Номер 11 (1404), 6.04.2018

(Окончание беседы с одесским композитором Аленой Томленовой.
Начало см. "Порто-франко" № 10 от 30.03.18 г.)

ЧЕЛОВЕК МУЗИЦИРУЮЩИЙ

- О разных претворениях формулы человека я рассказываю в пенталогии с Третьей по Седьмую симфонии.

Теория симфонизма от московского музыковеда Марка Арановского предполагает исследование разных ипостасей человеческих, разных граней человеческого бытия. С небольшими различиями я следую этой теории. Третья симфония - Homo aspirants (человек обучающийся), Четвертая - Homo meditans (человек размышляющий), Пятая - Homo ludens (человек играющий), шестая - Homo active (человек активный), Седьмая - Homo faber (человек мудрый, творящий).

Моя система отличается от Арановского, так как целью было не показать человеческие грани, а обозначить приход человека к чему-то важному, не к свету, но к просветлению, к какой-то гармонии внутри себя. Достигая этого, человек достигает какого-то земного рая. Если его дергает окружающая действительность, и дергает больше, чем внутреннее наполнение, это проблема. А если он справился с этим, у него преобладает внутреннее над внешним, и поэтому он более собран и счастлив. Идея моей симфонической пенталогии - прийти к гармонии, к пониманию если не себя (потому что себя постичь очень сложно), то каких-то моментов бытия. По крайней мере, умение уходить в состояния просветленности и гармонии с собой очень ценно. У меня впервые в Седьмой симфонии появляется большая мажорная тема. То, что я пишу мелодии - так получилось, сложилось, мелодии возникают сами, а дальше начинается композиторская работа, направленная на то, чтобы всю эту драматургию выстроить средствами оркестра, средствами инструментов. Музыка не должна быть глупой, музыка должна быть умной. Чтобы и профессионалу было понятно, а слушателю интересно, если ты эмоционально зацепил слушателя, то каждый найдет в этой музыке свое, то, чего ты, может быть, и не закладывал.

"ВНУКИ ФРЕЙДЛИНА"

- Помню, был у меня одноклассник, который сочинял только мазурки и вальсы. Ян всегда спрашивал его: "Сережа, сегодня мазурочка или вальсок?". Мы, девчонки, глупые, хохотали над ним... А сама я тогда писала Поэму, которая получила первое место на школьном конкурсе. Не скрою, очень гордилась этим. Эта грамота с портретом Ленина мне, десятикласснице, была лучшей наградой. Хотя Ян не поощрял нашего участия в конкурсах, вот таких, как мы теперь проводим в консерватории, имею в виду областной композиторский конкурс имени Юлии Гомельской. Мы могли себя проявить раз в год, когда он делал большие концерты. Нам хотелось как-то посоревноваться, и вот этот конкурс, кажется, он был приурочен к 110-летию Ленина, дату не вспомню, для меня это было сильно. Я даже сейчас достаю грамоту с улыбкой и трепетом. Ян хотел, наверное, чтобы мы, "столярики", не ставили в невыигрышное положение детей из обычных музыкальных школ. Сейчас наши участвуют в конкурсе в консерватории, берут призовые места, но ситуация поменялась: подросли и рассредоточились педагоги из числа учеников Яна, та же Лена Стефаниди, та же Света Зоркина, это всё наши люди. Они мощно и сильно работают. А тогда Ян Михайлович был один со своими учениками. Планирую весной устроить концерт "Внуки Фрейдлина". Когда мы заканчивали консерваторию (а я уже и закончила, был 1991 год), Ян нас собрал, он тогда уезжал, и попросил нас исполнить те произведения, которые мы написали в школе. Это было очень интересно нам, потому что мы стали взрослыми и уже по-другому играли эти произведения. Шольц даже спрашивал, не переделала ли я чего, но я просто играла иначе. Уже по-взрослому, даже, может быть, не столько технически, сколько с другим осознанием собственного сочинения. Теперь я хочу сделать то же самое. У меня в 2012 году вышел сборник "Морской ветер" из произведений моих учеников. Там есть пьесы Андрюши Малинича, Тани Шабаевой, Ани Стояновой, ребят, которые уже закончили консерваторию, учатся в аспирантуре, Аня уже вообще вступила в Союз композиторов, Глеб Фаренюк сейчас учится в Киеве у Евгения Станковича. Вот соберем их, они исполнят музыку, сочиненную в школе, плюс по одному новому произведению. Конечно, я не смогу собрать всех, мои ученики, которые уже живут в Штатах, не подтянутся. У меня есть два замечательных ученика, Виктория на пять лет меня младше, это первая моя ученица, живет в Кливленде, делает оркестровки, преподает. Армен приезжал в ноябре, свои партитуры показывал, надеется, что его произведения будут исполнены в Одессе - думаю, молодые музыканты с удовольствием выучат их. Думаю, весной, после "Двух дней и ночей с новой музыкой", перед майскими, сделаем этот концерт.

