Номер 09 (1303), 11.03.2016

ВНУК СТАЛИНА,
или "Не хочу спекулировать
на своем происхождении"

Шестьдесят лет назад, в феврале 1956 года, в Москве состоялся Двадцатый съезд КПСС. Событие, которое сделало этот съезд эпохальным, произошло в последний день его работы, 25 февраля. В этот день Н. С. Хрущёв выступил с закрытым докладом "О культе личности и его последствиях", который был посвящён осуждению культа личности И. В. Сталина. В связи с этим юбилеем мне показалось уместным рассказать о встрече с самым старшим из ныне живущих внуков Сталина.


Осенью 1989 года в Одессе проходил фестиваль, который, по замыслу его организаторов, должен был явить собою уникальный пример "концертной фантастики". Предполагалось, что в одно время и в одном месте соберутся все самые знаменитые экстрасенсы, предсказатели и проч., дабы вселить успокоение в души страждущих одесситов, наставить их на путь истинный, а заодно и несколько обогатить скудный городской бюджет. Ну а в помощь "звездочетам" и "звездопрорицателям" пригласили "звезд" эстрады, кино и театра практически с теми же целями - врачевания человеческих душ и пополнения статьи "доходы". Замышлялось небывалое событие. Вели переговоры с Кашпировским, убеждали Аллана Чумака, договорились с Сергеем Юрским, Анастасией Вертинской, "чудо-поэтом" Никой Турбиной... Но, как это часто бывает, добрые намерения остались "за кадром", а на поверхности царили неразбериха, неувязки и просто скандалы...

Чумак, правда, приехал и несколько дней заряжал набитый до отказа тысячный зал Дворца культуры политехнического института. Сказалось ли это на здоровье одесситов, трудно определить за неимением точной информации (достоверно знаю только одно; какая-то женщина привселюдно долго благодарила "кудесника" за то, что в течение двух сеансов он избавил ее от... климакса), но денег в кассе, а еще больше у спекулянтов, они оставили много. С Кашпировским же вообще случился форменный скандал. Билеты (и весьма дорогие) были проданы в мгновение ока: на черном рынке они шли по "сотенному" за сеанс, а сам целитель ехать в Одессу отказался да, говорят, и не слишком стремился. Долгое время над кассами висели плакатики: "Выступления А. Кашпировского переносятся. О времени будет сообщено дополнительно. Билеты действительны". Так, кажется, эти билеты "действительны" и по сей день...

Но лично мне "Фанкон" подарил встречу, которую в то время можно было считать истинно фантастической...

Я торопился на концерт, где, как объявлено, должна была выступать Анастасия Вертинская, которую хотелось расспросить о ее великом отце. Подбегая к зданию сельскохозяйственного института, в зале которого шел концерт, я столкнулся со своим приятелем-администратором, ожидавшим кого-то.

- Вертинская приехала? - на ходу спросил я.

- Нет! Можешь не торопиться.

Торопиться, действительно, было уже незачем, и я остановился потрепаться.

- А кто же все-таки добрался до Одессы? - спросил я.

- Абдулов, Пашутин, какой-то Бурдонский... - небрежно перечислил мой приятель.

- Что? - едва не заорал я, услышав последнюю фамилию. - Бурдонский приехал?!

- Да, а что тут такого? - удивился товарищ моей бурной реакции.

- Да ведь это же внук Сталина! - выпалил я и мигом бросился наверх.

Выступление уже подходило к концу, и ждать пришлось недолго. Я сразу выделил этого невысокого, спокойного, чуть напряженно державшегося человека: от шумной актерской братии он явно отличался, да и лицо не оставляло сомнений. Буквально за несколько дней до того один из журналистов опубликовал фотографии генерала Василия Сталина, и сходство поразило меня. Оставалось только подойти, представиться и договориться о встрече.

Имя Александра Бурдонского было известно достаточно давно. В московских театральных кругах он считался дельным, умным и мастеровитым режиссером, чьи постановки отличались хорошим профессиональным уровнем и достаточно охотно посещались зрителями. Может быть, режиссеру несколько не повезло с театром: Центральный Академический театр Советской Армии, где он работал и, кстати говоря, работает по сей день, не особенно котировался у театралов, хотя был, несомненно, намного лучше своей репутации. Я, во всяком случае, охотно ходил в этот театр, особенно если играли такие актеры, как В. Зельдин, Л. Касаткина, Н. Пастухов. Некоторую славу принесла А. Бурдонскому постановка "Дамы с камелиями": правда, больше говорили о том, что на сцену выводят живую лошадь, чем собственно о спектакле. Одним словом, Александр Бурдонский был известен, но, как принято говорить, лишь в "узких кругах широкой общественности".

