Номер 20 (1314), 3.06.2016

Шестьдесят лет назад появилась песня "Подмосковные вечера", которой суждено было облететь практически весь земной шар. А тридцать лет назад автору этих строк довелось беседовать с первым исполнителем этого шлягера - Владимиром Трошиным.

История создания "Подмосковных вечеров" к тому времени обросла легендами. Но в одном пункте все сходились: если бы не Трошин, песня могла бы исчезнуть бесследно. Тем интереснее было узнать об этом, так сказать, из "первоисточника".

- Владимир Константинович, "Подмосковные вечера" были вашей первой песней?

- Нет. К тому времени я уже примерно года два занимался этим делом. Началось всё со спектакля "Двенадцатая ночь", поставленного во МХАТе, где я служу вот уже более сорока лет. Для роли Шута, которую я исполнял, Эдуард Колмановский сочинил очаровательную песенку, её после премьеры подхватила вся Москва. После этого меня стали приглашать записывать песни, не связанные со спектаклем. Не раз доводилось озвучивать кинофильмы, исполняя песни "за кадром". И вот однажды, а было это в 1957 году, пригласили меня записать две песни к фильму "Они были на Спартакиаде". Фильм даже не художественный, а документальный, рассказывал он о Первой Спартакиаде народов СССР, которая только что прошла с огромным успехом. Каких-либо сюрпризов лента не обещала: нетрудно было понять, что песни нужны режиссёру для фона, так сказать для "утепления" спортивных схваток. Единственное, что привлекало в предстоящей работе, - встреча с Василием Павловичем Соловьёвым-Седым, знаменитым композитором, автором десятка замечательных, всенародно любимых мелодий.

И вот я приехал в киностудию, в Лихов переулок. "Положенные" мне две песни записал довольно быстро, а перед уходом попросил оператора дать прослушать эти записи. И вот, уже одеваясь, я вдруг услышал на невыключенном вовремя магнитофоне какую-то удивительно интересную мелодию. Чем она меня привлекла - вряд ли сумею объяснить: вот уж поистине - "перст судьбы"! Но я заинтересовался и на всякий случай спросил у оператора, что это за мелодия.

- Записывали пару дней назад песню, - пояснил он, - но не получилось. Пойдёт в корзину.

Я к тому времени уже знал это кинематографическое выражение. "В корзину" - это значит, что-то не вышло на съёмках, брак, и, следовательно, подлежит уничтожению. Тогда я заметил, что если песню переписать несколько по-другому, то может получиться хорошая вещь.

- Нет, нет! - отмахнулись от моего предложения. - Нет времени уже переписывать заново, да и вставлять эту песню в фильм некуда.

Но я, что называется, завёлся, и пошёл со своим предложением к самому композитору. Василий Павлович сперва пожал плечами:

- Да разве музыканты захотят делать всё заново?

Тогда я ему тихонечко так, буквально на ухо, напел, как мне кажется, надо было бы исполнить эту песню. И, видимо, его что-то заинтересовало, раз он решил всё же уговорить музыкантов повторить запись. Надо отдать должное актёрскому таланту композитора: сделал он это изящно и даже как-то лихо. Когда оркестранты собрались после перерыва, Соловьёв-Седой обратился к ним в таком шутливо-добродушном тоне:

- Вот тут молодой человек ко мне пристал, очень просит исполнить ту песню, что мы с вами два дня назад записывали. Он считает, что сумеет сделать это лучше. Товарищи, чем чёрт не шутит, давайте ему уступим, подарим минут десять!

Вот так, со смехом и шуточками, приступили мы к записи. Меня поставили в дальний угол студии, чтобы огромный оркестр не заглушил мой голос своей мощью, и сделали единственный дубль.

Но, честно говоря, ни я, ни композитор, ни присутствовавший на записи автор стихов Михаил Матусовский особого значения этой песне не придали. И даже забыли о ней. Несколько месяцев спустя фильм вышел на экраны, и мы пошли с женой его посмотреть. Меня особенно интересовало, как звучит та, записанная по моему настоянию, песня. Но, представьте себе, её-то мы почти не услышали: звучала песня эта минуты полторы где-то на третьем плане, на фоне группы смеющихся и разговаривающих юношей и девушек. Даже слова трудно было разобрать. Кто же обратит на неё внимание?! И настолько она оказалась в этом фильме незаметной, что, когда мне позвонили из радиокомитета с предложением записать песни из фильма на радио, то назвали всего две вещи.

- Как же так, - говорю я, - ведь в фильме звучат три песни в моём исполнении.

- Нет, - отвечают мне, - нет в нём третьей вашей песни.

- Ну, мне уж-то лучше знать, что я пел, - разозлился я. - Вот вы выясните, где и когда звучит эта песня, и её-то я и буду записывать в первую очередь.

