Номер 51 (796), 30.12.2005

ПРАВОСУДИЕ ЧЕРЕЗ ЗАДНИЦУ: ТОКОМ И ДУБИНКОЙ?

(Окончание. Начало в №№ 48 и 50.)

Во второй явке с повинной события развивались уже якобы 11 декабря. Вот выдержки из этого документа:

"В одной из комнат мы сели напротив друг друга. Я в кресле, она – на диване, и беседовали на протяжении 15-20 минут, после чего Валина в повышенном тоне, встав с дивана, стала рассказывать о достатке её жизни и о никчемности и несостоявшести моей жизни. В результате чего я поднялся и нанёс ей удар головой в лицо, от чего последняя упала. Затем я взял лежащий в прихожей в углу молоток и, вернувшись в комнату к пытающейся подняться с пола Валине, нанес ей два удара молотком по голове, от чего последняя потеряла сознание.

Затем я стал искать деньги. /.../ Открыв верхнюю шухлядку тумбочки, я обнаружил деньги в сумме 400 долларов США и 160 гривен, которые я взял правой рукой и положил в правый наружный передний карман брюк. (Следствие, оно точность любит! – Б.Ш.)

Затем я собирался уйти, но в этот момент Валина пришла в сознание и стала говорить что-то в мой адрес ("Что-то"! Чуть позднее Артюшенко "вспомнит", что женщина с проломленной головой, сломанной скулой и челюстью стала угрожать ему разоблачением! – Б.Ш.)". Испугавшись возмездия, пишет далее Артюшенко, он взял на кухне нож и добил жертву. Потом тщательно вымыл нож и оставил его в кухне, на столе.

Зачем, имея в руках молоток, идти искать нож? И почему молоток преступник выносит из квартиры и выбрасывает, а нож, тщательно вымыв, оставляет на кухонном столе?!

СОГЛАШАЙСЯ НА "ДЕСЯТКУ"

Фразу "Ни слова больше без адвоката" можете приберечь для кино, а лучше – для цирка. Если ещё в Ковеле Артюшенко, не зная, что его подозревают в убийстве, пытался воспользоваться услугами адвоката, то можете себе представить, что теперь в Одессе он от адвоката откажется? Здесь отказ от адвоката на первых двух сутках общения с сотрудниками правоохранительных органов из него выбили (закон даёт такую лазейку: не выбивать – отказываться), а дальше – дело-то уже сделано.

Как осуществлял защиту назначенный следствием адвокат? Им дали возможность пообщаться несколько минут наедине.

— Я не убивал женщину, – говорит Артюшенко, – признание из меня выбили.

— Соглашайся с тем, что они требуют, и получишь не больше десятки, – посоветовал адвокат.

Вот и вся защита. Нет, не вся: чуть ниже вы увидите, какова была адвокатская "активность" во время очень важного следственного действия – воспроизведения обстановки и обстоятельств совершения преступления.

Во время первого допроса следователем прокуратуры Д. Подрезовым с применением видеозаписи Артюшенко роняет фразу о том, что, мол, в Ковеле он собирался идти к оперативникам во всём признаваться.

Если бы это было правдой, то что мешало ему написать явку с повинной ещё в Ковеле?!

Скажете, что убийство совершено в Одессе, и какое, мол, дело до него ковельским милиционерам, у которых своих забот хватает? Тогда вы не знаете милицейской специфики. Кто же откажется раскрыть преступление, где бы оно ни было совершено, не прилагая к этому никаких усилий?! (Представляете: в Ковеле, условно говоря, совершено за год десять убийств, а раскрыли доблестные ковельские сыщики одиннадцать!) Но никаких явок Артюшенко писать в Ковеле не собирался, как, впрочем, и в Одессе.

Однако не забывайте, что на носу был Новый год, а встречать его принято трудовыми свершениями, которые вполне могут быть отмечены премиями и другими поощрениями. Почему же работники милиции и прокуратуры должны быть исключением? Потому и завершать год декабрьским "глухарём" не хотелось и его принялись во что бы то ни стало раскрывать. Любыми методами. Истина не интересовала уже никого.

В суде оперативник подтвердил, что у него был ПРИКАЗ РУКОВОДСТВА ВЗЯТЬ С АРТЮШЕНКО ЯВКУ С ПОВИННОЙ.

Поняли? ПРИ-КАЗ! А мы тут с вами сопли размазываем...

