Номер 42 (1287), 6.11.2015


(Продолжение. Начало в №№ 37-41.)

Начинало светать. В предутренние часы сон обычно одолевает даже стойких полуночников. В зале таверны слышался храп уснувших посетителей, которые самостоятельно не могли дойти до своего жилья. Байрон терпеливо ждал. В дверях показалась девушка на вид 14-15 лет, одетая в длинное шелковое платье, с широким декольте, на шее блестела золотая цепочка с кулоном; волосы были распущены, но прикрыты белым кашемировым платком; на ногах модные туфельки.


Она не спеша, с чувством собственного достоинства шла к столу, за которым сидел английский лорд, понимая, что сейчас состоится встреча с очередным богатым почитателем красивого тела, сладострастного танца и утонченного пения.

Девушка привыкла к подобным свиданиям и, направляясь к незнакомому мужчине, не казалась смущенной. Но вместо откровенного разглядывания и бесцеремонного ухаживания этот посетитель при ее приближении неожиданно встал со своего места и галантно поклонился.

Только теперь сэр Джордж убедился, что так искусно танцевавший "турчонок" и красавица-гречанка - одно и то же лицо. Очень скоро обаяние Байрона, его утонченные манеры и блестящий ум покорили девушку.

Во всяком случае, дневник Калипсо на этот счет не оставляет никаких сомнений. К сожалению, в приведенной ниже записи, которая сама по себе достаточно красноречива, отсутствует дата.

"...Эту встречу я никогда не забуду... Его лицо, руки, голос... меня покорили. Мы говорили по-французски; в этом языке так много прекрасных слов, выражающих чувства; жаль только, что я могу обходиться всего одной-двумя фразами... Я рассказала поэту свою историю. Он слушал меня внимательно, и лицо его выражало искреннее сострадание. Я плакала... Чтобы утешить меня, сэр Джордж попросил спеть веселую греческую песенку. Я пела, а он в такт постукивал ладонью по столу...

Потом сэр Джордж принялся гладить мои волосы, плечи, целовать в лоб и шептать ласковые слова, словно добрый отец..."

В то раннее утро Байрон узнал о тяжком жизненном испытании, выпавшем на долю этой хрупкой девочки; впрочем, достаточно типичного для ее народа, находившегося под деспотической властью Османской империи. Встреча с юной Калипсо усилила стремление английского барда принять личное участие в борьбе за свободу народа Эллады.

Теперь и мы узнаем историю жизни девушки из таверны. Нельзя сказать, что родители Калипсо были бедными греками. Семья владела участками земли: виноградниками, садами, пастбищами; скотом, главным образом, козами; жила в большом доме неподалеку от Салоник и чувствовала себя достаточно комфортно.

Правда, омрачали жизнь частые поборы турецких чиновников, бесправие, унижение, но другим грекам жилось намного хуже, и это каким-то образом успокаивало.

Наверное, всю жизнь они коротали бы дни в страхе за свое имущество, в бесконечных пересудах и тяжбах с соседями, если бы не случай. Калипсо в то время шел одиннадцатый год; кроме нее, в семье насчитывалось пять братьев и три младшие сестренки.

Так вот, надо было так случиться: в лесистой местности, что неподалеку от владений Михаила Полихрони - отца Калипсо, вздумал поохотиться великий визирь (должность примерно руководителя правительства в европейской стране).

Охотником, надо признать, сей муж был неважным; стрелял из рук вон плохо, к тому же был близорук и почти не слышал на левое ухо.

Дичь легко уходила от незадачливого визиря, радуясь удаче, зато испуганные слуги с тревогой ожидали наказания за несостоявшуюся охоту. И тут один из них вспомнил, что рядом с охотничьими угодьями расположены земли Полихрони. В считанные минуты служивый грек уже молил своего соплеменника о помощи. А еще через некоторое время Михаил Полихрони лично погнал небольшое стадо домашних коз к стойбищу горе-охотника.

Завидев "дичь", великий визирь схватил ружье и принялся палить по бедным животным, не подозревавшим такого вероломства. Стоя неподалеку, Михаил Полихрони плакал от досады, жалости и злой доли, но понимал: бедным слугам надо помочь даже такой ценой.

То ли визирь догадался о проделанной шутке, то ли ему услужливо донесли, только на следующий день в дом отца Калипсо постучал нарочный с приказом явиться немедленно к великому визирю.

Женщины принялись причитать, рвать на себе волосы, бросились в ноги Михаилу - отцу, мужу, брату, громко плача, ибо все решили, что их кормильца обязательно казнят. Таковы были нравы в Османской империи: немусульманин (ахль аль-китаб) за малейшую провинность мог распрощаться с головой, а его семья лишалась всего имущества.

Но случилось то, что случилось: визирь был в прекрасном настроении, с большим аппетитом поглощал молодую козлятину, запивая выдержанным вином. К слову будет сказано, правоверным употреблять спиртное не велел пророк, но главный чиновник страны не зря окружал себя греками-христианами. Вино он уважал, но не только...

Едва взглянув на дрожащего Полихрони, успевшего за несколько минут пять раз упасть ниц и раз семь удариться лбом о землю, выказывая турку свое нижайшее почтение, визирь приказал явиться к нему во дворец за наградой. Потом он милостиво махнул рукой, что значило: беги, что есть мочи, домой и родных осчастливь своим появлением.