"ШОСТАКОВИЧ ВЫ НАШ!"

- А на сам фестиваль делаю для Елены Павловой фортепианное переложение Концерта для фагота - редкое занятие для меня, я и партитуры пишу сразу в оркестр, Сан Саныч Красотов когда-то подкалывал: "Шостакович вы наш!". Я делаю дирекцион - что такое дирекцион - это сокращенная запись. Я не расписываю партитуру в тридцать строчек, а пишу на три - шесть строчек, но пишу сразу инструменты. Потом это все раскладываю на большую партитуру, но сразу знаю, что вот это играет, допустим, английский рожок, а не тромбон. Четко представляю себе тембр. И Сан Саныч подкалывал, потому что от нас на четвертом курсе по программе требовалось показать симфоническое произведение в двухрояльном виде. А я не могу так, мне пришлось это делать "задом наперед". Из партитуры - переложение для двух роялей. Помню, Вероника Струк играла со мной, и действительно, существовала партитура. Когда я показала ноты, Сан Саныч сказал: "Ну, конечно. Ну, как же ж...". Такой смешной момент, у нас всегда с ним были трения, но я счастлива, что до его отъезда в Китай и до его ухода мы пришли к какому-то общему знаменателю, сдружились, успокоились. Выяснилось (это же Одесса!), что бабушка жила на Ришельевской, папа на Маразлиевской, кто-то где-то с кем-то сталкивался, и в итоге у нас сложились теплые отношения. Просто действительно Сан Саныч очень хотел, чтобы я у него училась. А я очень не хотела у него учиться, не потому что не считала его высококлассным автором и профессионалом, считала! Но мне было в Киеве интересней. Я фактически считала, что учусь в Киевской консерватории, а получаю диплом в Одесской, просто это скрывала. В то время было так принято, ездить на уроки, и вот вам совпадение: Ян и Яков (а настоящее имя Фрейдлина тоже Яков) стали моими учителями, сыграли в моей судьбе фантастическую роль. Имя Яков для меня сакральное! Яков Губанов сейчас живет в Штатах, читает лекции, блестящий действующий композитор, как и Ян Фрейдлин в Тель-Авиве. У моего Яши киевского тогда было шесть симфоний, сейчас, наверное, уже двадцать, если он продолжает их писать . У Слонимского, к которому я ездила в Питер, уже тридцать с лишним симфоний. Наверное, потому что мои педагоги были симфонистами, наверное, потому что Третью симфонию Фрейдлина я считаю образцом этого жанра (все мои ученики ее знают и воспринимают, более того, я самым маленьким ставлю фрагменты, эта музыка действительно на века, вошла в историю), и папа - брукнерианец, я сочиняю симфонии.

Концерт для струнного оркестра и фагота, написанный в девяностых, очень любим исполнителями, и я не думала, что буду делать переложение для рояля. Вспоминаю, как говорила Красотову: "Сан Саныч, ну вот есть канон ударных, есть флажолеты струнных, ну как их изобразить на рояле, постучать ногами, что ли?". Меня фаготисты давно просили сделать переложение оркестровой партии для рояля, но я не понимала, как к этому подойти. И когда появились Юрий Кусяк и Елена Павлова, я себе представила, как Шаврук говорит мне: "Алена, ничего, что мы этот концерт уже три раза исполняли?". И ведь верно. Я бы очень хотела помочь Кире Майденберг, Ане Тихоплав, Алеше Суровых, молодым, чтобы оркестр их произведения исполнил. Ведь они не имеют такой лаборатории, не могут проверить себя при помощи живого оркестра, синтезатор его не заменит. И я подумала, что не буду Игоря Леонидовича тревожить на этот счет. А Лена воспринимает мою музыку, как свою, и говорит: "Алена, сделаем струны ваши любимые, там, где флажолеты!". Конечно, это будет сокращенный вариант, который прозвучит в апреле на фестивале. И я для себя нашла формулу "Движение жизни" - Motus vita (я использую латынь, другие композиторы больше английский используют) - это обо всем. Вот был у меня цикл "Багатели", когда мне заказывают музыку для камерного состава, эта форма универсальна и удобна. "Багатели" есть и у Сильвестрова, мне очень комфортно в этой форме. Можно проявить себя и в маленьком масштабе. Modus vitae - это уже более крупная форма, можно продолжать в этом духе. Потому что вот Deo volentun, "По воле Божией" - все-таки обязывает. Это сочинение, которое предполагает присутствие какого-то высшего начала. А "Движение жизни" может быть совершенно по-разному решено...

Беседу вела Мария ГУДЫМА.

Фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО.