Номер 28 (1372), 4.08.2017

И. Михайлов

ПРИЗНАНИЕ БЫВШЕГО АГЕНТА АБВЕРА

(Продолжение. Начало в №№ 22-27.)

Я знал, что мне забронировали номер в гостинице "Лондон". Логично было сесть в такси, назвать гостиницу, и лихие польские водители мигом доставили бы к месту назначения.

Но мне так хотелось пройтись по центральным улицам Варшавы, что я предпочел мокнуть под дождем, чем увидеть Маршалковскую или Иерусалимскую аллеи... через окно автомобиля.


Центр Варшавы практически не изменился. Нарядные пешеходы сновали туда и обратно, не забывая вежливо извиниться, если кто-то кого-то ненароком заденет; женщины неопределенного возраста, слишком ярко одетые, с видимой косметикой на симпатичных лицах, бросали заинтересованные взгляды на молодых парней в солдатской форме; изрядно поседевшие мужчины все также подмигивали гимназисткам старших классов... Варшава та же, что и была, когда и я заглядывался на прелестных барышень...

В толпе, поеживавшейся от осенней непогоды, определить, кто есть кто, стало не менее сложно. Кто из проходящих мимо меня жителей польской столицы - поляк, а кто - украинец или немец... Правда, некоторые евреи все еще носили традиционную одежду; зрелые мужчины - с бородой и пейсами, юноши - с неизменной кипой на макушке головы.

На следующий день, выйдя из гостиницы, я направился в кондитерскую, где, как и прежде, выпекали румяные французские булочки, а душистый кофе настойчиво манил заглянуть в уютный зал. Сидя за столиком, я обдумывал план действий. Трудно сказать, чтобы я придумал, если бы не случайно услышанный разговор за соседним столиком. Говорили по-украински, правда, с явным польским акцентом. Молодые люди обсуждали положение в Галиции, ругали польское правительство, не стесняясь в выражениях, надеясь, видимо, что присутствующие в зале их не понимают.

Я делал вид, что озабочен поеданием булочек, а сам размышлял, как поступить. Тем временем молодые украинцы, покончив с кофе, вышли из кондитерской. Бросив на столик несколько злотых, я последовал за ними. Интуиция меня не подвела. Ребята направились в "Украинский дом".

Это был довольно старый, трехэтажный особняк, возможно, построенный еще в середине XIX века. В доме имелись многочисленные комнаты, где заседали его завсегдатаи. Кроме того, в нем расположились небольшой спортивный зал, музыкальный салон и библиотека, и еще очень важно отметить: в доме был превосходный ресторан под названием "У дяди Зюзи".

Я не погрешу против истины, заметив, что ресторанчик и его владелец считались важнейшей достопримечательностью "Украинского дома".

Дядя Зюзя - хозяин заведения - был весьма любопытной личностью. Это - не только импозантная внешность, высокий профессионализм, но и разносторонние знания, удивлявшие даже рафинированных украинских интеллигентов.

Зигмунд Кац - такое его имя и фамилия - был родом из Дрогобыча, маленького, но старого многонационального городка в Галиции. Зигмунд Кац - потомственный кулинар. Его отца, известного всему району повара, приглашали готовить на еврейские свадьбы даже во Львов. Разумеется, сын такого повара был просто обязан стать настоящим мастером кулинарного искусства.

Пан Зигмунд после смерти своего отца унаследовал не только кошерный ресторанчик в родном Дрогобыче, но и талант предпринимателя.

Старинный Дрогобыч с уникальными крепостными сооружениями, готическим костелом XIX века, деревянными церквями и скромными синагогами оказался тесен способному Зигмунду. И вскоре его семья переехала в столицу. В Варшаве Кацу удалось открыть кошерную "забегаловку" для религиозных евреев, которые полдня молились, а затем, изрядно проголодавшись, устремлялись "заправиться" фасолевым цимесом. Все знали: у Зигмунда недорого и сытно.

Вскоре о таланте дрогобычанина проведали не только евреи, но и все остальные любители хорошо поесть, выпить бокал сухого вина, послушать трогательные песни.

Среди почитателей еврейской кухни оказались активисты украинской общины Варшавы. Спустя некоторое время руководители столичной украинской диаспоры предложили Зигмунду открыть ресторан в "Украинском доме", при этом угощать своих посетителей Кац мог не только украинскими национальными блюдами, но и еврейскими, польскими... Пан Зигмунд арендовал почти весь первый этаж "Украинского дома", и через несколько недель ресторан "У дяди Зюзи" был торжественно открыт.

Я не случайно так много говорю об этом весьма питательном заведении. В моей работе в столице Польши этот ресторан превратился в источник нужной мне информации. Я его посещал почти каждый день, кроме субботы, когда ресторан был закрыт.

