Номер 47 (1440), 27.12.2018

Новый, 2019-й, начинается юбилеем с оттенком грусти. Второго января исполняется 70 лет с того дня, как в Одессе родился Олег Шейнцис - будущий выдающийся театральный художник, один из лучших сценографов Европы.

Грусть же - от того, что этот юбилей мы отмечаем через 12 с половиной лет после его ухода из жизни. В этой подборке личные впечатления перемежаются фрагментами из статей художника, его интервью разным изданиям, воспоминаниями о нем.

С Олегом мы познакомились летом 1985-го, хотя эта встреча могла состояться гораздо раньше. Моя мама периодически рассказывала, что видела на улице своего одноклассника, сын которого - художник в Москве. Но мне долгое время не приходило в голову поинтересоваться его фамилией; художники, что называется, "не моя тема", и особого интереса к этому виду творчества у меня никогда не наблюдалось. Но однажды мама невзначай уточнила, что сын ее одноклассника работает в театре. Тут уже я не мог не задать вопрос о фамилии. Услышав же ответ, чуть не завопил: "Как, тот самый?!"

В отличие от художников "просто", о театральных - сценографах я был осведомлен гораздо лучше. И тот факт, что главный художник одного из самых популярных театров Союза - Московского Театра им. Ленинского комсомола (его театралы уже тогда именовали коротко: Ленком), любимый соратник Марка Захарова - одессит, не мог не породить стремления обязательно с ним познакомиться. Что и было осуществлено во время ближайшей же поездки в Москву.

Это сейчас, чтобы пробиться к какой-либо знаменитости, приходится прилагать массу усилий. В те времена все было намного проще. Я зашел в театр, на служебный вход, объяснил, что меня туда привело, мне дали номер рабочего телефона Олега, и на следующий день я уже сидел в его театральной мастерской и расспрашивал, как он "дошел до жизни такой".

Оказалось, что в Одессе Олег жил на Екатерининской, 22, угол Греческой (тогда Карла Маркса угол Карла Либкнехта - легендарный перекресток "два Карла"), в двух кварталах от моего дома; так что, будь мы в ту пору знакомы, могли бы ходить друг к другу в гости, не переходя дороги. Увы, в детстве наше знакомство не состоялось, хотя общих друзей-приятелей нашли немало.

Из интервью О. Шейнциса: "В Одессе дом был шумный, но конфликты разрешались с юмором, хотя довольно громко. Коммуналка формировала бесценный опыт жизни, воспитывала будущие кадры. Тогда мальчики носили чулки и короткие штанишки, и многочисленные соседи отлавливали будущих мужчин, чтобы подтянуть им вечно сползающие чулочки. Процесс обязательно сопровождался нотациями. Что, естественно, порождало протест. Во мне до сих пор осталось чувство негативизма, выработавшееся в те времена. И когда кто-нибудь что-нибудь насильно пытается впихнуть в мою башку, я упрямо, как в детстве, сопротивляюсь. Иногда ловлю себя на мысли, что даже на самые мудрые и заманчивые предложения возникает внутренняя реакция: "А вот и нет!" Хотя вслух этого теперь, конечно, не произношу".

Отец Олега - архитектор, мечтал, чтобы сын пошел по его стопам, для чего мальчик "был сослан" в художественную школу. Занятиям в которой он долгое время предпочитал футбол, пока в какой-то момент не ощутил, что ему стало интересно рисовать. И поступил в театрально-художественное училище. После третьего курса Олег был направлен "для прохождения производственной практики" в бутафорский цех Театра им. Вахтангова. В том, что одесский студент "так просто" попал в один из самых знаменитых театров Союза, нет ничего удивительного. Таких училищ на всю страну с сотнями театров было всего два.

На практике Олегу так понравилось, что он решил остаться в Москве. К счастью для юноши, завучем училища в ту пору был легендарный педагог Александр Менделевич Баренбойм - покровитель многих талантов. Он согласился "прикрывать" студента, поставив всего одно, но жесткое условие: все задания, зачеты, не говоря уже об экзаменах, сдавать в срок. Что и было выполнено.

В положенный срок юношу призвали в армию. Тут уже отец постарался, и службу Олег проходит в "Военпроекте" на Второй станции Большого Фонтана. В отличие от большинства отслуживших армейские времена он вспоминал не без удовольствия.

Из интервью О. Шейнциса: "В основном мы проектировали совершенно цивильные объекты в Крыму, заказчиком которых выступало Министерство обороны: санатории, пионерлагеря, лечебницы с прилегающими территориями, то есть пляжами, парками, киноконцертными залами. В то время такие громадины и строили! Например, военный санаторий "Гурзуф", детский санаторий "Чайка", огромный, на 4600 детей, это в четыре раза превышает все возможные нормы. Ну и, естественно, прилегающие к Евпатории и Гурзуфу водопады и водоскаты. Был еще такой проект: спальные корпуса в открытом море для людей с нервными заболеваниями. Потом микрорайон в Симферополе возвели, а в Одессе несколько жилых домов в 1974 году построили...".

Но перспективы реализовать себя в архитектуре Олега не увлекали. Театр владел его помыслами.

Из статьи О. Шейнциса: "Почему я стал театральным художником? Неизвестно. Такое впечатление, что я ничего и не решал, все было за меня решено. И все же всегда хочется докопаться. Самому интересно ответить на вопрос - почему?

По советским понятиям, я делал просто отличную карьеру. В двадцать один год я получил возможность разрабатывать авторские проекты в Крыму - санатории, микрорайоны, пионерлагеря. Тогда ведь была большая редкость - авторские проекты, только типовые. Я же получал авторские. Тем не менее в один прекрасный день, неожиданно для себя все бросив, я пошел скульптором в Одесский театр оперы и балета. Этот рывок поверг всех, кто меня знал, в шок: "Такие возможности, такие перспективы - бросить все вдруг! Ты что, елд?" (В Одессе так называли ненормальных людей, совершающих ненормальные поступки, лишенные какой-либо мотивации - в общем, придурков). Большинство в городе принимало меня за такового. Я же, совершая это резкое движение в сторону "театрального поприща", не планировал его заранее и нисколько не размышлял о последствиях".

В начале 1970-х, перебравшись с женой в Москву, Олег Шейнцис стал студентом постановочного факультета Школы-студии МХАТ. По его словам, будущих сценографов готовили весьма консервативно, оберегали "от внешних современных течений". Но молодых людей интересовало как раз то, чем занимаются самые передовые по тем временам художники - Боровский, Кочергин, Левенталь, Китаев, Лидер. Лично на Олега наибольшее впечатление произвела выставка работ Даниила Лидера - главного художника Киевского театра им. И. Франко, после чего состоялось личное знакомство, переросшее в дружбу, несмотря на более чем 30-летнюю разницу в возрасте. Начинающий сценограф впитывал в себя все, что могло пойти на пользу профессии.

Из рассказа О. Шейнциса: "Когда-то в юности я верил, что режиссеры могут рассказать про что и как. Был известный профессор, преподававший в Школе-студии МХАТ мастерство актера, Виктор Карлович Монюков. Я работал на его курсе во время своей учебы, и мы, в общем, неплохо сработались. Что мне не нравилось и сильно затрудняло с ним работу, так это его прусская дотошность, занудство. Всякая гармония у него должна была быть "поверена алгеброй" и прочее, прочее. Терпел я его капризы чисто из своего упрямства, и что-то внутри подсказывало терпеть. Ведь, в сущности, мы не имели права работать вместе как люди слишком разных генераций. На "Записках Лопатина" Симонова он устроил мне двухмесячную "олимпиаду" на предмет изготовления макета. Каждый день в пять часов я приносил макет. Он говорил: "Нет, не годится". Я говорил: "Хорошо" - и на следующий день точно в пять часов приносил новый макет. Чего это стоило, одному Богу известно. На протяжении двух месяцев каждый день выполнять макет с новым решением! Наконец я приношу макет и, понимая, что это издевательство может быть вечным, говорю: "Хорошо, Виктор Карлович. Скажите мне, какой вам нужен здесь образ". Пора же выпускать спектакль, время уходит... Он отвечает: "Ну ладно. Образ про то, что война переосмысливает морально-этические ценности". Тут я взвыл: "Но это же тема, а не образ". "А образ за тобой", - отрезал он. С тех пор я знал, зачем нужен художник. Образ за мной".

После окончания вуза Олег работал в Первом Московском областном драматическом театре. Театр этот находился на выселках, был мало кому известен, и сейчас уже трудно понять, каким образом туда наведался режиссер Ленкома Юрий Махаев. Но факт тот, что после посещения он долго разыскивал художника, у которого тогда еще не было ни постоянного адреса, ни телефона. Лишь через пару месяцев Олег узнал, что его ждет Марк Захаров. Личная встреча для обоих оказалась судьбоносной...

Из воспоминаний М. Захарова: "Шейнцис возник где-то на исходе 1977 года. Сначала по слухам, потом непосредственно. Передо мной. Я никогда не видел его работ и доверился нашему режиссеру Ю. А. Махаеву... У американского режиссера Спилберга есть фильм с прекрасным названием: "Контакты в четвертом измерении". И непонятно, и красиво. С Шейнцисом так же. Его сценографические сочинения сразу же поразили меня своим многоголосьем".

Мне довелось однажды стать свидетелем их общения в коридоре театра. Сразу на память пришло пушкинское - "Лед и пламень". Нарочито сдержанный и неизменно ироничный режиссер и легковозбудимый, с горящими глазами художник. Тем не менее они сошлись, результатом чего стали спектакли, навсегда вошедшие в театральную историю, а некоторые, как "Юнона и Авось" - и в театральную легенду.

Из рассказа О. Шейнциса: "Марк Захаров авторитарный человек, но без команды он не может, и он очень хорошо работает в команде. Я авторитарный человек, тем не менее без команды я не могу, и мне очень нравится существование в команде. Вокруг меня, в моей команде, тоже должны быть авторитарные люди. Как ни странно, коллективное творчество может рождаться только в команде ярких индивидуальностей, которые умеют в итоге ладить между собой. В этом случае нет начальственного органа, который мог бы потребовать, приказать, не принять, диктовать".

Из книги М. Захарова: "Олег Шейнцис, по существу, явился сопостановщиком многих моих спектаклей, и меня это радует, ибо я с любопытством наблюдаю, как видоизменяются его древняя профессия и сам Шейнцис. Подобно первому камермену, который, вращая ручку своей допотопной кинокамеры, превращался в кинооператора, техническое и эстетическое мышление которого в значительной мере определяет уровень современного кинематографического творения, - точно так же художник-иллюстратор старого театра начал на наших глазах обретать функции современного режиссера сопостановщика".

Летний отпуск Олег, как правило, проводил в Одессе, на Семинарской, где жили родители жены. Так было и в 2006-м. Тем оглушительней прозвучало: "16 июля в Одессе на 58-м году жизни от сердечного приступа скоропостижно скончался народный художник России, лауреат Госпремий России, главный художник московского театра "Ленком" Олег Шейнцис.

Из интервью доктора искусствоведения Аллы Михайловой: "Он первым в "Юноне и Авось" на отечественной нашей территории ввел лазер в театр. До него этого не было. И в каждом спектакле он делает что-то первым. Он технически очень двигал наш театр... Его смерть - это катастрофа для нашего театра в целом. Потому что художников такого уровня можно, к сожалению, уже пересчитать на пальцах только одной руки".

Но при горечи от поистине невосполнимой потери не хочется заканчивать рассказ о нем на печальной ноте. Благо в памяти от наших встреч осталось несколько забавных историй, рассказанных Олегом.

Конец легенды

В советские годы одним из самых популярных лозунгов был "Учиться, учиться и учиться!" - слова В. Ленина, которые вождь якобы произнес в 1920 году на Третьем съезде комсомола. "Делегат Третьего съезда ВЛКСМ" - это звучало гордо и такие люди были нарасхват, особенно в преддверии 29 октября - Дня рождения комсомола. Где-то я читал, что в 1970-м, когда отмечали столетие В. Ленина, по всему Союзу насчитали около тысячи таких делегатов. Достопамятный этот съезд проходил в помещении, где находится Ленком, и я не преминул спросить Олега, как в таком небольшом зале (порядка 750 мест) могло вместиться столько народу.

- Так это не в зале было, - улыбнулся Олег, - а в фойе.

- Так оно же совсем маленькое!

- Да! Если плотно набить, человек четыреста поместится!

Так дебютировал Абдулов

Сашу Абдулова Захаров взял в театр сразу после того, как тот окончил ГИТИС, и сразу дал главную роль в спектакле "В списках не значился". И вот назначен день первой репетиции. Все в сборе, кроме исполнителя главной роли. А надо сказать, что у Марка в театре - железная дисциплина и опоздание на репетицию - это ЧП. Марк подождал минут 15, а потом сказал: "Ну что ж, я ошибся, придется исправляться. Будем увольнять".

И в эту самую секунду появляется Абдулов. Мгновенно оценив ситуацию, он, волоча ногу, ковыляет к Захарову, по пути произнося тираду: "Марк Анатольевич, тысячу раз меня извините, но тут такое дело. Я был на съемках в Новосибирске, случилась нелетная погода, с трудом уговорил военных летчиков, чтобы меня добросили до Москвы. Скинули с парашютом, но приземлился неудачно, ногу подвернул, с трудом до театра добрался, хорошо, хоть недалеко было".

Все прекрасно понимают, какую ахинею несет Абдулов, и смотрят на Захарова: как он отреагирует.

Марк подумал несколько секунд и обратился к залу: "Ну, как можно выгнать актера с такой фантазией?!"

И, посмотрев в сторону Абдулова, кивнул ему: "Идите на сцену, репетируйте!"

Подборку подготовил
Александр ГАЛЯС.