НОЖ, ЯВИВШИЙСЯ ИЗ ВОЗДУХА

(ДЛЯ НАДЁЖНОСТИ – ДАЖЕ ДВА)

Вечером 28 декабря 2004 года организуется выезд на место преступления. Во дворе стоят две женщины. Одна из них пытается обратить внимание следователя, что хорошо бы закрыть форточку в квартире покойной (чуть ниже крыша, с которой легко можно залезть в квартиру.— Б.Ш.). Следователь пшикает (словесно) на неё и предлагает не мешать.

Напрасно, женщина дело говорит. Да и вот же вам живые понятые, с которыми всегда напряжёнка!

Но понятые следователю без надобности, у него есть свои, "профессиональные" понятые, беспристрастные свидетели следственных действий – студенты-юристы, проходящие практику в прокуратуре! То бишь лица, ну совершенно от следователя не зависимые и ни в чём плохом не заинтересованные, как того и требует закон. Заодно и уроки профессионального мастерства от молодого следователя получат. Или – циничного попрания человеческих прав и законов своего государства?

Участники воспроизведения подходят к квартире (там две двери – сначала металлическая, потом деревянная) Следователь обращает внимание всех на то, что двери не заперты из-за того, что замки взламывались 21 декабря (а кто, кроме следователя должен был принять меры, чтобы двери надёжно заперли на замок? – Б.Ш.) Но целостность бумажек, которыми опечатывались двери, мол, сохранена. При этом мы видим, как свободному открыванию первой двери совершенно не мешают остатки бумажки, наклеенной на косяке. Вторая дверь действительно держится на заклеенной бумажке (таких можно было за прошедшую неделю десять наклеить). Следователь срывает её и быстро комкает с глаз долой (будь стакан воды под рукой, чтобы запить, наверное, проглотил бы её, как Вицин, продающий билетики в "Кавказской пленнице").

В ходе воспроизведения на кухне подозреваемый Артюшенко показывает рукой на стол, куда положил отмытый от крови нож, которым якобы добил свою жертву. И...

Вы удивительно догадливы, уважаемый читатель. Сейчас участники воспроизведения должны зафиксировать обнаружение на столе ножа, которым совершалось убийство. И как же его не заметили 21 декабря при многочасовом и многолюдном осмотре квартиры, где совершилось убийство (ведь ни ножи, ни другие возможные орудия преступления не изымались)?

Но что это? НОЖА НА СТОЛЕ НЕТ!

Вы ждёте недоуменных вопросов следователя подозреваемому?

Вы уже слышите, как адвокат, вошедший в защитный раж, жестко требует от следствия зафиксировать отсутствие на столе и в кухне вообще орудия убийства?

Увы... Наивные мы с вами люди. Адвокату это вообще не надо, и за всё время своего двухдневного участия в следственных действиях, он слова не проронил. Следователь же тем более быстренько проскочил этот момент. И пытливые юристы-понятые не удивились. Конечно, будь на месте их всех какая-то старушка-соседка, она бы, пытаясь разглядеть подслеповатыми глазами несуществующий нож на столе и напрягая увядающий мозг, спросила бы шамкающим ртом: "Где он?" Но у нас-то, как видим, профессионалы своего дела работают.

На следующий день 29 декабря в Одессу приезжает Галина Алексеевна, мама Артюшенко. Она заключает договор с адвокатом С. Волошиной. Воодушевлённый поддержкой Александр Артюшенко сразу же отказывается от своих выбитых признаний в убийстве и больше уже своих показаний – "не убивал, никакого отношения к преступлению не имею" – кардинально менять не будет.

Но пока руководитель следственной бригады прокуратуры Д. Подрезов занимался свалившимися на него новым адвокатом и мамой Артюшенко, кого-то за ночь осенило, что хорошо бы всё же вещдок – орудие убийства – заиметь. И член бригады следователь прокуратуры Н. Ткаченко (который позднее завершал расследование этого дела) проводит важное следственное действие, во всяком случае, протокол дополнительного осмотра места происшествия "в присутствии двух понятых" на свет появляется. (Обязательного постановления о проведении дополнительного осмотра в деле нет.)

Догадались? Правильно. Но не на столе.

"При дополнительном осмотре кухни возле умывальника в керамической вазе наряду с другими столовыми приборами, обнаружено два кухонных ножа с деревянными ручками".

Наутро в прокуратуре ножи – они почти не отличаются друг от друга, и у вас в квартире пара-тройка таких есть – осмотрят и на одном из них найдут бурое пятно.

