Номер 48 (793), 09.12.2005

Уполномоченная Верховной Рады по правам человека Нина Карпачёва недавно в очередной раз заявила о том, что пытки в украинской правоохранительной системе продолжают оставаться обыденным явлением...

Представим себе ситуацию: через час должен погибнуть ребёнок. Его можно спасти, но бандит, которого задержали, не хочет говорить, где этот ребёнок находится.

Что делать?

Подскажите.

Тут, наверное, самый большой моралист и радетель строжайшей законности согласится с тем, что все средства хороши для спасения человеческой жизни, пусть даже они формально попирают основополагающие законы и конвенции. Человеческая жизнь важнее, а поскольку её хотят отобрать, то в силу вступают понятия военного времени  – жестокие, но справедливые.

Мы сейчас рассмотрели случай совершенно исключительный, сверхэкстремальный. Подводить под него раскрытие преступления, пусть даже убийства,  – негоже. Уже совершённое убийство  – это совсем другое. И прикрывать собственную профессиональную беспомощность, а зачастую и корысть средневековыми методами раскрытия преступлений, значит самому становиться преступником, отнюдь не лучше того, кто убил.

Кстати, убил-то кто?

БАНКА ГРИБОВ ЗА ТЫСЯЧУ ДОЛЛАРОВ

 – Ну что, отведали "мухоморов"?

Ответный смех в коридоре Одесского областного суда свидетельствовал о том, что с грибами как-то не сложилось, хотя шанс ещё несколько минут назад был.

Да-а, ничего подобного многоопытным судьям во время заседаний видеть, наверное, не приходилось. На стол была водружена пол-литровая банка с грибами.

Не стану привирать, будто поставили её на судейский стол. Нет, туда ей добраться не удалось, стояла она на другом столе. Суд отказался рассмотреть содержимое банки поближе и хорошенько покопаться там. А жаль.

Настаивала на осмотре содержимого банки Галина Алексеевна Артюшенко. Она пыталась доказать  – сделала соответствующий муляж  – что в такой банке можно незаметно спрятать целлофановый пакетик с тысячью долларами  – десятью купюрами, завёрнутыми в еще одну бумагу.

Не подумайте только, что Галина Алексеевна является тайным агентом по борьбе с контрабандистами (мы бы её никогда не "сдали"). И в прокуратуре она не служит, государственное nabhmemhe не поддерживает. Да и вообще, никто никого в контрабанде здесь не обвиняет.

В чём тут дело  – расскажем немного позднее.

Пока же ознакомьтесь, пожалуйста, с избранными местами из жалобы одного молодого человека на имя Генерального прокурора Украины. События, о которых рассказывает Александр Артюшенко, житель Ковеля, что в Волынской области, происходили вечером и в ночь с 26-е на 27 декабря 2004 года, после последнего тура президентских выборов. Когда над страной вот-вот должно было, так сказать, встать долгожданное солнце свободы и демократии. Возможно, Александру было суждено стать последней жертвой агонизирующего режима, но он отказался от подобной чести. Правда, и сейчас, на волне народившейся молодой демократии, ему не легче. Зато живой.

А заголовочек получился, как песня:

"Я ВИСЕЛ МЕЖ СТОЛАМИ НА ИЗГИБАХ ЛОКТЕЙ"

"В семь утра меня вывели в наручниках и посадили в автомобиль, не дав связаться с адвокатом и мамой, не дав взять тёплую одежду. И увезли в Одессу.

В Одессе к Приморскому райотделу мы подъехали в 19 часов. Меня провели на второй этаж, где меня уже ждали. На мой взгляд, это было начальство. Меня завели в кабинет, и все эти люди зашли туда же.

Задали мне вопрос, знаю ли я Разводовскую Валину? Я ответил, что знаю. Второй вопрос: "Зачем ты её убил?" Я ответил, что никого не убивал.

После этого меня стали бить с разных сторон. И сказали, чтобы я написал явку с повинной. "Я же никого не убивал!"  – ответил им.

Кто-то из этих людей сказал: "Где Б.?! (чтобы не ранить тонкие натуры главного "дознавателя" и его коллег, их имена и фамилии мы не указываем.  – Ред.) Давайте сюда Б., пускай им занимается!"

Все эти люди вышли, и в кабинете остались только эксперты, которые начали откатывать у меня отпечатки пальцев. Один из экспертов сказал, что когда придёт Б., то мне будет худо. Лучше возьми и напиши явку, чтобы не терять своё здоровье.

