Номер 31 (1520), 1.10.2020

Аркадий РЫБАК

Художественно-документальная повесть

(Продолжение. Начало в №№ 20–30.)

Этот сложный полет так и остался за скобками. Оказалось не до него. Когда тяжелые бомбардировщики один за другим садились на две параллельные трехкилометровые полосы аэродрома в Прилуках, начинало темнеть. Первое, что увидели летчики, выходя из своих боевых машин, было огромное красное знамя с широкой черной лентой на древке. На фоне заснеженного ландшафта оно было заметно издалека даже в сумерках.

— Что случилось? Опять кто-то разбился? — спрашивали друг друга летчики.

— Сталин умер, — сообщил техник из аэродромной обслуги.

— Когда?

— Пока вы летали, пришло сообщение. Вот горе какое, — добавил техник, едва сдерживая слезы.

Пока шли от самолетов до аэродромных строений, все только и произносили: "Сталин... умер... горе". Кто-то спрашивал, что же теперь будет. Кто-то не мог сдержать слез. В учебных комнатах замполит полка утешал офицеров, не представлявших жизнь без вождя. Уже появились расторопные ординарцы с бутылями и стаканами. Уже накрыли столы в офицерской столовой. Усталые летчики насели на борщ и кашу с котлетами. Все это запивали разведенным спиртом и компотом из сухофруктов. Многие пили крепко. Старшие вспоминали войну и боевых товарищей. Говорили, что Сталин обеспечил победу и мудро вел народ за собой. Заговорили о знаменитых летчиках. Стали вспоминать асов, сбивших десятки фашистских самолетов. Многие лично знали Героев Советского Союза, которых ставили всем в пример. Было даже три десятка дважды и трижды Героев.

— Иван Кожедуб сбил 64 немецких самолета, — напомнил замполит, — а у Александра Покрышкина было больше шестисот боевых вылетов и до 60 сбитых фашистов. Кстати, сам Кожедуб родом из этих мест, где мы служим. Мировой мужик...

Обоих названных асов хорошо знали в войсках. Оба они часто приезжали на отдаленные аэродромы, иногда летали вместе с товарищами и были довольно молодыми компанейскими мужиками. Покрышкину в тот момент исполнилось сорок, а Кожедубу было едва за тридцать. Оба впоследствии стали маршалами авиации, но после войны крепко пили и иногда могли в кругу молодых офицеров сказать такое, за что любому другому грозили бы пожизненное заключение или расстрел на месте. Наши герои своих заслуг не отрицали и гордились ими, но и противника не принижали. Говорили, что у нацистов было не меньше сотни асов, которые сбили на всех фронтах по сотне и больше самолетов. Не только наших, но и британских, американских, французских. А некто Хартман якобы сбил вообще больше трехсот самолетов...

Молодые такие разговоры на ус мотали, но сами предпочитали об этом не говорить. Особисты зорко следили за настроением офицеров, докладывали начальству, но героев трогать не решались.

Миша пришел в тот вечер домой здорово навеселе. Они долго просидели в столовой, потом вышли на воздух и палили в небо из пистолетов. В стране объявили траур. Полеты и занятия отменили. Назавтра на аэродроме назначили митинг. Белла уже знала о смерти Сталина. По селу прошлись агитаторы. На сельсовете вывесили флаг с черной лентой и выставили в окне портрет умершего. Плакали не все. Наутро Миша пытался дать ответ самому себе, насколько для него велико это горе. Решил, что потеря близких куда важнее...

...Они были почти одного роста. В холодное время Белла полушутя облачалась в мундир и сапоги мужа, надевала шинель и шапку, затягивала на тонкой талии ремень — чем не еще один привыкший к тяготам службы офицер? На фотографиях тех лет Миша с Беллой часто красуются в одинаковой форме. Честно говоря, у них мало чего было из гражданской одежды. Вот в таком прикиде молодая семья отправилась на аэродром в дни траура. Носить офицерскую форму посторонним запрещается. Но начальство отнеслось к шалостям лейтенантской жены снисходительно. Митинг провели. Нужные слова сказали. Поскорбили. Кто-то выдавил скупую слезу. Кто-то подумал про себя: ушел — и слава богу! Атмосфера оставалась напряженной еще не одну неделю. Но жизнь продолжалась. Готовились новые полеты, и природа заставляла радоваться первой траве и набухшим почкам...