Ножи отправят на экспертизу. Пятен крови на них не окажется. Но экспертиза определит, что смертельные ранения могли быть нанесены одним из этих ножей.

А почему одним ножом, но не другим? Либо ещё сотнями им подобных? Так мы и без экспертизы знаем, что кухонные ножи для того и созданы, чтобы с их помощью ближнего жизни лишать.

ЗАЩИТА СЧИТАЕТ: "ФАЛЬСИФИКАЦИЯ!"

Помните, что с места происшествия были изъяты девять "пальцев"? 22 декабря следователь Д. Подрезов назначает дактилоскопическую экспертизу, где просит эксперта определить, пригодны ли отпечатки для идентификации, принадлежат ли В. Разводовской либо ей и другому (другим) лицу.

Эксперт ПРИСТУПАЕТ К РАБОТЕ ТОЛЬКО 27 ДЕКАБРЯ, причём проводит не исследование, экспертизу, а фактически только пишет справку. При этом эксперта официально не предупреждают о возможной уголовной ответственности (это обязательное требование закона, и далеко не формальность). Вывод таков: три отпечатка к идентификации не пригодны, пять принадлежат покойной В. Разводовской и один – на створке шкафа оставлен средним пальцем А. Артюшенко.

В общем-то такой вывод для Артюшенко ничего страшного не представлял, так как подозреваемый не скрывал, что в последний раз был в квартире 24-го или 25 ноября; а эксперт в суде потом подтвердил, что "пальцы" могли оставаться в течение месяца.

Но защита утверждает, и весьма аргументировано, что "палец" Артюшенко сфальсифицирован.

ПОЧЕМУ НЕ ПРОВОДИЛАСЬ ДАКТИЛОСКОПИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА 22-26 ДЕКАБРЯ? Сделали её только 27-го, когда уже можно было "манипулировать" с появившимся Артюшенко.

В суде оба понятых, которые ставили свои подписи на конверте с отпечатками, изъятыми 21 декабря, УКАЗАЛИ НА ОДНУ И ТУ ЖЕ ПОДПИСЬ КАК НА СВОЮ! А как вам нравится, что понятой в то же время исполнял обязанности помощника следователя?!

* * *

На протяжении всего расследования следствие постоянно меняло дату совершения преступления – то 11-го, то 12 декабря.

Помощь следствию со стороны судебно-медицинского эксперта попросту умиляет.

Дала эксперт заключение, что смерть наступила НИКАК НЕ РАНЬШЕ 14 ДЕКАБРЯ.

Но у следствия появилось алиби Артюшенко о том, что 14 декабря он был в Ковеле.

Тогда следователь назначает экспертизу, где среди множества ненужных ему, уже давно выясненных вопросов, вновь спрашивает: "Когда наступила смерть?" И уточняет свой вопрос: "Могла ли она наступить 11 декабря?"

Мы помним, как в "Евгении Онегине" Пушкин после "морозы" кидает читателю шаблонную рифму "розы". Но эксперту ближе наше одесское: "Вы хочете песен? Их есть у меня".

Тебе надо 11-е? И та же эксперт, которая дальней датой определяла 14 декабря, ничтоже сумняшеся пишет, что смерть могла наступить 11 декабря!

* * *

— Во время судебного заседания, – рассказывает Галина Алексеевна Артюшенко, мама подсудимого и его официальная защитница, – свидетельница Хаблюк, опекаемая сотрудниками правоохранительных органов, через год "вдруг вспомнила", что 12 декабря, то есть за считанные минуты или за часы до времени предполагаемого убийства, Разводовская ей якобы сказала по телефону, что больше разговаривать не может, спешит, так как к ней сейчас должен прийти по поводу ремонта Саша, который уже в бригаде не работает. И на таких грубейших фальсификациях построено всё дело.

23 ДЕКАБРЯ СУД ПРИГОВОРИЛ АЛЕКСАНДРА АРТЮШЕНКО К ТРИНАДЦАТИ ГОДАМ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ.

Борис ШТЕЙНБЕРГ.

P.S. В одном из ближайших номеров нашей газеты в новом году вы узнаете о вопиющей несправедливости этого приговора. Узнаете о том, как Президент Украины Виктор Андреевич Ющенко пытался на начальном этапе расследования справедливость восстановить, но одесские "правоохоронц_" на стремление Президента и указания Генеральной прокуратуры заби.., извините, забыли среагировать.