Номер 25 (1171), 12.07.2013

(Продолжение. Начало в № 7-24.)

В эту ночь я подумал: как счастлив был Прометей - лишь орел клевал его печень, это физическая боль, она переносима. Гораздо страшнее боль духовная, моральная, собственные мысли, от которых никуда не убежать.

Мыслей много, они, подобно орлам... да нет, не орлам, а алчущим драконам, безостановочно клюют душу, мозг, печень и прочую требуху и ливер, из которых состоит организм.

К сожалению, я думал. Сквозь мысли пробивался змеино- присвистывающий шепоток Игоря и громкое, будто недовольное сопение и покряхтывание второго сокамерника - Степана.

В быту словарь обывателя беден. Эта бедность компенсируется преимущественно интонациями и пересыпанием речи матерщиной и сленгом (на тюремном жаргоне "феней")... А Игорь всё говорил, повторяясь, теряя нить своего собственного рассказа, говорил, сотрясая воздух.

Я особо не вдумывался в смысл услышанного: по моему разумению, там просто не было смысла, потому что он уговаривал меня сдаться.

Собеседник убеждал, что любым путем нужно остаться на воле, а для этого нужно сотрудничать со следствием. В своем монологе Игорь настолько увлекся, что предложил подсунуть им (ментам) какую-нибудь иную интересующую их тему или людей, то есть сдать кого-то за себя.

Пытаться спорить с "наседкой" не было ни смысла, ни желания, бить - не было здоровья... Организм сам выбрал вариант защиты - не успела голова коснуться тощей подушки, как я немедля провалился в мертвый, глубокий сон без малейших ощущений и сновидений...

РЕТРОСПЕКТИВА

...Ефрейтор поднялся с пола и постарался утвердиться на не повинующихся ему ногах. Расхристанный, низкорослый, с большим обвислым носом, он больше походил на сказочного филина, чем на бойца. Не нужно обладать повышенной наблюдательностью, чтобы понять: человек тяжело пьян. До него вряд ли доходили басово- гремящие рулады Бати, непонимающими глазами он осматривался вокруг себя и не понимал, где находится.

Подпол выдохся, и в наступившей на несколько секунд тишине из ленинской комнаты послышались звук разбитого стекла и невнятные приглушенные голоса.

- Пойди посмотри: что там еще? - бросил подполковник ротному, тот стремительно бросился исполнять приказ. Через несколько минут появились три повинные фигуры в солдатской форме. За ними, как пастух, подталкивая свое стадо, шел Жираф.

- В окно залезли, товарищ подполковник, - угрюмо доложил ротный.

- Нет, мы всё время в ленкомнате были, - оправдывалась троица.

- Ладно. Завтра будем разбираться, - по-прежнему раздраженно, но уже умеряя рвущие уши децибелы, пробасил Батя. - Провести еще раз проверку и отбой, - добавил он.

Когда ротный ушел в штаб и в казарме погас свет, тишина снова была нарушена...

Неугомонные деды, изрядно возбужденные выпитым ранее вином и огорченные незапланированным вмешательством офицеров, жаждали "продолжения банкета".

Дневального отправили в столовую за чайниками, за вином решили послать "молодых". Выбор пал на того же дневального - рядового Виталика Орлова.

Несмотря на гордую фамилию, он чем-то напоминал только что вылупившегося птенца. Среднего роста, несуразный, с вечно влажным ежиком рыжеватых волос и впалой, как мы шутили, "чахоточной" грудью, кличку он носил соответствующую - Птенец, зато характер у Птенца соответствовал фамилии: резкий и безудержно смелый.

Призывались мы с Птенцом в один день, встречались еще на призывном пункте и сразу узнали друг друга.

Может быть, именно поэтому я вызвался идти вместе с Виталиком. Удивленным "старикам" я объяснил просто:

- Три чайника одному нести неудобно, да и веса пуд, чайники- то по пять литров.

Старшие подумали и согласились.

Так в первый день, вернее, в первую ночь, я отправился в первую за свою службу самоволку...

(Продолжение следует.)

Петр ГАЛКИН.