Через минут десять в этот кабинет быстрым шагом зашёл этот Б., спросил: "Откатали?" Эксперты ответили: "Да". Б. одел на меня наручники за спину и повёл к себе в кабинет ╧ (...). Зайдя в кабинет, он сразу нанёс мне несколько ударов в область туловища и головы. После этого присел за стол и стал читать какие-то бумаги. Почитав, встал и нанёс ещё несколько ударов по тем же местам и спросил у меня: "Будешь писать явку?" Я ему ответил, что не буду, потому что никого не убивал.

В этот момент в кабинет зашёл ещё один работник милиции, его gnbsr К., которому Б. сказал: "Неси трубу, поможешь мне его вешать".

К. принёс трубу. С ним пришёл ещё один человек; его имя я не знаю, но могу опознать.

Б., глянув на часы, сказал: "Сейчас половина восьмого, посмотрим, на сколько тебя хватит". И приступили к своим зверским методам выбивания явки.

Поскольку я уже сидел на стуле, то руки были сзади моих колен; они просунули металлическую трубу так, как им было удобно меня вешать. И повесили меня на эту трубу, которая лежала на двух столах; а я висел между столами на изгибах локтей, и в это время меня били по пяткам резиновой милицейской дубинкой.

Вскоре от боли я потерял сознание, очнулся на полу от того, что меня обливали водой. Мне сказали встать и стать возле стенки, поставив ноги на ширину плеч, а руки положить за голову. Потом спросили: "Ну что, будешь писать?" Я ответил, что ничего не знаю, и ничего писать не буду.

Кто-то из троих сказал: "Хватит, пять минут отдохнул  – вешаем".

И меня снова повесили, только уже на изгиб коленей, и так же били. Одним словом, вешали на той трубе, как угодно, и в то же время били, как угодно.

Периодически в кабинет заходил, я так понял, их начальник и интересовался, как идут дела; говорил им, что плохо работают, и подсказывал, какие ещё меры предпринять, чтобы я написал явку. Например: "Возьмите дубинку и засуньте ему в задницу сантиметров на пятнадцать!" Это я цитирую слова, которые услышал от работника правоохранительных органов.

Он ушёл, а они продолжали надо мной издеваться, пытать, выбивать явку. Эти меры с дубинкой они ко мне не принимали, потому что говорили, что боятся.

Б. сказал: "Зачем теряешь здоровье? Нам начальство дало зелёную, явку напишешь в любом случае". И снова спросили: "Будешь писать?" Я сказал: "Нет".

Тогда Б. сказал К.: "Иди и принеси провода".

К. ушёл за проводами, а тот, чьё имя я не знаю, но знаю в лицо, взял бутылку воды и тряпку и начал мочить стол. С меня сняли штаны по колено и посадили на мокрый стол.

К этому моменту К. уже принёс провода. С одной стороны провода были зачищены, а куда подключали другую сторону проводов, я не видел, поскольку на следующем столе стоял компьютер. Зачищенную сторону провода прикладывали к половому органу, били током, после чего я много раз терял сознание.

Потом меня сняли со стола, помогли одеть штаны, потому что я me чувствовал на руках пальцев. Задавали те же вопросы и снова вешали на ту же трубу. Все эти избиения, пытки, мучения происходили до половины шестого утра с 26-го на 27 декабря.

В половине шестого утра в кабинет зашёл их начальник и сказал им, чтобы они сняли меня с трубы. Он разрешил мне присесть на стул и стал говорить, чтобы я не терял зря своего здоровья, потому что всё равно напишу явку. А если нет, то эти избиения, вешанья на трубу, пропускания тока через половой орган будут до тех пор, пока не напишу.

В этот момент в кабинет зашёл более высокопоставленный человек, потому что все четверо встали по стойке "смирно". Спросил, как идут дела? Ему ответили: "Не хочет ничего писать". Этот человек грубо сказал: "Плохо работаете. До утра явка должна лежать у меня на столе!"  – и закрыл за собой дверь.

А этот начальник, что остался, крикнул этим троим: "Давайте его сюда!" и, взяв в руки милицейскую дубинку, продолжил: "Сейчас он всё напишет, как засунем ему эту дубинку в задницу!"

Я увидел, что этот человек, то есть нелюдь, настроен серьёзно сделать то, о чём говорит. И я не выдержал и сказал: "Не надо ничего делать, скажите, что надо написать, и я напишу, всё, что вы мне скажете".

Этот начальник сказал: "Б., дай ему бумагу, ручку и помоги написать явку" и ушёл. Б., пересматривая стопку бумаг, говорил, что писать.

Когда написали, Б. отнёс её. Вернувшись, он сказал, что эта явка не подходит, будем писать другую".

Устали? Отдохните немного.

(Продолжение следует.)

Борис ШТЕЙНБЕРГ.