Номер 48 (1293), 18.12.2015
(Окончание. Начало в №№ 37-47.)
...Небольшой, но уютный зал ресторана Отона был полон. Говорливые и обжорливые посетители ждали сюрприза. Публика порядком хмелела и неохотно раскошеливалась, но обещанного удовольствия все не было. Стали поговаривать, будто хитрый француз дурачит доверчивых завсегдатаев.
Кто-то решил, что надо на сей счет спросить Пушкина, уже битый час сидевшего за бутылкой шампанского. Феофан Иванович, учитель греческого языка в гимназии и большой почитатель заведения Отона, нестойкой походкой направился к столику, за которым поэт коротал время. Александр Сергеевич знал этого педагога и приветливо кивнул ему, но на его вопрос лишь недоуменно пожал плечами.
Возмущенные гости Отона намеривались идти с тем же вопросом лично к ресторатору, как дверь зала отворилась, и все увидели почтенного одесского француза. Рядом с ним стоял, как торжественно объявил ликующий Отон, "известнейший угадатель и правдивый предсказатель" Макс Гартман.
Что и говорить: получилось очень эффектно. Кто мог подумать? Многие слышали об этом человеке, о нем писала европейская пресса, но кто решился бы представить себе, что каббалист собственной персоной появится в Одессе. Хотя, с другой стороны, все, что невозможно в другом городе необъятной Империи, в Одессе случается.
Правда, стоит напомнить: в Южной Пальмире жили женщины, овладевшие мыслями, чувствами и желаниями Макса Гартмана. Но не только сердечная тоска привела этого человека к черноморским берегам...
И вновь - разочарование. Посетители ресторана рассчитывали, что "сюрприз" прямо в зале примется "творить чудеса". Но Гартман, мило улыбаясь, стал любезно раскланиваться, потом внезапно удалился.
Феофан Иванович, будучи в приличном подпитии, начал ругаться, словно извозчик с Пересыпи, его дружно поддержали остальные гуляки; только Пушкин, узрев каббалиста, еще сильнее помрачнел.
На следующий день Александр Сергеевич, едва одевшись, поспешил к Отону. Хозяин собственного дома занимал две небольшие комнаты, скромно обставленные.
Увидев Пушкина, Отон искренне обрадовался: "Вас ждут". Ждал поэта все тот же Гартман. Некоторое время они бесцеремонно друг друга разглядывали. Первым молчание нарушил австриец: "Много лет тому назад великий Баал-Шем-Тов предсказал Ваше появление..."
"А что скажете Вы, герр Гартман?" - запальчиво спросил Пушкин, не дав каббалисту закончить фразу. "Молодому человеку не терпится узнать, не так ли?" - с улыбкой констатировал предсказатель очевидный факт.
Австриец указал на кресло, и, когда они удобно расположились, Макс, отбросив притворную любезность, заявил: "Так знайте: Ваше назойливое ухаживание за Каролиной не имеет взаимности. Обратите Ваш пылкий взор на другую полячку, месье Пушкин, графиня Воронцова Вас лучше поймет и оценит".
"И еще, - Гартман посмотрел по сторонам, будто опасался, что в комнате пребывает посторонний, - Елизавета Ксаверьевна получила в дар перстень, имеющий наш знак. Если сия вещь окажется у Вас, она принесет Вам счастье и славу. Но, как часто случается на этом бренном свете, обладатели такой радости живут недолго".
После этих слов Гартман встал, дав понять, что разговор окончен. Пушкин еще какое-то время оставался сидеть в комнате, глубоко задумавшись...
В тот вечер граф Воронцов намеревался послать слугу, чтобы сообщить, что не сможет прибыть на званый ужин к Ланжерону, сославшись на недомогание. У Михаила Семеновича действительно разболелась голова.
Он сидел в своем кабинете, листал новую книгу, одновременно пытаясь слушать доклад секретаря. Генерал искренне обрадовался, когда наконец остался один со своими невеселыми мыслями. Только недавно из Петербурга вернулся граф Витт. Он привез Воронцову секретное послание Аракчеева, в котором всесильный фаворит укоряет его в "излишнем либерализме". Михаил Семенович, читая это скудоумное письмо, лишь иронически улыбался.
Другая новость, о которой ему стало известно несколько часов назад, разозлила Воронцова не на шутку. Оказалось, если верить слухам, его "ненаглядная Элизабет" в центре внимания двусмысленных пересудов. Красавица Воронцова, блиставшая на всех балах, которые изволила посещать, якобы ищет встречи с молодым поэтом, мелким чиновником ее мужа.
"Пушкин заходит слишком далеко, - решил Михаил Семенович. - Служба его совершенно не интересует, и я ему это прощал, принимая во внимание его способности пиита. Смотрел я сквозь пальцы на его якобинские рассуждения в салонах; но посягать на честь графини?!."
Воронцов нервно зашагал по кабинету. "Хотя, - и при этой мысли Михаил Семенович усмехнулся, - Пушкин не был бы мужчиной, если бы не обратил внимания на мою жену".
И он вдруг вспомнил свои молодые годы. От этих воспоминаний ему делалось легко и приятно. Граф сел на стул, достал из ящика стола сигару, и вскоре просторное помещение окуталось голубоватым дымом...
"Кажется, это произошло в памятном восемьсот пятом. Корнет Деревянко, любимец полка, гуляка и выпивоха, привел в дом, где собирались офицеры, смазливую девчонку, лет 15-16. Корнет заметил, что сослуживцы завистливым взглядом провожают его, когда, обняв за тонкую талию жительницу австрийской деревушки, он отправляется в близлежащий лес. Деревянко теперь старался скрывать свою симпатию.