"Перестройка" подняла целые пласты советской истории. При фантастическом интересе к фигуре Сталина, во многом ключевой для понимания истории страны, не могли обойти вниманием и скромного режиссера ЦАТСА. В этом смысле я был не одинок. И, наверное, как каждого журналиста, фантазия заставляла меня искать в тихом, спокойном мужчине с ненаигранно-интеллигентными манерами черты совершенно другого человека...

- Я понимаю вас, - улыбнулся Александр Васильевич Бурдонский. - Кинематографисты меня уже давно терзают: все хотят, чтобы я сыграл роль деда. Сергей Бондарчук приглашал в "Красные колокола", Владимир Наумов - в "Закон"...

- Вы отказывались?

- Да нет, не отказывался: неудобно. Просто невозможно это. Когда я приехал на пробы к Наумову, его ассистентка, увидев меня, даже руками всплеснула: "Да какой же вы Сталин?! Вы - добрый!.. И все-таки никуда не уйти от своего родства..."

- Как вы относитесь к своему происхождению?

- Не могу же я от него открещиваться, да и не собираюсь. Предков себе не выбираешь...

- Говорят, дед вас любил?

- Да (Иронически.), приходилось слышать и даже читать письма, авторы которых утверждали, что были очевидцами, как я засыпал на ласковых дедушкиных руках... Что можно сказать? Я родился в 1941 году: сами понимаете, было не до внуков. К тому же этот человек теплых родственных чувств ни к кому из родни не питал, что подтверждает судьба Аллилуевых...

- Но хоть видели его вблизи?

- Раза два видел на трибуне Мавзолея во время парада. А последняя наша встреча произошла на его похоронах...

- Когда вы стали Бурдонским?

- Мне было четыре года, когда нас разлучили с матерью. Отец забрал нас с сестрой к себе и матери не хотел отдавать. Лишь через восемь лет нас вернули ей. Тогда я носил фамилию мачехи. А когда получил паспорт, взял мамину фамилию. Фамилию деда никогда не стремился носить.

- Не секрет, что родственникам "сильных мира сего" сама фамилия "пробивает" дорогу в жизни. Помогла ли вам родственная близость?

- Моя семья сильно отличается от родственников Брежнева. Детство мое было трудным, юность прошла нелегко: учтите, в 1953-м умирает дед, а в 1954-м арестовывают отца. Наверное, он был не без греха, но этот арест был явной местью за родство.

К своему великому счастью, я встретил в жизни немало в высшей степени порядочных и интеллигентных людей, которым была важна моя личность, а не мое происхождение. С детства я грезил театром и поступил в театральный вуз, к Марии Осиповне Кнебель. Мария Осиповна была прекрасным театральным педагогом и, помимо того, глубоким, добрым человеком. И - человеком трагичной доли. Ее семье довелось испытать на себе и "вихри враждебные" 1917 года, и ужасы 1937-го. Уже в пятидесятых ее, яркую актрису, одаренного режиссера, соратницу Станиславского и Немировича-Данченко - уволили из МХАТа, по существу, выгнали... Но у нее хватило такта, сердца, души, чтобы оценивать меня по способностям, а не по анкетным данным.

- Повлиял ли на вашу жизнь ХХ съезд? В вас внутренне что-то изменилось?

- Я всегда определенным образом относился к своему родству, и Постановление о "культе личности" решительно перекроить меня как человека не могло. Перекроило оно других людей, порою - до неузнаваемости. Помню, как после съезда у нас подолгу молчал телефон: то ли считали нас арестованными, то ли связываться не хотели с "изгоями"... Но, повторяю, к счастью, на моем пути оказалось немало отзывчивых, порядочных людей. Как ни странно это прозвучит сейчас, нашлись они и на "верхних этажах".

- А в непосредственном общении со сверстниками, с педагогами вы почувствовали какое-то изменение в отношении к себе?

- Ребята - вообще народ демократичный, к тому же я никогда себя никому не противопоставлял, так что повода для конфликтов просто не было. Учителя, в общем-то, тоже не изменили отношения, хотя из школы, где мы с сестрой учились, нам пришлось уйти. Уж больно ретивой оказалась директриса...

