Номер 38 (1431), 26.10.2018
Юлий ШАРАБАРОВ
В Одессу, где у херсонского предводителя дворянства, коллежского асессора, сельского хозяина и "патриарха" лесоразведения в знойных степях юга Украины графа Виктора Скаржинского имелась кое-какая недвижимость, его семейство выбиралось исключительно в зимнее время.
Вот и младшую дочь Скаржинского Марию венчали в крещенские морозы, о чем свидетельствует запись в одесской Сретенской церкви.
В родовом поместье Скаржинских Трикратах, названном так в память о троекратном захвате его гайдамаками, проводы барина-лесовода в Одессу выливались в яркую забаву, оживлявшую жизнь степной слободы и всех ее "подушных".
Местный народ, состоявший из потомков болгар, сербов, православных албанцев-арнаутов, выведенных Петром Скаржинским еще из-под Хотина, на проводы барской семьи собирался дружно, ведь одних только крестников Скаржинского в Трикратах насчитывалось с три десятка.
Снег, море, отдых не вязались воедино в сознании крепостных. Впрочем, все в Трикратах понимали, что их барин не чудак, он просто одержим своим любимым делом и летнюю страду в лесах и полях никогда не поменяет на морские пляжи.
В Одессу Виктор Скаржинский отправлялся не впервые. По окончании Николаевского штурманского училища тогда еще юный граф учился в Одесском лицее и считал Одессу городом родным и близким сердцу. И есть ли в мире такой человек, который, побывав в приморском городе, не влюбился бы в него навеки?
В круге забот, расписанном до мелочей, Виктор не находил и часа для праздности.
Под Очаковым тогда еще подполковник Петр Скаржинский, командир 2-го Бугского козачьего полка, в русско-турецкую войну 1787-1791 годов при штурме очаковских бастионов "взошедши вместе с храбрейшими один из первых на валы крепости" получил тяжелое ранение в грудь, встреченный янычарской пулей.
Предание гласит, что весть о рождении сына нашла Петра Скаржинского прямо у казематов поверженной очаковской крепости. Истекающий кровью новоиспеченный отец пожелал: "Пусть будет Виктором, в честь победы над басурманами!"
В 1832 году полк Бугской уланской дивизии, размещавшийся в Фёдоровке, стал называться Одесским, и слободу срочно переименовали в Новую Одессу.
Переименование прибужского села на Николаевщине далеко не простое подражание провинциалов популярному черноморскому городу. Перенос одного наименования на другое название не механический акт, а признание заслуг бужан, стоявших у истоков Одессы, память о сабельном походе прибужских козаков по северному берегу Черного моря.
Предводитель херсонского дворянства Виктор Скаржинский своей хозяйской жилкой сильно походил на отца, в полном смысле слова был человеком акцентуированным и даже одержимым во всем: в трудах и заботах, в военных свершениях.
Мечты Виктора об ученой и практической деятельности в области сельского хозяйства разрушила война. Та самая - Отечественная, 1812 года. Скаржинский в самом ее начале отправился в Одессу на прием к Новороссийскому генерал-губернатору герцогу де Ришелье с необычным предложением. Герцог тепло принял сына наказного атамана Бугского козачества.
Протекцией послужило то обстоятельство, что Ришелье лично знал Скаржинского-старшего, познакомившись с ним еще во время штурма Измаила. Губернатор получил тогда Георгиевский крест на грудь и Золотую шпагу "За храбрость" от самой императрицы. Высоких наград удостоился тогда и Петр Скаржинский.
Двадцатипятилетний херсонский помещик горел желанием драться с Наполеоном, горячо и убедительно доказывал Ришелье, что он уже набрал в свое иррегулярное войско сто человек из числа крепостных крестьян, принадлежащих его семье, обмундировал их по образцу регулярных козаков, снабдил верховыми лошадьми и готов платить им жалование до окончания войны.
Для себя Скаржинский просил только одного: разрешения командовать эскадроном и присвоить отряду свое имя. В таком желании не было и тени бахвальства. Юный командир хотел особо подчеркнуть свою ответственность за действия козаков. На эскадронном значке неспроста был выбит фамильный герб - белый единорог на голубом поле.
Ришелье искренне поддержал идею Скаржинского, но на пути ее воплощения встал манифест самого царя, увидевший свет буквально за неделю до судьбоносной встречи. Речь в нем шла о запрете формировать ополчение из жителей Херсонской губернии.
Царь Александр I благородно считал, что местное козачество уже навоевалось сполна в войне с турками. И все же высочайшее разрешение из царского кабинета в Санкт-Петербурге вскоре было получено. Решающую роль сыграло обстоятельное письмо герцога Ришелье лично Александру, где он подробно, с присущим ему прилежанием, описал все военные выгоды и преимущества прибужского кавалерийского эскадрона.
Де Ришелье при составлении письма государю наверняка вспомнил свою горячую молодость и тот день, когда примчался из Вены в Бендеры в ставку фельдмаршала Григория Потемкина, узнав в австрийской столице от российских дипломатов и офицеров военной миссии о готовящемся под стенами измаильской крепости сражении с османами.
Скаржинский с эскадроном прошел заснеженные берега Березины, Вильно, Кальварию, местечко Вильковишки, бои под Людиново, городок Нейштадт (сейчас город Прудник в Польше). Боевые заслуги молодого командира отмечали Барклай де Толли и Михаил Кутузов. Аудиенции у полководца Виктор удостоился по настоянию самого военачальника.
Все его доблестные козаки были награждены медалью "В память 1812 года". Двенадцать из них получили Георгиевский крест. Сам Скаржинский был отмечен двумя орденами. Среди них и "Святая Анна" на шее.