21

...Автомобиль защитного цвета въехал прямо на летное поле. Из него выскочил коренастый майор с планшетом через плечо. К нему уже бежал руководитель полетов. Майор что-то спросил, тот махнул рукой в сторону стоявших на старте самолетов. Майор снова сделал повелительный жест и размашисто пошел к одной из машин. Впереди семенил капитан. Эту картину летчики наблюдали со своих штатных мест, ибо все были уже готовы подняться в воздух. Капитан подбежал к самолету и громко скомандовал:

— Лейтенант Новожилов, покиньте борт! Вместо вас сегодня летит замкомполка...

Команды не обсуждают. Виктор отстегнул ремни. Вот он уже спускается на землю. Майор на ходу жмет ему руку и вскоре пристраивается на штурманском месте. Спустя несколько минут эскадрилья поднимается в воздух. Новожилов растерянно смотрит в небо, спрашивает у капитана, чем он провинился. Тот отвечает, что начальство тоже желает летать, а ему, молодому, еще успеется...

Миша в тот день дежурил на аэродроме. Снятый с борта Витя Новожилов за неимением срочных дел остался с товарищем. В середине дня, когда на диспетчерском пункте сообщили, что эскадрилья возвращается с задания, все немного расслабились и успели по очереди сходить на обед. Первые машины уже запросили посадку. И вдруг радист одного из бортов произнес роковые слова "теряем высоту"...

Оглушительный взрыв разнесся над окрестностями. Столб черного дыма рванул под облака. На аэродроме началась паника. Неужели наши? Один за другим заходили на посадку и садились тяжелые бомбардировщики. Ждали еще одного. Того, в который в последний момент сел замкомполка...

Через два дня на местном кладбище стояли в ряд 11 закрытых гробов. В них не было тел. Собрать смятые в кучу и обгоревшие останки не удалось. На гробах лежали таблички с именами и фотографии членов экипажа. Над вырытыми могилами рыдали жены нескольких офицеров и все товарищи по службе. Эти похороны не походили на траур по Сталину. Все искренне оплакивали друзей. И прятали нехорошие мысли о том, что на их месте мог оказаться любой. Дело в том, что это был не первый случай аварии прекрасных ТУ-4. Эту "летающую крепость" успели окрестить еще и "братской могилой". Технические недоработки становились причиной аварий в разных полках. Были какие-то неполадки с высотомером, сбивавшие пилотов с толку. При посадке самолеты иной раз заваливались то на крыло, то носом к земле. Даже самые опытные пилоты не могли исправить ситуацию. Для экипажа проблема крылась еще и в невозможности экстренного катапультирования с большинства штатных мест. Парашюты, по сути, оказывались скорее культовым атрибутом, а не средством спасения. Так произошло и в тот день. И на прилукском кладбище появилась уже третья братская могила...

Отстраненного от полета Витю Новожилова несколько дней никто не решался тревожить. Он выпил за товарищей на поминках и не останавливался, словно готов был принять на себя порцию каждого. Витя не был пьяницей. Просто не мог прийти в себя. За неделю он осунулся, и на его висках пробилась седина. Миша с Вовкой Жаком пытались вернуть парня в строй. Только через неделю он словно очнулся. Пошел извиняться перед командиром эскадрильи. Но кто ж не вошел бы в положение? Новожилов окунулся в привычные будни...

...Между тем, наклепав примерно восемь-девять сотен распрекрасных ТУ-4, их производство остановили. И вовсе не потому, что разбились уже десятки летчиков. Нет, свою миссию бомбардировщик выполнил. Он произвел первые сбросы атомной бомбы с воздуха, им как бы утерли нос американцам. Но выяснилось, что для наших зенитчиков уязвим В-29 (что стало ясно в ходе корейской войны). А значит, так же уязвим и его аналог ТУ-4. Были и другие резоны. Прогресс в разработке военной техники заставлял пробовать новое.

Да и страна менялась. После смерти Сталина в партийной верхушке произошла жесткая схватка. Власть оказалась в руках внешне неприметного персонажа Никиты Хрущева. Он почувствовал себя реформатором. Для армии это вылилось в доктрину массового сокращения. Понятно, что в мирное время содержать почти пять с половиной миллионов военных накладно и нецелесообразно. Но сама реформа оказалась непродуманной и ударила по кадровым офицерам. Миша увидел для себя возможность изменить жизнь.