Недели через две - вновь звонок:

- Действительно, мы такую песню в фильме нашли. Приезжайте записываться.

И вот настал день записи. Я приехал в студию, а там огромный хор. Оказывается, песню взялся аранжировать сам Виктор Николаевич Кнушевицкий, главный режиссёр оркестра Всесоюзного радио, и он придумал женский вокализ. Сделали мы запись, и пошла песня гулять по миру. Хотя, конечно, никто тогда не мог предположить, что "Подмосковные вечера" ждёт поистине всемирная слава.

- Что же, на ваш взгляд, обусловило такую счастливую судьбу песни: прекрасная мелодия или выразительный текст? И как вы относитесь к извечному, но так до конца не разрешённому спору по поводу того, что важнее в песне: мелодия или стихи?

- В судьбе "Подмосковных вечеров", скорее всего, сыграло роль счастливое стечение обстоятельств. Песня стала популярной как раз накануне Седьмого Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве, и гости фестиваля разнесли её по всему свету. Что же касается спора: мелодия или слова, то я бы ответил так: самое важное в песне - смысл. Надо, чтобы слушателю было ясно, зачем я исполняю эту песню, что хочу этим сказать. Если этого не понимаешь, то лучше за песню не браться и на сцену не выходить. По-моему, стыдно артисту петь песню без всякой мысли.

Мы на эту тему много разговаривали с Марком Бернесом. И всегда находили общий язык. Ведь мы оба - актёры; он - артист кино, я - театральный актёр, но и в кино снимался довольно часто, и мы сходились на том, что исполнитель песни должен уметь доносить её смысл не хуже, чем хороший чтец. Уметь обыграть актёрски каждую строку, каждый мелодический и смысловой "поворот". О песне часто говорят: маленький спектакль. Да, это маленький рассказ, новелла или баллада, где есть начало, развитие, кульминация, какое-то резюме. Вот ради этого резюме и стоит выходить на сцену, брать в руки микрофон.

К этому рассказу хотелось бы добавить несколько штрихов, почерпнутых уже из других источников.

Существует версия, что, получив заказ на песни к фильму, композитор, считая эту работу "проходной", воспользовался мелодией, которую он сочинил за пару лет до того тихим ленинградским вечером. Но почему-то счел ее не слишком удачной и отложил до лучшей поры. На эту мелодию Михаил Матусовский быстро написал слова, и появилась песня "Ленинградские вечера". Но, поскольку, песня должна была звучать на фоне кадров Подмосковья, то "ленинградские" вечера превратились в "подмосковные".

Худсовету песня, однако, не понравилась. Особенно слова: "Речка движется и не движется... Песня слышится и не слышится...". Расстроенный композитор, по словам вдовы Матусовского, даже сказал соавтору: "Михей, наверное, они правы. Будем считать, что это наша неудача". Но на другой день все было переиграно. По всей видимости, киноначальство решило не обижать авторов, тем более, что Соловьев-Седой был лауреатом Сталинской премии и секретарем Союза композиторов СССР.

Однако на этом злоключения песни не закончились.

У худсовета неожиданно оказался союзник. Не кто иной как Марк Бернес, которому авторы предложили записать песню для фильма. "Что это за песня, которая слышится и не слышится, а речка движется и не движется?" - иронизировал Бернес. А прочитав слова: "Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня", вообще расхохотался и сказал: "Ребята, я бы от такого взгляда девушки тоже онемел, как и ваш герой". (Позднее, осознав, какую ошибку допустил, отказавшись стать первым исполнителем мирового шлягера, Бернес оправдывался тем, что лиричность "Вечеров" "более мягка и ласкова, чем та, которая ближе мне... Я люблю мужественную по выразительным средствам гражданскую лирику"). Для авторов отказ Бернеса стал неприятной неожиданностью, а поскольку сроки кинопроизводства поджимали, они решили, не мудрствуя лукаво, отдать песню оперному певцу Евгению Кибкало - очень модному в то время солисту Большого театра, небезуспешно подвизавшемуся на песенной эстраде. Однако и его исполнение не устроило ни авторов, ни худсовет. Тут-то и возникла кандидатура Владимира Трошина, с голоса которого "Подмосковные вечера" начали свое победное шествие по миру.

Успех "трошинской" версии побудил авторов песни выставить ее на международный конкурс, посвященный VI Всемирному фестивалю молодежи и студентов, который проводился в Москве летом 1957 года. Правда, композитор больше надеялся на успех другой своей конкурсной песни - "Если бы парни все земли". По названию, по посылу, по тематике, по зажигательной музыке "Парни", казалось бы, идеально отвечали идее фестиваля, однако международное жюри предпочло "Подмосковные вечера", присудив ее авторам первую премию и Большую золотую медаль. Естественно, песня-лауреат была издана массовым тиражом, звучала на фестивальных концертах, и постепенно выяснилось, что из всех многочисленных сочинений советских и иностранных композиторов, подготовленных к фестивалю, его участники предпочитают именно лирические "Вечера". Покидая фестивальную Москву, "дети разных народов" разнесли эту песню по свету.