Вот так семья Полихрони оказалась в Стамбуле, а ее глава получил солидную должность. Правда, никто не спросил этого грека: умеет ли он читать и писать, считать или хотя бы рисовать. Впрочем, это не так важно; главное - голова на плечах, чтобы в случае чего было что отрубить.

И Михаил Полихрони справлялся с должностью. Вникать в суть дела - не дело важного чиновника, этим занимались другие. Ему докладывали, а он решал: кивнуть головой в знак согласия или... Это было самое страшное в его деятельности, так как опасно было не угадать. Но Аллах миловал...

Калипсо - любимица отца - училась немного танцевать, чуть-чуть говорить по-французски, но охотнее всего - вышивать. Но эфемерному счастью вскоре пришел конец. Кто-то донес великому визирю, что у чиновника (логофета) Полихрони - красавица дочь, и не беда, что ей всего одиннадцать лет.

"Приведи ко мне свою дочь Калипсо!" - приказал престарелый развратник потрясенному Полихрони. "Пощадите! - закричал Михаил, рухнув на пол дворца великого визиря. - Калипсо - свет очей моих, отрада сердца моего, солнце души моей..." "Ну хватит, - возмутился турок. - Я хочу твою дочь, а ты пошел вон".

Услужливые лакеи быстро подбежали к рыдающему отцу и вытолкнули его из роскошных покоев.

В ту же ночь девочка была представлена хозяину обширного гарема. Главный евнух, опять-таки грек, подвел плачущую Калипсо к великому визирю.

"Перестань, дурочка. Тебе так повезло. Ты сама еще этого не понимаешь", - хмурился главный турок Империи и жестом велел евнуху оголить девочку. Ловким движением руки тот сорвал шелковую накидку, прикрывавшую еще детскую наготу.

"Подведи ее поближе", - едва мог вымолвить визирь из-за нахлынувшей на него похоти. Правой рукой он ощупал ее маленькие груди, а левой гладил еще формировавшиеся бедра, ягодички...

На следующий день Михаила Полихрони вызвали во дворец великого визиря. Турок восседал в роскошном кресле, обложенный со всех сторон пуховыми подушками. На стене, позади кресла, висел огромный ковер, на котором сияли золотом и драгоценными камнями кинжалы, сабли, ножи...

Пол был покрыт шкурами леопарда и тигра, а около кресла визиря стояла фарфоровая ваза, из которой тонкой струйкой шел ароматный дым, от которого становилось легко и радостно.

Михаил упал на колени и низко склонил туловище, голова едва не стукнулась о мягкий пол. "Я знаю, - начал визирь, - ты очень любишь свою дочь. Я был с ней, но удовольствия не имел, так что отпущу ее в твой дом при одном условии..." Турок преднамеренно сделал паузу, наслаждаясь мучениями несчастного отца.

"Ты примешь истинную веру или твоя дочь будет томиться в моем гареме. А теперь ступай..." Он сделал жест рукой. И тут же Полихрони был вытолкан из зала дворца на улицу, где собравшаяся толпа зевак весело смеялась, показывая на него пальцем.

Но Михаил отверг предложение визиря. Такого бесчестия, как измена, он вынести не мог. Когда великий визирь узнал о решении Полихрони, то приказал высечь розгами Калипсо на глазах ее отца.

В специальном зале собрались гости именитого хозяина. Все предвкушали приятное и пикантное зрелище: красивая обнаженная девочка будет ходить в сопровождении евнуха по кругу, и каждый из присутствующих сможет не только ударить невинное существо, но и потрогать ее тело. Отца Калипсо поставили на колени в таком месте, чтобы он мог все видеть и слышать.

Ждали великого визиря. Когда наконец он появился, подобострастные гости бросились целовать ему туфлю, край одежды. А некоторым - в знак особого благоволения - давал облобызать оголенную ногу...

Наверное, Калипсо так и не дождалась бы свободы, если бы не случай. Султану надоел престарелый визирь, а может быть, сей чиновник не пришелся ко двору главы правоверных. Имущество визиря конфисковали, а его самого заключили в "Семибашенный замок"; гарем, разумеется, достался другому владельцу.

Михаил решил попытать счастья. Он отправился к новому великому визирю с мольбой отпустить дочь. Этот турок был значительно моложе прежнего визиря. Он украдкой курил заморские сигары и даже читал по-французски.

"Отпустить дочь? - удивился владелец. - А что взамен?" "Все готов отдать, все!" - почти что закричал Михаил. "И даже себя?" - с ехидной ухмылкой спросил турок. "Ради Калипсо..." "Не продолжай, - велел визирь. - Я испытал тебя. Похвально, что так любишь свою дочь. Отдай мне свои земли, дом, скот и забирай своего костлявого цыпленка..."

Уже на следующий день после освобождения родители Калипсо вместе с дочерьми поспешно покинули столицу Османской империи; сыновья оставались в Стамбуле.

Оказавшись совершенно без средств к существованию, Михаил Полихрони не унывал. "Как-нибудь проживем; Господь наш милостив, непременно поможет", - повторял глава разоренного семейства и все же украдкой смахивал рукой набежавшую слезу.

Начались бесконечные скитания по Греции, Албании, Македонии, в то время территории, входящие в состав Османской империи. За это время умерли, не выдержав тягот бродячей жизни, младшие сестренки Калипсо, заболел отец. Кормилицей своих родителей стала героиня этого рассказа.

(Продолжение следует.)

И. Михайлов