Номер 37 (1381), 6.10.2017

И. Михайлов

ПРИЗНАНИЕ БЫВШЕГО АГЕНТА АБВЕРА

(Продолжение. Начало в №№ 22-36.)

* * *

Зиберт не спешил раскрывать все карты предстоящей игры, затеянной Абвером. Может быть, он все еще в чем-то сомневается, а возможно, просто сидит на парковой лавочке как обычный обыватель.


Я чувствовал, что Зиберт уготовил мне очень интересную и важную роль. "Главное, - думал я, - чтобы он не усомнился в моих способностях". Я уже забыл, как еще совсем недавно клял судьбу разведчика, как готов был бежать от чудовищной действительности... Все это происходило со мной в минуты отчаяния.

Сейчас я готов к выполнению любого задания. Вот таким, - господин профессор, - я был импульсивным молодым человеком. Для сотрудника Абвера не самая лучшая черта. Эмоции часто мешают, их надо научиться скрывать. Но, черт возьми, у меня не получалось, и я искренне боялся, что Гельмут, зная о моем поведении в Варшаве и Галиции, перестанет со мной возиться. Я ждал.

"Итак, Питер, - начал Зиберт, - тебе предстоит отправиться, - и тут он снова сделал паузу и даже как будто улыбнулся, - отправиться к твоим любимым евреям".

Я порядком смутился, все еще совершенно не догадываясь, о чем речь. Зиберт старался не замечать моего волнения. "Работать начнешь в Палестине!" "В Палестине!?" - вырвалось у меня, и я почувствовал, как краснею. Тактичный Зиберт не стал смотреть на меня, а повернул голову в сторону парковой аллеи, где дикие голуби выясняли между собой отношения.

Палестина! Я слышал о Святой земле с раннего детства, когда в доме моего украинского деда меня учили молитве. Потом гимназия, где я дерусь вместе с молодежной сионистской организацией с фашиствующими поляками, а потом ребята из "Бейтара" учили меня песням, созданным переселенцами Галилеи... Уже в Берлине, накануне прихода Гитлера к власти, группы сионистской молодежи из той же Польши, Англии и Франции буквально уговаривали евреев покинуть Германию, пока не поздно. Но их не слушали.

Затем я много раз слышал рассказы о поселенцах в "стране Израиля" от незабвенного дяди Зюзи. Он говорил и плакал, как будто предчувствовал страшную беду...

Я все еще плохо понимал, что происходит. Я только недавно был в Варшаве, затем Галиция и ее столица Львов; оказался свидетелем гибели многих людей, видел все "прелести" немецкой оккупации и вдруг... Может, Гельмут шутит, хотя и для розыгрыша это слишком смело.

"Я долго размышлял, - продолжил Зиберт, - прежде чем предложить Канарису твою кандидатуру. Я ему подробно рассказал о тебе, прежде чем он познакомился с твоим личным делом.

Операция "Самсон" нужна не только Канарису и мне, она необходима Германии, может быть, не только ей. Гитлер затеял опасную для фатерланда войну с Россией. Воевать на два фронта? Очень рискованная затея. Боюсь, что фюрер и его генералы недооценивают русских. Сталина поддержат США и другие страны. Скажу тебе откровенно: не все в Абвере и даже в Генштабе одобряют Гитлера, но немецкий характер вынуждает их молчать.

А теперь, Питер, идем ко мне в кабинет, где я подробно ознакомлю тебя с планом операции. Да, я еще должен сказать: ее название сначала удивило Канариса, но затем, подумав, он согласился. С детства я хорошо знал Библию. Самсон - герой, который прославился своими подвигами в борьбе евреев с филистимлянами. Операция предстоит сложная и рискованная. Но события происходят на Земле пророков и ветхозаветных героев, а противостоять придется... Впрочем, об этом позже".

* * *

Интерес Германии к Ближнему Востоку возник задолго до начала Второй мировой войны. Берлин присматривался к этому важному региону еще в то время, когда он находился в составе Османской империи. Тогда отношения между Германией и Турцией переживали подлинный Ренессанс.

Став союзницей Германии в Первой мировой войне, Османская империя подписала себе смертный приговор. Уже в 1917 г. британские войска начали масштабное наступление в Палестине, а уже через год Османская империя прекратила свое существование, утратив огромные территории, разделенные между Англией и Францией.