Приглянулась девица и мне. Но как отбить у смелого юноши его добычу? Помог случай. Полковой доктор был приглашен в деревню, чтобы оказать помощь больному. Там он заметил ту самую девчонку и мне по секрету об этом рассказал.
На следующий день, напялив одежды нашего лекаря, я галопом погнал в эту деревню. Там я без труда нашел Эльзу. Поначалу девушка решила, будто я - лекарь и вновь прискакал к ее больному отцу. Но, сбросив чужой камзол, я предстал перед ней в блестящем мундире офицера гвардии. Золотые монеты, которыми я одарил это бедное австрийское семейство, подействовали безотказно...
Корнет вызвал меня на дуэль. И вот передо мною юный русский воин, которому еще предстояли сражения во славу России, а тут... Нет, - решил я. Дуэли не бывать. Признав себя неправым, я бросил пистолет. Деревянко поступил так же, и мы помирились".
Воронцов вновь улыбнулся, припоминая компромиссное решение насчет Эльзы. "По четным дням она была с корнетом, а остальные - со мной".
Приятные воспоминания улучшили настроение графа. Он приказал подать экипаж. Поездка по городу радовала Михаила Семеновича. Его повсюду узнавали: мужчины низко кланялись, дамы приветливо махали рукой, посылали воздушный поцелуй; а гимназисты, встречавшиеся на пути, кричали "ура!"...
Подъезжая к дому Рено, в котором жил граф Ланжерон, Воронцов твердо решил: Пушкина следует отослать из Одессы как можно быстрее. А пока быть с ним приветливым и даже снисходительным.
Гости бывшего градоначальника весело проводили время. Михаил Семенович вошел в зал в разгар менуэта. Елизавета Ксаверьевна, любившая танцевать, казалось, никого, кроме Пушкина, не замечала.
Не желая видеть свою жену с поэтом, Воронцов отправился в кабинет Ланжерона, где собрались любители поиграть в вист.
Михаил Семенович особого интереса к картам не питал, считая игру пустой тратой времени. Но сейчас, желая скрыть раздражение, он сел за столик.
"Хозяин Новороссии" играл рассеянно, то и дело допуская досадные промахи. Партнеры быстро заметили, что Михаил Семенович не в духе. Они явно стушевались, ибо не знали, как надо себя вести в такой ситуации. Некоторые подумали: "Может быть, стоит графу "сдать" игру без боя?"
Положение спас Ланжерон. "Добродушный француз, наверное, что-то придумал", - решили гости, видя, как он легкой походкой и с очаровательной улыбкой на устах подходит к мрачному наместнику.
Ланжерон стал ему что-то говорить, почти касаясь его бакенбардов. Затем, быстро поднявшись с места и извинившись за прерванную игру, Воронцов последовал за организатором вечера.
В библиотеке было прохладно и сумрачно. Вошедшие едва разглядели человека, стоявшего у книжного шкафа, державшего в одной руке объемный фолиант, а в другой - свечу.
Когда Воронцов приблизился, Ланжерон объявил: "Макс Гартман, доктор философии". Австриец отложил в сторону книгу и крепко пожал протянутую Михаилом Семеновичем руку.
"Очень рад, Ваше сиятельство, лично засвидетельствовать свое глубокое к Вам уважение", - сказал Гартман по-английски, зная глубокую привязанность Воронцова к языку Шекспира. Обменявшись любезностями, они уединились в оранжерее. Шагая по усыпанной гравием дорожке, соратник русского императора и сомнительная европейская известная личность увлеченно о чем-то беседовали.
Известно, что Гартман не обошел молчанием щекотливую для Михаила Семеновича тему. Он успокоил графа, сообщив, что Елизавета Ксаверьевна остается преданной женой, а ее увлечение Пушкиным - дань мимолетной моде и необычайному таланту поэта.
"Неужто Пушкин так всем интересен?" - недоуменно спросил Воронцов у Гартмана, хотя хорошо осознал незаурядность своего коллежского секретаря.
"Да, Ваше сиятельство, этот молодой человек не только обессмертит свое имя, но станет гордостью государства Российского. Поэт не может без вдохновения. Прекрасные женщины, окружающие Пушкина, способствуют появлению его гениальных творений. И графиня Воронцова не является исключением.
Пушкину кажется, будто серьезно влюблен в этих красавиц, и очень страдает, если чувствует, что нет искренней взаимности. Елизавета Ксаверьевна - умная и впечатлительная женщина, прекрасно понимающая творческую душу. Она искренне восхищается Пушкиным как поэтом, любит его стихи..."
"Кажется, господин Гартман, Вы правы", - Михаил Семенович кивнул головой и быстрой походкой направился в овальный зал дома Рено.
Вернувшись в бывший дом помещика Куликовского, где жили в то время Воронцовы, Михаил Семенович зашел в кабинет. На письменном столе лежал конверт, в котором находились стихи, написанные ровным и четким почерком писаря-профессионала. В отдельной записке было сказано: "Сии стихи читались и переписывались..."
И Воронцов прочел:
Как наше сердце своенравно!
Томимый вновь,
Я умолял тебя недавно
Обманывать мою любовь,
Участьем, нежностью притворной
Одушевлять свой дивный взгляд,
Играть душой моей покорной,
В нее вливать огонь и яд...
Граф дочитал стихи до конца. "Нет, эти строки к Лизе не имеют отношения. Женщина, к которой они обращены, совершенно бесчувственная. Может быть, этот австриец прав. Сия особа Пушкина в самом деле не любит?.."
И. Михайлов