Помню, классе в пятом, нас повели в театр. После спектакля я проявил джентльменство, подав в гардеробе пальто девочке, с которой сидел рядом. И вот после этого вызвали в школу наших родственников и принялись объяснять, что, мол, у нас "недетские отношения". Родители пытались объяснить, что если дети мало-мальски прилично воспитаны, так этому нужно только радоваться, но это не помогло. Кончилось тем, что сами учителя посоветовали матери забрать нас из этой школы.

- Как вы относитесь к Хрущеву?

- Скорее хорошо... Человек он был, в общем, неплохой, а дурное в его характере - от недостатка культуры. Между прочим, он был дружен с семьей Аллилуевых, поскольку учился вместе с моей бабушкой - Надеждой Сергеевной Аллилуевой - в Комакадемии. Примечательный штрих: Хрущев в свое время был ярым троцкистом и какое-то время ему пришлось скрываться у Надежды Сергеевны. То есть, в квартире Сталина. Сталин, разумеется, об этом ничего не знал...

К Хрущеву, повторяю, я отношусь хорошо. То, что он сделал хорошего, - незабываемо.

- Претерпело ли изменение ваше отношение к Сталину после потока публикаций последних лет?

- Не могу сказать, чтобы эти публикации меня слишком уж удивили. Удивляюсь разве что позиции, которую занимают порою некоторые бывшие работники аппарата: дескать, они ничего не знали... Что это - наивность? Скорее, так выгодно утверждать: ничего не знал, а посему чист, как ангел...

И все же мне кажется, что чересчур мы персонифицируем исторические явления. Я понимаю, что сейчас такое время, еще жива боль, еще ноют раны многих тысяч людей, и потому все попадает в "копилку" Сталина. Но пора отдавать себе отчет, что сталинизм появился раньше Сталина и подчинил его себе. Пора взглянуть на вещи трезво и осмысленно.

Пока что появилось громадное количество "фантазий на тему", причем этим, с позволения сказать, жанром грешат порою и серьезные люди. Взять хотя бы нашумевшую статью А. Антонова-Овсеенко "Театр Иосифа Сталина". Там есть любопытные, парадоксальные вещи, но много и из вышеназванного жанра. Я это вижу лучше других, поскольку слышал множество фантазий о Сталине: о его чудачествах, о его жестокости, чаще всего - на уровне злого анекдота. Сейчас такие фантазии начинают переносить на страницы прессы. Остается только надеяться, что "горячая волна" рано или поздно схлынет, и начнет постепенно выкристаллизовываться истина.

- Простите, а не получается ли так, что подспудно вы пытаетесь отбелить Сталина?

- Прежде всего я пытаюсь понять истину! Ибо такой уж я человек - не могу не думать. Да и профессия режиссера располагает к размышлению...

А по поводу "защиты" Сталина... После "Взгляда" я получил массу писем, среди которых были и такие, где авторы требовали от меня защиты деда, защиты сталинизма. Но подавляющее большинство писем написано с пониманием того, что я имею право говорить то, что говорю...

- Сейчас появилось - особенно в провинции - немало спектаклей, где по сцене расхаживает человек во френче, с усами, держа в руках трубку... Как вы к этому относитесь?

- Недавно в Москве проходила выставка проектов памятника жертвам репрессий. Там меня совершенно сразил один проект: гигантская фигура Сталина, который топчет... ангелов с лицами Троцкого, Бухарина, Рыкова... Вот вам и ответ на ваш вопрос.

Такой - лобовой - подход к подлинному искусству отношения не имеет. Хочу еще раз сказать: необходим немалый исторический срок, чтобы взглянуть на трагические события тех лет уравновешенно и мудро. Один ловкий драматург сочинил недавно пьесу "Иосиф и Надежда" (о Сталине и Аллилуевой), не имея ни малейшего представления о реальных событиях, но пытается всячески протащить ее на московскую сцену. Вот где противно!

- А вам не хотелось бы поставить спектакль о Сталине?

- Нет! Нет!

С моей стороны это выглядело бы конъюнктурой. Не надо мне этого делать - неинтеллигентно...

Мне вот недавно предложили поставить две или три программы под эгидой "Мемориала", обещав весьма солидную сумму. Я поинтересовался замыслом. А он таков: выступает, скажем, Карякин, а следом выходит Пугачева. Далее идет рассказ о лагерях, затем поёт "Бригада С". Я сперва удивился: почему именно мне предлагают ставить такой "слоеный пирог", да еще со столь щедрой оплатой. Оказалось: если я буду постановщиком, программу купят западные страны. Я отказался, хотя живу, как и большинство людей, на зарплату, а деньги вовсе не помешали бы. Но не хочу спекулировать на своем происхождении...

Беседу вел Александр ГАЛЯС.