Номер 33 (1377), 8.09.2017

И. Михайлов

(Продолжение. Начало в №№ 22-32.)

* * *

Едва я зашел в квартиру, как зазвенел телефон. Это был Лемке, который недовольным голосом сообщил о необходимости встретиться.

Потом позвонила Саманта и тоже попросила о рандеву. Телеграммы пришли из Берлина. Мне велено привести в исполнение "план С", который предусматривал использование военно-диверсионных групп в разных районах Польши. И, наконец, указание: "содействовать Лемке", который в шифровке именовался "жених".

Поздно вечером, как было условлено, я встретился с Гансом Лемке в небольшом скверике. Было темно, так как почти все уличные фонари отключены; вокруг ни души.

Долговязый Ганс, едва поздоровавшись, сообщил мне следующее: польская армия скоро будет разгромлена; власти, скорее всего, сбегут. В Берлине считают: германская оккупационная администрация должна опираться на украинских националистов, литовцев и на патриотическую часть немецкой диаспоры. Полякам нет доверия. Евреи будут изолированы. Военизированные отряды украинских националистов обязаны проявить максимальную активность: взрывать мосты, разрушать железнодорожное сообщение, затруднив этим переброску польских дивизий на запад; убивать военных и политических деятелей и т. п. Сообщив эти указания, Лемке ушел, а я еще долго стоял, с трудом "переваривая" услышанное.

Польская армия отчаянно сопротивлялась, пытаясь остановить наступление немецких войск. Диктатор Польши Эдвард Рыдз-Смиглый объявил себя главнокомандующим всеми вооруженными силами. Он имел репутацию талантливого военачальника, поскольку в советско-польской войне 1920 г. провел несколько удачных операций против Красной Армии. Кроме того, пан Эдвард являлся маршалом Войска Польского. Однако верил ли правитель Польши в победу над гитлеровскими войсками? Думаю, что вряд ли. Силы слишком неравные. Но мне могут возразить: у Польши - союзники Англия и Франция, объявившие себя гарантами ее независимости...

Рыдз-Смиглый, конечно, не был наивным человеком. Напротив, он считался достаточно искушенным в международной политике. Что предприняли правительства стран Антанты, чтобы не допустить отторжения от Чехословакии Судетской области? Лондон и Париж поспешили удовлетворить притязания фюрера якобы для сохранения мира в Европе. Но вскоре наступило 1 сентября 1939 года и нападение на Польшу, как результат лицемерной политики "умиротворения". Но кто не знает французской поговорки: "аппетит приходит во время обеда", так что у нацистского руководства все еще впереди.

...Немцы стремительно наступали. Между тем Красная Армия перешла польскую границу, чтобы воссоединить западно-украинские земли с остальной (советской) Украиной. Вроде бы благородная цель, только большинство лидеров украинского националистического движения этому совсем не были рады...

Лемке это последнее задание оставил "на закуску". Оно состояло в следующем: я должен был встретиться с Юзефом Валишевским и с его помощью передать секретные данные касательно украинского националистического подполья в Галиции и на Волыни советской разведке.

Чекисты, естественно, немедленно произведут аресты, за которыми последуют пытки и казни. Все это задумано, чтобы рассорить националистов с советской властью. И если некоторые украинские патриоты готовы приветствовать Красную Армию, как освободителей от польского владычества, то после "чистки" ОГПУ они непременно станут ярыми врагами Москвы.

...Я бы пригласил Саманту в "Украинский дом", в ресторан "У дяди Зюзи", но, увы, во время немецкого авиационного налета на Варшаву здание было частично разрушено. К счастью, никто не погиб, лишь несколько человек получили осколочные ранения.

Мы встретились у еврейского театра, где нас никто не мог раньше видеть. Саманта выглядела уставшей, хотя пани Ванда временно закрыла свое заведение, как только началась война.

Немецкая армия продвигалась к столице. Тем не менее жители Варшавы старались скрыть волнение, подавить паническое настроение. В городе работали кинотеатры, шли спектакли, в парках по вечерам играл духовой оркестр. Вот и сейчас, когда я встречался с труженицей известного борделя, в еврейском театре давали спектакль "Фрейлехс", поставленный самим Михоэлсом. Это был вызов страшной судьбе, уготованной зрителям и актерам веселого и жизнеутверждающего представления.

...Саманта поведала мне о том, что Лемке 31 августа вечером пришел в бордель.