Известно, что за рюмкой доброй "горилки" и тарелкой сытного борща с пампушками "развязываются" языки, непринужденно беседуется, заводятся нужные знакомства. Вскоре все посетители "Дома" знали меня и наперебой предлагали "дружески" поговорить "у дяди Зюзи". Тем более всем было известно: пан Янковский-Сердюк оплачивает счет за "вкусную беседу".

Наступил январь 1939 г. В некоторых районах Польши неспокойно. Во Львове и в других городах Галиции проходили стихийные митинги украинских студентов и учащихся старших классов гимназий. Польские власти ужесточали репрессии. Примечательный факт: в Варшаве, как, впрочем, и в других городах Польши, легко можно было купить газеты и журналы, издаваемые в Германии. В этих изданиях украинское националистическое движение не только поощрялось, но и поддерживалось. Например, в ряде статей авторы открыто призывали украинскую молодежь к антиправительственным выступлениям. Более подробно я узнал о подстрекательской деятельности немецкой прессы от своего нового знакомого Леся Новицкого.

* * *

Из архива КГБ СССР

Лесь Новицкий, 1917 года рождения; отец - Генрик Новицкий, поляк, убит во время антиеврейских беспорядков в Варшаве в 1919 г. Мать - Мария Квитко, украинка, умерла от туберкулеза в 1927 году. Новицкого воспитывали родственники матери. Еще обучаясь в украинской школе, Лесь Новицкий примкнул к украинскому националистическому движению. С 1936 г. сотрудничал с польской разведкой; с 1940 г. стал работать на немецкую тайную полицию (гестапо)...

* * *

Ему в то время едва исполнился 21 год. Это был высокий, худощавый, с правильными чертами лица, молодой человек. Он удивлял прекрасным знанием украинского языка и литературы, любил национальные традиции. Однако у многих Новицкий вызывал удивление своим неприязненным отношением к русским, к России. Он часто говорил мне: война с Россией неизбежна, и только ее разгром приведет к созданию независимой Украины.

Его антирусская риторика стала известна польским спецслужбам. Их заинтересовал этот молодой человек, но не столько своей русофобией, сколько, как им казалось, фанатичной привязанностью к украинскому национализму.

Вполне логично, что польскую разведку более всего интересовали украинские националисты, которые значительно активизировали свою деятельность, а не кремлевские вожди, которых Лесь Новицкий мечтал убить, как он выражался "собственными руками".

Разумеется, я внес его в свой список "нужных" людей, внимательно наблюдая за ним и его друзьями. Между прочим, те молодые люди, которых я случайно подслушал в кондитерской, оказались его единомышленниками.

Авторитет Новицкого среди последователей был чрезвычайно велик, несмотря на то, что он значительно моложе.

Всем нравилось, что у Леся отличная украинская речь, говорил он предельно ясно, порой цитируя классиков украинской литературы. Он хорошо знал произведения Т. Шевченко и И. Франко, Л. Украинки и даже мог прочитать наизусть басни незабвенного Григория Сковороды.

Его погубила страсть к деньгам и безмерное честолюбие. Новицкий в детстве и юности в полной мере познал все "прелести" нищеты и национального унижения. Над его украинским происхождением смеялись соседские мальчишки, порой донимали и взрослые поляки. Это оставило глубокий след в сознании впечатлительного ребенка. Дядя со стороны матери, воспитавший Леся, старался привить не по годам развитому подростку националистические идеи.

В полиции Леся Новицкого считали неблагонадежным. Однажды, вызвав его на "профилактическую беседу", полицейский чин предложил Новицкому сотрудничество, став агентом внутренней безопасности. Ему было обещано приличное вознаграждение, и молодой человек не устоял. Он регулярно доносил в полицию обо всем, что касалось деятельности различных группировок украинского националистического движения в Варшаве и, если была возможность, то и в других городах Польши. Благодаря Лесю Новицкому полиции стали известны имена и фамилии активных противников польской власти, в частности в Галиции и на Волыни.

Польская разведка направила двадцатиоднолетнего Леся Новицкого в Луцк. Волынь, как, впрочем, и весь этот регион, была охвачена брожением украинской учащейся молодежи. Луцк в то время - небольшой город, история которого имела большое (прежде всего символическое) значение как один из центров Галицко-Волынского княжества. Украинцы - жители Волыни - искренне гордились историей этого района, не без основания считали, что именно в Луцке процветала национальная культура, например иконопись.

Новицкому удалось легко установить связи с полулегальными украинскими националистическими организациями на Волыни. Его с радостью принимали молодые украинские патриоты Луцка. Однажды Степан Бандера удостоил своим присутствием чтение Новицким поэмы Т. Шевченко "Гайдамаки". Исполнение было таким искренним и по-настоящему артистичным, что лидер националистов не смог сдержать слез.

Лесь с чувством исполнял украинские народные песни и в то же время систематически информировал польские спецслужбы, после чего шли повальные обыски, аресты, пытки, тюремные заключения.

