Номер 07 (752), 25.02.2005

Елена МИХАЙЛОВА

ЖЕНСКИЙ РАССКАЗ

Аська сидела на шатких ступеньках своего вагончика и отрешенно курила. Натруженные за день мышцы гудели, как высоковольтные провода, и не было сил встать и пойти к рукомойнику, чтобы вымыть измазанные мазутом руки. В голове лениво бродили какие-то неясные мысли и смутные воспоминания – "идиотские мечтания", как говорила Гавриловна, напарница. Вечер выдался на редкость теплым, но Аськина голова, как всегда, была обмотана серым, вытертым почти до бела, вигоневым платком, а худые мосластые плечи прятались под такой же старенькой, бесформенной трикотажной кофтой. Вид у Аськи был вполне старушечий, хотя на самом деле месяц назад ей "стукнул двадцатник" – по выражению все той же Гавриловны, матерщинницы и горькой пьяницы. Рядом прогромыхал тяжелый товарняк, и Аськин вагончик затрясся, как припадочный, но она к этому давно привыкла – жизнь по соседству с узловой железнодорожной станцией к чему хочешь приучит. Аська зябко поежилась под своей кофтенкой и ни с того ни с сего вспомнила интернат. Там она тоже постоянно мерзла, и ее за это страшно дразнили и совали зимой за шиворот сосульки, а летом обливали в кровати холодной водой.

— Чего ж ты не ревешь, Морозко недоделанное, а ну давай реви! – орали девчонки, – Ассоля-квасоля, насыпь на хвост соли! Аська не плакала никогда, чем особенно злила однокашниц, а когда слышала эту "Ассолю", только сжимала челюсти и скрипела зубами так, что, казалось, они сейчас раскрошатся. Аську на самом деле звали красиво и романтично – Ассоль, и в этом проклятом имени было все дело, именно оно, так не шедшее длинной, тощей, некрасивой девчонке, и было главной причиной насмешек. Эх, знала бы об этом покойная тетя Лиза, которая ее этим имечком наградила! Аськина мать умерла при родах, об отце, ясное дело, никто и понятия не имел, и воспитывала Аську до восьми лет материна сестра – женщина чудаковатая, возвышенно-романтичная, помешанная на книгах, особенно на Александре Грине. Над ней тоже все в поселке посмеивались, правда, беззлобно, потому что она была доброй, ни с кем не лаялась и Аську любила и баловала, как могла. "Ты такая хорошенькая была маленькая, – рассказывала она племяннице, – глазки, как звездочки, волосики блестящие, пушистенькие, смугленькая, а щечки розовые, ну вылитая Ассоль!"

Аська видела фотографии, где ей было и годик, и три, и пять, – вся в кружевах и бантах, с ямочками на щеках, она и впрямь походила то ли на ангелочка, то ли на эту самую Ассоль. А потом, видно, какой-то сбой произошел в организме, и девчонка стала тянуться вверх, руки и ноги вымахали большими, не по годам, а волосы потускнели и поредели. Тетка ужасно переживала, и Аське всегда казалось, что именно от этих переживаний она умерла... Так восьмилетняя Ассоль оказалась в районном интернате, и вспоминать о годах, проведенных там, было просто невыносимо, а вот, поди ж ты, нет-нет, да и вспомнишь. После интерната Аська очень хотела поступить в библиотечный техникум, так как тетка здорово пристрастила ее к книгам, и казалось, что лучше работы на свете и быть не может: в тепле, в чистоте, книг полным-полно, читай, сколько хочешь.

Она даже поехала с документами в этот самый техникум, в областной центр, но... Когда она вошла в вестибюль и подошла к высокому красивому зеркалу и увидела себя всю целиком – от жидкого мышиного хвостика на голове до больших коричневых полуботинок, нелепо торчащих из-под синей интернатской юбки, у нее будто что-то оборвалось внутри. А тут еще крутились две нарядные, одетые по последней моде, девицы и прыскали в кулачок, поглядывая на невиданное чучело. Короче, Аська развернулась и ушла, так и не дойдя до приемной комиссии. Она села на электричку, доехала до этой самой узловой станции, где и сидела сейчас, и устроилась путевой разнорабочей. Зато ей несказанно повезло: начальником оказался добрый, пожилой мужик, бывший военный, который будто сразу все про Аську понял и не стал заселять ее в общежитие, а выделил ей для жилья старенький списанный вагончик, в котором она быстро навела уют и стала жить – сама себе хозяйкой. Правда, в напарницы досталась Гавриловна, но что поделаешь, других не было. Впрочем, она хоть и пила, и материлась, но Аську не обижала – сирота все-таки – и даже притащила ей кое-что из посуды и постельного белья...

Аська тяжело вздохнула и только было собралась подняться со ступенек, как за низким заборчиком громко захрустел гравий под чьими-то подошвами. "Кого это несет на ночь глядя, – равнодушно подумала она, – Гавриловна, что ли, топает, чтобы пятерку стрельнуть, так она, вроде, третий день в завязке..." Но из темноты вышла на свет вовсе не легкая на помине Гавриловна, а высокий парень в солдатском камуфляже.

— Вечер добрый, бабуля! – гаркнул он, видно, решив, что Аська глуховата, – не подскажете, где мне найти такую... Ассоль Зелинскую? На почте, на станции, сюда направили, сказали, что вы знаете...

— Зеленскую, – автоматически поправила Аська внезапно одеревеневшими губами и резко встала, оказавшись вровень с неожиданным визитером.

— Ой, извините, – пробормотал солдат, – а я думал – бабуля, платок у вас такой, не разглядишь.

— Да ладно, – резко сказала Аська, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Это кто ж тебя сюда направил?

— Женщина в окошке, там, где "до востребования", она еще как-то странно хихихала...

"Вот сука эта Мария, – злобно подумала Аська. – Просила же ведь, как человека!" А вслух спросила:

— И зачем тебе эта Ассоль понадобилась?

— А что, нет ее здесь? – огорчился парень и почему-то заглянул Аське за спину, как будто искомая Ассоль могла там прятаться.

— Нет и не будет, – отрезала Аська. – Уехала она, вот что.

(Окончание следует.)

Рис. А. КОСТРОМЕНКО.