"Он был явно возбужден, но отнюдь не от женских чар. Его худое лицо казалось более вытянутым, а острый, чуть вздернутый нос, еще длиннее. Я поняла: что-то случилось. Лемке, обычно сдержанный, вдруг нервно заговорил по-немецки, однако вскоре спохватившись, перешел на свой примитивный польский. Он объяснил мне, что ему приказано немедленно отбыть в Берлин, а я должна свести вас с Валишевским. Мне показалось, что Лемке был напуган приказом. Он явно не желал ехать в Берлин".

Она замолчала, что-то обдумывая, затем призналась: "Знаете, Питер, Валишевский - русский шпион. Он пытался меня завербовать, зная о моей профессии. Юзефу было известно, что к нам захаживали офицеры, служащие и даже политические деятели, например, депутаты сейма. Некоторые не в меру болтливые клиенты, возможно, сами того не желая, выдавали важную информацию. Валишевский предлагал мне немалые деньги".

Она вздохнула, продолжив: "Польша наводнена шпионами, а наша контрразведка работает из ряда вон плохо". И она опять тяжело вздохнула: "А теперь - война. Польша потерпит поражение. Это будет страшно. Гитлер не любит не только евреев, но и нас, цыган; хотя, что мы им сделали плохого. Ладно, евреи. Они слишком умные. Среди них немало богатых, а мы - кочующее племя, кибитка и лошадь - наше достояние". И она посмотрела на меня, как будто ждала подтверждения.

То, что сообщила Саманта, мне было известно. Но почему Лемке велел этой несчастной проститутке искать со мной встречи. Лемке действительно укатил в Берлин, где его ожидало расследование. Видимо, Ганс об этом догадывался и очень опасался. Мне же предстоял непростой разговор с Валишевским.

Саманта выполнила роль связной, а мне, учитывая характер моей службы в Польше, преднамеренно приказали "обработать" Валишевского. Уже не говоря о том, что я "накопал" о Юзефе немало любопытных фактов из его биографии. Так что, решили в Абвере, мне и "карты в руки".

2 сентября состоялась встреча с русским агентом. Меня удивили два обстоятельства: быстрота, с которой Валишевский согласился на свидание с резидентом немецкой военной разведки; польские офицеры сейчас на передовой, а он... Я рассчитывал встретить военного, но увидел типичного филолога в модной цивильной одежде. На тонком интеллигентном лице едва заметная саркастическая улыбка; в глазах - вопрос: зачем?"

"Вы говорите по-русски?" - неожиданно спросил меня Валишевский. "К сожалению, пока не могу, но практически все понимаю, когда читаю русскую классику". "Тогда, может быть, по-французски?" - не унимался филолог. "Послушайте, - не выдержал я, - вы же - поляк?".

Бледное лицо Юзефа чуть порозовело, и он откровенно заявил: "Господин лейтенант, вы хорошо понимаете: скоро Польши как самостоятельного государства не будет. Одна ее часть окажется под властью нацистов; другая - отойдет к России".

"А вы кого предпочитаете, немцев или?.. " Валишевский не дал мне закончить фразу. "Не надо быть семи пядей во лбу, как говорят русские, чтобы представить, что принесут так называемые арийцы нашей стране: смерть, разрушение, заселение плодородных земель немецкими колонистами... Советы не делят людей по расовому или национальному признаку. Им безразлична этническая принадлежность человека... А вы, герр Питер, - и тут он перешел на немецкий, - разжигаете национальную рознь, вооружаете бандитов, которые, скорее всего, примутся убивать и грабить беззащитных людей".

Он протянул руку, чтобы взять у меня списки украинской националистической агентуры в Галиции и на Волыни. Я хотел было этим свертком ударить по его почти женской ладони, но только фыркнул и отдал документы этому русскому шпиону.

* * *

Я почти с немецкой пунктуальностью выполнил задание своего командования. Однако при этом испытывал горечь как человек, потерявший что-то очень для него важное, или как влюбленный юноша, которого любимая девушка обманула или предала.

Я старался не выходить из дома. Много читал, слушал радио и изучал английский язык. В этом нелегком занятии мне помогала моя соседка - англичанка, муж которой, поляк, был призван в армию.

Немцы все ближе продвигались к Варшаве. Их тяжелые орудия чаще обстреливали окраины польской столицы. Население - в тревоге. По городу специально распространялись панические слухи. Например, будто Рыдз-Смиглый и его правительство покинули Польшу, или о том, что тысячи польских солдат и офицеров сдаются в плен. На самом деле польская армия продолжает героические усилия, чтобы не допустить врага в столицу.

