная "Ротонда", что на Монпарнасе в Париже".

Ю. Олеша издавался редко. Те, кто его хорошо знал, отмечают: он был взыскательным художником, много писавшим, но печатавшим только то, что он считал достойным публикации.

Правда, у Сергея Аполлинариевича Герасимова (1906-1985), известного режиссера, сценариста, драматурга, было другое мнение. Он считал, будто Юрий Олеша часто растрачивал время на богемную жизнь. Сергей Герасимов, в этой связи, припоминал: "Он приезжал в Одессу с намерением писать, но писал мало, потому что вокруг было столько друзей и искушений. Спуститься в ресторан (гостиницы "Лондонская" - И. М.), где уже играли Саксонский и Митник, где подавали вкуснейшие киевские котлеты, отличнейший крем "Марго" и яблоки в тесте, где можно было сидеть не торопясь в тот же час образовавшейся вокруг толпе собеседников и говорить, говорить, высыпая мысли, рассуждения, феноменальные догадки, или слушать людей, старые одесские рассказы, или спорить с москвичами, которых в летние месяцы всегда хватало в Одессе.

Он был интеллигентом наивысшего разбора. Все его богатство было в уме. Он расходовал это богатство совершенно безрассудно, как и должен его расходовать настоящий интеллигент..."

Когда Юрий Карлович приезжал в Одессу, каким-то образом об этом становилось известно многим одесситам. Автор этих строк несколько лет тому назад встречался с бывшей студенткой филологического факультета, которая училась в нем еще в середине 50-х годов прошлого столетия. Так вот, она вспоминала, что, будучи горячей поклонницей творчества Олеши и услыхав о его приезде, тут же бросала лекции и семинары и стремглав отправлялась в гостиницу "Лондонская". К счастью, филфак располагался в самом центре города, так что достичь заветного отеля можно было минут за пятнадцать - двадцать.

Такое внимание писателю льстило. У гостиницы собирались люди примерно его возраста. Кто-то принес с собой опусы собственного сочинения, рассчитывая на отзыв классика советской литературы. Кто-то ждал возможности просто пообщаться. Вспомнить Одессу Бабеля, поговорить о Багрицком. Среди толпы встречались несостоявшиеся творческие личности в надежде на дармовое угощение...

Олеша любил застолье и не столько, чтобы вкусно поесть и вдоволь выпить, сколько интересно побеседовать. В Москве, в кафе "Националь", у писателя был даже "свой" столик. Вечерами, а нередко и в дневные часы, здесь собирались писатели, поэты, журналисты, артисты... Юрий Карлович был счастлив друзьями.

В том респектабельном кафе, за столиком "у Олеши" можно было встретить Валентина Петровича Катаева (1897-1986), тогда еще начинающего писателя. Он работал над повестью "Белеет парус одинокий" (1936 г.) - одно из его наиболее одесских произведений.

Катаев, склонившись над черновыми заметками, читает присутствующим отрывок из будущей известной повести. Рядом примостился Вениамин Наумович Рискинд, уже ставший популярным благодаря своим песням, стихам, журнальным статьям. Его любил Бабель, с первой встречи оценивший талант молодого поэта-песенника. За "Олешинским столиком" сидел, ставший близким другом Юрия Карловича, Давид Григорьевич Гутман (1884-1946). Он снискал признание в театральных кругах столицы как блестящий режиссер, актер и общественный деятель. Гутман уже в 19 лет работал помощником режиссера в театрах Нижнего Новгорода, затем - режиссером в Харькове, Киеве и Одессе. Порой этот творческий квартет засиживался в кафе далеко за полночь. Юрий Карлович не только давал дельные советы, обсуждая работу своих друзей, но и внимательно прислушивался к их замечаниям, когда делился своими литературными находками.

Этот человек прожил большую жизнь, полную приключений, интересных встреч и творческих удач. Александр Михайлович Батров (1906-1990) - не просто уроженец Одессы, он жил родным городом и, даже пребывая вдали от него, сердцем и душой всегда оставался одесситом.

Он познакомился с Юрием Олешей, когда судьба столкнула его с "Коллективом поэтов". К тому времени Александр Батров познал жизнь, перепробовав различные специальности, стал моряком, но "заразился" литературой.

Олеша был старше Александра Михайловича и более опытным как поэт и прозаик. Они часто встречались, и не без влияния Юрия Карловича Батров начал писать рассказы, повести...

А. Батров в конце концов уехал из родного города, но когда он узнавал, что его друг и литературный наставник - Юрий Олеша - уезжал в Одессу, то часто, бросив свои "московские проблемы", следовал за ним. Позднее Александр Михайлович напишет: "..."Лондонская" гостиница, номер 8, на втором этаже... Порой я останавливался у него ночевать на диване и всякий раз просыпался от громкого крика:

"Юрий Олеша, Вам депеша!"

Это кричали бегущие к морю одесские пацаны, пропахшие вишнями, помидорами и соленой хамсой. Олеша бросался к окну, стараясь изо всех сил придать своему лицу свирепое выражение: "Сейчас я покажу вам депешу!" Но глаза Олеши сияли. Как только стихали за окном голоса ребят, автор "Трех Толстяков" добродушно смеялся, довольный этой игрой. Олеша ходил по нашему городу, как ходит садовник по своему саду..."

Исай Аркадьевич Рахтанов (Лейзерман) (1907-1979) - автор многих книг, посвященных воспоминаниям. В них рассказы о Маяковском, Багрицком... Исай Аркадьевич, конечно, знал и Юрия Олешу. Автор "Рассказов по памяти" (1966) отмечает то, что припоминают практически все писатели: Олеша был королем метафор. Рахтанов свидетельствует: "Конфликта со временем, с революцией у него не существовало. Что же было? Характер. И только характер; странная, противоречивая помесь короля с нищим. Причем король этот был не настоящий, не серьезный, а польский "круль". И нищий "театральный". Не было человека, знавшего его и не поддававшегося его очарованию, потому его талант всегда притягателен..."

"Три Толстяка" до краев набит метафорами. Он не думал стать детским писателем, но создал увлекательное по своей художественной силе произведение.

"Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на свете..." Так начинается эта романтическая сказка, сделавшая ее автора известным всей стране.

(Продолжение следует.)