Меня, честно говоря, подкупала искренность Новицкого, хотя я знал о его двойной игре. А взгляды Леся на ситуацию вокруг украинского вопроса поражали своей логикой и трезвым мышлением. С одной стороны, он любил свою нацию, считая себя украинцем, с другой, полагал, будто независимая Украина - миф. Он это так объяснял: никто в Европе в настоящее время не желает ссориться с Советским Союзом из-за Украины, а Москва даже в мыслях не допускает независимости украинской нации. Так лучше, - утверждал Лесь, - пусть украинцы останутся в составе Польши, нежели под властью большевиков. На мой вопрос о том, почему многие лидеры националистического движения приветствуют союз с Германией, мой визави ответил: "Я полагаю, что те националисты, которые ратуют за союз с Германией, чтобы с ее помощью обрести независимость, на самом деле не желают подлинного суверенитета. Они только меняют хозяина. Но поляки нам ближе: история, язык, культура, отчасти религия. Немцы, как и русские, реальной свободы Украине не предоставят". Все это было сказано Новицким за несколько месяцев до начала войны.

В тот день, как обычно в полдень, я сидел "У дяди Зюзи" в ожидании обеда. Где-то в конце зала слышался громкий смех. Так и есть: это дядя Зюзя веселит всех очередным еврейским анекдотом. Можно было улыбаться, правда, беззлобно, слушая, как Зигмунд Кац говорит по-украински. Он и по-польски изъяснялся не очень. Его специфический еврейский акцент был по-своему оригинален. Впрочем, чему удивляться: всю сознательную жизнь "дядя Зюзя" говорит, думает, поет песни, наконец, ругается на языке идиш. Если немного истории, то получается следующая картина: этот язык возник в XII-XIII вв. как результат взаимодействия верхненемецких диалектов с семитскими (прежде всего с древнееврейским и арамейским) языками; прибавьте к этому славянский элемент.

Евреи давно поселились на немецких землях, раздробленные на многочисленные удельные княжества, герцогства, графства... Местные "царьки" были рады таким подданным: предприимчивым, трезвым, даровитым. Они приносили немалые деньги в вечно пустующую казну. Вот только растворяться в мирном обществе евреи категорически отказывались. Они всегда стремились оставаться такими, какими были. Иными словами, исповедовали свою древнюю веру во враждебном христианском окружении; сохраняли свой жизненный уклад; соблюдали обычаи, которым иудеев учили библейские пророки. Нужен был еще и язык, отличный от того, на котором говорили баварцы, пруссаки, магдебурцы, жители ганзейских городов и пр. Свой древний язык, на котором написана Тора, они знали. Но он уже очень давно утратил статус разговорного, став языком Священного Писания, молитвы, обращения к Всевышнему. И мудрые евреи создают оригинальный язык.

Писали - справа налево, взяв за основу древнееврейский алфавит. Из языка Библии во вновь созданный были заимствованы многие союзы, предлоги, аффиксы, ряд глагольных структур, а также выражение образной речи (эпитеты, сравнения, метафоры и т. п.).

Приблизительно в начале XV века массы еврейского населения переселились в Польшу, Чехию, Словакию, Украину. Уже в XVI веке в ряде крупных славянских городов появились многочисленные еврейские общины. Например, различные источники свидетельствуют, что в Киеве евреи проживали еще с Х века. Еврейские общины процветали в Праге, Кракове; даже в Москве появились негоцианты, ремесленники, врачеватели, исповедавшие иудаизм.

Разумеется, в эти страны новые подданные принесли с собой неведомый ранее язык. Идиш стал пополняться славянскими словами и морфемами. Кроме того, славянские языки во многом сказались на фонетике и синтаксисе этого еврейского языка. Обычно различают три основных диалекта разговорного языка идиш: польский, украинский и литовско-белорусский. Правда, границы этих диалектов не совпадали с границами данных территорий, поэтому названия условные.

И вот что важно отметить: на языке идиш была создана чрезвычайно богатая и разнообразная культура, включавшая литературу (поэзию и прозу), песни, ставшие народными, хотя их творили нередко безвестные поэты и музыканты; оригинальный фольклор (сказки, анекдоты, басни, притчи и пр.) и, наконец, театр.

Еврейский театр был известен во многих странах, даже там, где носители языка идиш практически не проживали. В этих театрах ставили спектакли, для которых специально писали пьесы, сочиняли музыку, слова к песням. В театрах играли поистине народные лицедеи, не имевшие специального образования, гонимые нуждой и предрассудками, но обладавшие талантом и любовью к своему народу и его уникальной культуре.

Не удивляйтесь, господин профессор, что я решил уделить внимание в своей исповеди языку, который я слышал на улицах Варшавы, еще во времена моего детства и юности.

(Продолжение следует.)