Осенью 1953 года молодая пара отправилась в отпуск в родные края. Погостили в Аккермане и Одессе. Сделали фото на память на Соборной площади и возле Украинского театра. Отметили с родными годовщину своей свадьбы. С тех пор прошел только год, а им казалось — целая жизнь. Миша зашел в старинное здание Одесского университета, находившееся в нескольких кварталах от театра. Узнал условия поступления, посмотрел список специальностей. Ему захотелось заняться географией. Как штурман дальней авиации, он каждый день имел дело с картами, но учеба в вузе представлялась ему увлекательным делом. И перспективным. Но как совместить службу с учебой?

На прием к командиру полка лейтенант Рыбак записался заранее.

— Зачем так официально? Что у вас случилось? — поинтересовался командир.

— Написал рапорт. Хочу учиться в университете, — ответил Миша.

— Но вы отличный, перспективный офицер, — заметил полковник. — Вы на хорошем счету и вот-вот получите очередное звание. Зачем вам гражданка? Там и денег меньше...

— Не в деньгах дело. Мы с женой планируем вернуться в Одессу. Я хочу преподавать. У меня даже был небольшой опыт. Да и армию будут сокращать. Пусть остаются те, кто больше хочет...

— Подумайте еще. Я вам рапорт не подпишу, — командир встал из-за стола и добавил: — Можете идти...

...Неделя за неделей тянулись чередой. Менялась только погода за окном. В тесной комнатушке царил привычный убогий уют. За простенком все так же мычала хозяйская корова и блеяла серая бодливая коза. Тетка Мария иногда угощала постояльцев молоком и свежими яйцами, Беллу называла Верой, ибо так ей было привычней и понятней. Миша все так же ходил через лесную опушку с пистолетом в кармане, но больше стрелять волков ему не пришлось. По вечерам после учебных стрельб он садился разбирать и чистить свое оружие. Белла эту процедуру не любила и просила не баловаться. К зиме стало известно, что у них намечается пополнение семейства. Белла чувствовала себя отлично и не роптала. Только иногда намекала мужу, что в Одессе им было бы как минимум не хуже. В ответ на эти намеки Миша сделал на обороте одной из фотографий такую надпись: "Наш дом везде, где мы, и столько, сколько мы живем в нем".

Ему самому очень хотелось поменять обстановку. Ему нравилась авиация. Он любил своих друзей и сослуживцев. Миша вообще был человеком общительным и неприхотливым. Но мысли о новой профессии его не отпускали. Весной он решился на еще один заход. Уже вовсю шли сокращения. Порой увольняли кадровых офицеров, у которых за плечами были война и полтора десятка лет службы. Они оставались без пенсий и гражданских профессий, без жилья и четких перспектив.

— Опять вы со своим рапортом, лейтенант Рыбак? — строго встретил Мишу командир.

— Товарищ полковник, не хочу занимать чье-то место.

— Это не аргумент...

— Жене скоро рожать. И сроки подавать документы в вуз тоже скоро...

— Вижу, вы не оставили эту затею с университетом. Неужели вам будет интереснее, чем в авиации? Это же живое, практическое дело.

— Мы с женой все обсудили. Я буду подавать рапорты на увольнение до тех пор, пока вы мне не подпишете...

— Ясно. Оставьте рапорт. Передам в канцелярию. Приказ вывесят на доске объявлений.

— Спасибо, товарищ полковник! — улыбнулся Миша. И добавил: — С меня магарыч...

* * *

В свою избушку он летел, как на истребителе. Белла как раз развешивала белье на веревке за домом. Миша еще издалека крикнул:

— Все, Бея, командир обещал подписать!

Приказ появился не сразу. Миша еще несколько раз успел слетать на учебные бомбометания, отсидеть на скучных политзанятиях и оттрубить свои дежурства. Уже прошли майские праздники. И только в первые дни лета лейтенанта Рыбака уволили в запас. Сразу же пошли рутинные хлопоты по сдаче казенного имущества. У заведовавшего складом старшины удалось недорого выкупить кожаный реглан на меху и кое-что по мелочам. При молодом лейтенанте оставались военная форма, стопка книг и счастливая жена. За два года службы ни вещей, ни сбережений накопить не успели. Немногочисленные предметы быта раздали оставшимся в части друзьям. Домой укатили налегке. И с легким сердцем...

(Продолжение следует.)

Книгу Аркадiя РИБАКА "Аккерманський хлопчик" / "Колишнi"
можна придбати в редакцiï газети "Порто-франко".
Тел.: 764-96-56, 764-95-03, 764-96-68.