Еврейское население Палестины с радостью встретило англичан, рассматривая их как освободителей, готовых, согласно Декларации Бальфура, содействовать образованию "национального очага" на земле своих предков. Поверженная Германия лишилась возможности влиять на события в этом регионе. Но с приходом Гитлера к власти в Германии вновь усилился интерес к Ближнему Востоку и Северной Африке. Причин тому немало, но надо принять во внимание, что в Берлине рассматривали Францию и Англию как враждебные Рейху государства, вынудившие Германию подписать унизительные условия Версальского договора.

Уже с 1933 г. германская военная разведка начала активное наступление на Ближний Восток. Использовалось все: и наличие немецкой диаспоры в Палестине, и исключительно враждебное отношение к Англии и евреям со стороны арабских радикалов во главе с муфтием Иерусалима аль-Хусейни. Последний, кстати сказать, совершил паломничество в Берлин, чтобы поклониться своему кумиру - Гитлеру. Кроме того, можно было за деньги завербовать священнослужителей различных конфессий, а также продажных английских военнослужащих.

10 июля 1940 г. Италия - союзница Германии - объявила войну Британскому содружеству, и ее самолеты бомбили города Палестины. Немецкие войска в то же самое время рвались к Суэцкому каналу. Жители Палестины в большой тревоге. Конечно, британцы сосредоточили на Ближнем Востоке огромные сухопутные силы, военно-морской и военно-воздушный флот. Шла активная мобилизация евреев Палестины в английскую армию.

Вот тогда у Канариса возник коварный план: взорвать Палестину изнутри; открыть второй фронт против англичан, используя не только арабов, но также тех евреев-сионистов, которые продолжали рассматривать Британию как врага, хотя большинство еврейских группировок объявило перемирие на время войны с Германией.

Моя задача в Палестине не ограничивалась только активизацией агентурной деятельности Абвера, изрядно потрепанной британской контрразведкой, но главное - суметь убедить наиболее непримиримых сионистов возобновить вооруженную борьбу против английского присутствия на их исторической родине.

Однако моя "заброска" в Палестину обставлялась, согласно плану Зиберта, весьма необычно. Я должен был вновь вернуться в Варшаву, где было создано огромное гетто. Мне предстояло вывезти оттуда нескольких евреев, выступив в роли "противника оккупационного режима". А дальше - через румынский порт Констанцу - я с группой спасенных евреев прибываю в Палестину и сдаюсь английским властям.

План казался мне невероятным. Но по мере объяснения его деталей Зибертом я понял, что идея вполне логична и имеет под собой основания.

* * *

В начале августа 1941 г. я приехал в Варшаву. Столица Польши еще больше изменилась. Несмотря на погожие дни, на улицах было мало горожан.

С октября 1940 г. все евреи Варшавы, а это почти 37% населения польской столицы, сгонялись в специально отведенный район площади примерно 4,5% от всей территории города. Таким образом в гетто были заключены более 440 тыс. человек. В полуразрушенных домах оказались сотни семей; многим не хватало места в этих помещениях, и они оказались на улицах гетто. Начался голод; инфекционные болезни каждый день уносили сотни жизней. Однако оккупационные власти считали, будто евреи слишком медленно умирают.

Ежедневно из Варшавы стали уходить "поезда смерти", направлявшиеся в Освенцим, где несчастных людей травили газом, а затем трупы сжигали в гигантских печах.

Еще по пути в Варшаву я решил непременно отыскать семью дяди Зюзи и вывезти ее из страшного гетто. Снабженный необходимыми документами, я без труда получил разрешение на посещение гетто.

Мне и сегодня, спустя столько лет, трудно и больно рассказывать о том, что я увидел и пережил, пребывая некоторое время за высокой стеной, отделявшей гетто от остальной Варшавы.

Я увидел маленьких детей до такой степени истощенных, что они не могли ходить, а только лежали на улице под палящим солнцем. А мимо проходили обессиленные люди, словно тени, не смевшие взглянуть на эту страшную картину.

Я выразительно посмотрел на сопровождавшего меня немецкого офицера, который равнодушно заметил: "Их так много, что не успеваем вывозить в Аушвиц. Вот и валяются на улице".

Я угостил эсэсовского офицера коньяком и шоколадом и попросил его о содействии в розыске семьи Зигмунда Каца. Немец взял угощение, но не помог, заявив, что "в списках не значится", однако позволил пообщаться с "еврейской администрацией" гетто. Они должны были иметь полные списки обитателей гетто. В действительности каждый день на его улицы привозили евреев из других городов и местечек Польши, поэтому иметь точные сведения о "жильцах" не представлялось возможным.

Я уже намеревался отобрать нескольких человек для проведения операции, но помог случай. Узнав, кого я разыскиваю, один из членов Совета гетто предположил, что дядя Зюзя работает поваром в столовой охраны. О высоком профессионализме известного ресторатора в Варшаве знали многие. Для работы надзирателями, палачами и охранниками немецкие власти пользовались услугами украинских и литовских добровольцев, причем интересно заметить: оккупанты такую деятельность в гетто этническим полякам не доверяли.

Столовая для нацистских прислужников располагалась в небольшом доме у самой стены. У дежурного я узнал, что дядя Зюзя действительно работает в этом заведении. Когда открывали столовую, один из охранников, ранее посещавших Украинский дом и знакомый с рестораном, который содержал дядя Зюзя, посоветовал взять его на должность главного повара.

Он меня сразу узнал, а вот я долго вглядывался в его измученное лицо, совершенно седые волосы и поблекшие глаза, когда-то живые и выразительные. Дядя Зюзя вместо приветствия горько заплакал. Вскоре я узнал, что умерла его жена, а вслед за ней - их младший сын. Остальные члены семьи во главе с дядей Зюзей ютились в сыром подвале в одном из домов на территории гетто.

Я сказал дяде Зюзе, что намереваюсь спасти его и детей от неминуемой гибели. Видимо, он не сразу понял, о чем речь...

Я не буду рассказывать о том, как отнесся дядя Зюзя к моим словам. Да это и не так важно.

Вечером мы - кроме дяди Зюзи и его четверых детей, были освобождены его теща и тесть - сели в машину. Спасенная мной еврейская семья расположилась в грузовом отсеке большого автомобиля. Я сел рядом с шофером, и мы направились на юг, к той части Украины, которая входила в состав Румынии.

Путь предстоял долгий и трудный. По дороге мы делали короткие остановки для отдыха. Нас редко останавливали. Проверяли мои документы; пассажиров патруль мало интересовал. Удостоверение офицера Абвера в то время что-то значило...

Следует сказать еще об одном важном обстоятельстве этой операции. В Румынии почти легально действовала американская еврейская организация, основанная Генриеттой Сольд. Ее деятели были известны и в Германии, поскольку еще с 1933 года они работали среди евреев рейха, пытаясь вывезти как можно больше людей. Когда началась Вторая мировая война, румынские власти, скорее всего, за немалые деньги закрывали глаза на активность сионистских организаций. Их целью был также вывоз в Палестину еврейской молодежи.

Разрабатывая операцию "Самсон", Гельмут Зиберт через агентуру Абвера в Румынии связался с активистами ряда организаций, таких, как "Джойнт", "Бейтар", деятелями Генриетты Сольд. Им обещали определенное содействие германской военной разведки, если они, в свою очередь, помогут мне наладить работу в подмандатной Палестине. Я был почти уверен, что кто-то сотрудничал также с английскими спецслужбами, поэтому предложение Абвера для британцев не стало секретом.

Перед отъездом в Варшаву Гельмут сообщил мне адрес связного, который обязался содействовать в Констанце. Это был этнический немец, живший в Румынии и прекрасно знавший местные порядки. Звали его Рудольф Вайс. Он был почти моим ровесником, учился в Бухарестском университете, и, видимо, тогда был завербован Абвером.

В Бухаресте было душно, грязно и шумно. Горожане громко разговаривали, обсуждая последние новости. Румыния воевала против СССР. В городе много патрулей. Нас часто останавливали, завидя немецкую грузопассажирскую машину, но в отличие от немцев, румыны лезли в каждую щель, щупали наши чемоданы и вещевые мешки. Проверяя мои документы, они вежливо улыбались, но всем своим видом показывали: бумаги - это хорошо... Я знал их нравы и каждому офицеру протягивал несколько марок. Румын быстро прятал деньги и желал счастливого пути... Мы же направлялись к черноморскому городу.

(Продолжение следует.)