Однако настоящим суперхитом она стала благодаря американскому пианисту Вану Клиберну. Этот обаятельный юноша, ставший фантастически популярным после победы на Первом международном конкурсе имени Чайковского, познакомился с Соловьевым-Седым во время ленинградских гастролей. После домашнего обеда композитор наиграл гостю несколько своих мелодий, в том числе и "Подмосковные вечера". Услышав эту мелодию, рассказывал впоследствии Соловьев-Седой, Клиберн сел за рояль и сыграл потрясающую импровизацию. "Это была "ювелирная работа", - признавался восхищенный автор. Заключительный концерт лауреатов конкурса Чайковского транслировался на весь Союз. Московская публика, восторженно принимавшая Клайберна, никак не хотела отпускать пианиста. И тогда, "под занавес", он выдал свою версию "Подмосковных вечеров", после которой слушатели просто неистовствовали.

Соловьев-Седой считал, что именно В. Клиберн способствовал тому, что его песня получила мировую популярность...

В разные годы "Подмосковные вечера" входили в репертуар таких знаменитостей, как Мирей Матье, Франсис Гойя, Тото Кутуньо, оркестров Берта Кемпферта и Франка Пурселя, Нью-Орлеанского симфонического оркестра, групп Deep Purple, The Ventures, Краснознаменного ансамбля им. Александрова, Георга Отса, Муслима Магомаева, вплоть до группы "Аквариум". За рубежом песня претерпела множество удивительных интерпретаций. В исполнении француза Франсиска Лемарка она звучала как "Время ландышей". В Бразилии песню исполняла фольклорная группа "Фарропинья", записав ее с таким примерно текстом: "В Москве тебя встретят не только снега и ели". В Италии, Мексике, Аргентине и многих других странах "Подмосковные вечера" пелись на слова, которые, по остроумному замечанию Соловьева-Седого, были столь же похожи на стихи Матусовского, "как ландыш на камыш". Но самое замечательное превращение случилось с "Вечерами" в Великобритании. Английский джазмен Кенни Болл, находясь в Бельгии, услышал советскую песню в исполнении венгерского ансамбля. Не имея под рукой бумаги, он записал основную тему на обороте авиабилета, а вернувшись домой, начал исполнять ее в собственной обработке со словами: "Ты не запретишь мне любить тебя...".

На волне бешеной популярности песни советские "товаропроизводители" проявили вполне буржуазную хватку, выпустив в продажу мыло, пудру, духи, одеколон, конфеты, сигареты и прочую продукцию под, как теперь принято говорить, торговой маркой "Подмосковные вечера". И неудивительно, что, когда в 1964 году в Советском Союзе решили открыть круглосуточную музыкально-информационную радиостанцию "Маяк", то в качестве позывных выбрали именно "Вечера". Правда, и тут не обошлось без споров. Журналист Владимир Чуриков приводит слова одного из членов худсовета: "Да что же это за позывные, которые ассоциируются со словами "не слышны в саду даже шорохи". Шорохи даже не слышны, а вы их - позывными!". Тем не менее вот уже более полувека именно этой мелодией неизменно сопровождаются выпуски "Маяка". В этом качестве "Подмосковные вечера" попали в Книгу рекордов Гиннесса, ибо ни одна радиостанция мира не имеет таких "долгоиграющих" позывных.

В 1980 году Всемирная служба Московского радио на английском языке решила выяснить, какие из русских песен являются в мире самыми популярными. Оказалось, что таких песен три - "Катюша", "Калинка" и "Подмосковные вечера".

Но самое удивительное, что авторскими правами на эту песню обладала... пенсионерка Евдокия Максонова, проживавшая в казахской столице Астана. Когда-то она была замужем за племянником композитора, но ее муж умер, и право получать авторские гонорары перешло ей. Бабушка говорила, что раз в квартал российские радиостанции высылают ей деньги, благодаря которым она помогает своим внукам получать образование. К сожалению, последние сведения о ней относятся к 2006 году; более новых мне найти не удалось.

А несколько лет назад украинские информагентства передали забавное сообщение. Три бомжа проникли ночью через форточку в здание Артемовского районного суда города Луганска. В холодильниках они обнаружили спиртные напитки и продукты, после чего прямо в кабинете судьи расположились, распевая (как вы уже догадались) "Подмосковные вечера".

Вот какие метаморфозы претерпела песня, как бы между делом записанная Владимиром Трошиным, который с полным правом может считаться соавтором этого шедевра.

Александр ГАЛЯС.