Несмотря на отвагу солдат, офицеров и ополченцев-варшавян, главный город польского государства в конце сентября оказался в плотном кольце вражеских войск и мощной бронетехники. Самолеты германских ВВС, не встретив сопротивления, усилили бомбовые удары по стратегическим объектам города.

Вскоре разнеслась достоверная весть: правительство во главе с Рыдз-Смиглым бежало из Польши. Кстати, сам маршал предпочел Румынию, где правил его друг, диктатор Антонеску; другие подались в Англию либо во Францию.

Нацисты торжествовали. В то время другая часть Польши была оккупирована Красной Армией, где Советы установили большевистский террор.

В Галиции шли массовые аресты. Львов заполонили чекисты, имевшие списки "опасных" для новой власти лиц. Причем репрессиям подвергались не только украинские националисты, но и поляки, евреи, армяне, немцы... Арестовывали и затем ссылали в Сибирь многих политических и общественных деятелей и даже владельцев небольших предприятий, магазинов и прочих "нетрудовых" элементов.

Из подполья вышли коммунисты. Они шествовали по центральным улицам столицы Галиции с красными флагами в руках, выкрикивая лозунги типа: "Да здравствует Советская власть!", "Да здравствует товарищ Сталин!" и т. п.

Теперь уже украинские патриоты посчитали за благо прятаться от большевиков. Власти принялись за церковников, главным образом, католических деятелей. Им, правда, разрешили покинуть территорию, оккупированную Красной Армией, и выехать в Польшу, где вовсю хозяйничали нацисты.

* * *

Я оставался в Варшаве. Мое начальство как будто обо мне забыло. К столице приближались все новые части вермахта, эсэсовские подразделения. На лицах солдат и офицеров - радость победы над довольно слабой польской армией. Фюрер обещал им всю Европу, и они ему верили.

С тех пор прошло много лет; возможно, я уже далеко не все помню, однако с каждым уходящим годом события осени 1939 года все отчетливее предстают в памяти, как будто это случилось совсем недавно.

Непросто в это поверить, но я искренне переживал за Польшу и ее народ. Я на самом деле, будучи служащим немецкой разведки, занимался подрывной деятельностью против польских властей. Но я искренне, независимо от своей службы, хотел воссоединения Галиции и других украинских земель с остальной Украиной, которая, по моему мнению, должна быть независимой. В общем, сумбур в моей голове оказался порядочный, и вызван он был воспитанием, образованием, учитывая влияние разведшколы, и непростой международной обстановкой. Впрочем, и молодостью тоже...

В ночь на шестое сентября 1939 г., когда я уже спал, раздался телефонный звонок. И я услыхал: "Привет, Питер, небось, старина, дрыхнешь?". Это был Гельмут, который продолжал в том же жизнерадостном тоне, - "тебе - час времени на сборы. Приедет машина, и ты тут же выезжаешь в Берлин".

Разумеется, я немедленно упаковал небольшой чемодан и стал ждать. Уже через час я сидел в легковой машине, которая на большой скорости устремилась в столицу Третьего рейха.

В полдень мы подъехали к зданию, где располагался аналитический отдел Абвера. Я поднялся на второй этаж. Увидев меня, Гельмут широко улыбнулся, поднялся со своего рабочего места и пригласил к хорошо знакомому мне столику. Денщик принес кофе с бутербродами, и предупредительный Зиберт еще велел ему заказать обед. Я действительно почти сутки ничего не ел.

"Итак, господин обер-лейтенант" - на последнем слове Гельмут умышленно сделал ударение. Я, разумеется, понял: меня повысили в звании не без содействия Зиберта, который уже носил подполковничьи погоны. "Надо полагать, ты соскучился по дельному заданию. Я не ошибаюсь?"

В это время я с аппетитом поглощал бутерброды, поэтому в знак согласия лишь кивнул головой.

Вскоре я узнал, что мне предстояло пережить в ближайшем будущем. Командование Абвера решило нелегально переправить меня через границу, разделяющую оккупированную немцами Польшу и Галицию, ставшей позже частью Советской Украины. Легенда такова: я, украинец с "левыми" убеждениями, искренне рад, что Красная Армия освободила западную часть Украины.

(Продолжение следует.)