Радость от побед разом перечеркнула печальная весть. В пражском военном госпитале скончался от ран брат Николай, прошедший Аустерлиц, сегодня это городок Славков в Чехии, и Кульм (город Хлумец там же), где и настигла его французская пуля.
Несмотря на все уговоры и требования матери продолжать военную карьеру, он отказался и от государственной службы.
Война, ее бессмысленные разрушения, коверкающие все вокруг, утвердила в Викторе необоримое желание созидания.
Вполне вероятно, что и увиденные в европейских усадьбах сады и парки, весь тамошний ландшафт навеяли Скаржинскому мысль о том, что человек может, способен и даже должен превратить природу в поле для творчества и именно для этой цели поставлен Богом на этой земле.
Граф трудился не покладая рук. Лесопосадки Скаржинского вскоре составили площадь свыше четырехсот гектаров. Могучие леса, скрывающие под своей сенью уникальные места, украшают причерноморские земли и в наши дни. Знаменитая акациевая аллея в Пятигорске, сосновые, еловые, лиственные аллеи парков Мисхора и Алупкинского дворца графа Воронцова получили начало от саженцев из Трикрат.
И после этого разве скажешь, что один в поле не воин? А поле это в старину называлось выразительно - Дикое...
Виктору Скаржинскому удалось разработать агротехнику выращивания посадочного материала в степных условиях. При испытании видов растений он использовал не только отечественные семена, но и выписанные из европейских, особенно итальянских и даже из северо-американских питомников.
В жизни Виктора случилась и настоящая любовь. Ради нее - и сады, и пруды, и богатое хозяйство, и удобные мосточки, и березовая роща среди скал.
Трикратский сад Скаржинского к тому времени уже славился коллекцией плодовых деревьев из двухсот сортов. Рядом шумел на степных ветрах изысканный дендропарк, радуя глаз листвой дуба, березы, сосны, кедра, явора, тополя, клена, модрины, туи и пахучей липы. Из редких растений здесь росли даже тюльпановое дерево и мимоза.
Виктор берет себе в жены юную Варвару Милорадович, дочь тайного советника, Таврического губернатора и крупного землевладельца, барышню-красавицу, впоследствии вполне довольную своим предприимчивым супругом. Виктор позвал ее в свой "рай", где вычурным узором, скользя в кучерявых дубравах, разливается речка Арбузинка, весело перепрыгивая через каменистые пороги, ныряя под мостки, замирая в запрудах, отражающих заходящее солнце, провожаемое хорами сказочных птиц.
Построенные церкви, мельницы, школы, плотины, выращенные его стараниями на засушливых землях сотни гектаров лесных и фруктовых деревьев. Все свои свершения он посвящал никому другому, как Варваре Милорадович, родившей Скаржинскому одиннадцать детей и прожившей с ним счастливую и полную взаимной любви жизнь.
Преодолевая неудачи, неся материальные потери, Скаржинский утверждал себя как разработчик основ агролесомелиорации, поставив во главу угла накопление влаги. В оврагах и балках безжизненной степи возникли плотины, всевозможные запруды, орошавшие своей водой не только поля, но и луга.
Герцог Ришелье занял в Париже пост премьер-министра, но мысли о любимой Одессе не оставляли Дюка. Своей недоработкой Ришелье считал то, что прижатую степями к морю Одессу не удалось озеленить в соответствии с собственными задумками и избавить одесситов от жары и пыли, принесенной ветрами-суховеями в летние знойные полудни с окрестных равнин.
На берега Черного моря с рекомендательным письмом герцог направляет Шарля Десмета, известного во французской столице "ботаника", чей сад сгорел по вине подгулявших офицеров российской императорской армии. Разложив под сенью дерев костер, гусары, уланы и прочая публика, предавшись увеселению, упустила костер из поля зрения. Огонь пошел гулять по саду Десмета, уничтожив все деревья и оранжерею прекрасных редких роз, поставлявшихся к утреннему застолью самой Жозефины.
Известный парижский ботаник вмиг превратился в бедняка-горемыку.
Де Ришелье решил поправить дела земляка - Шарль Десмет направлялся в Одессу к графу Ланжерону, зная со слов самого дюка о деятельном Викторе Скаржинском. В полезности знакомства с новороссийским лесоводом Шарль сумел убедиться лично.
Ланжерон тут же выделил своему соотечественнику в Отраде семьдесят гектаров земли под ботанический сад.
Десмет пошел по привычной дороге, стал, как он это делал в родных краях, выписывать саженцы из всех известных мест их выращивания. Но путь был неблизким, растения в трюмах кораблей приходили в негодность. И тогда практичный француз обратился за помощью к Скаржинскому, нередко бывавшему в доме у графа Ланжерона.
Уже при знакомстве Скаржинский высказал французу немало дельных соображений относительно того, как Одессу озеленять, какие виды растений сажать, дал первые рекомендации по выбору тех или иных древесных и кустарниковых пород сообразно с типом местной одесской почвы, экспозицией участков на берегах Отрады. И предложил завозить саженцы из своего имения в Трикратах.
Ботанический сад в Одессе три раза менял прописку. Так что плоды деятельности Скаржинского вполне возможно обнаружить на застроенных в разное время улицах Одессы, ведь живут еще неподалеку от Трикрат могучие дубы-патриархи. Почтенным старцам годков под двести. Побывавшие в тех заповедных местах на родине Скаржинского утверждают - стволы действительно в три обхвата и едва помещаются в распахнутые руки трех взрослых людей. Деревья приспособились к жаркому климату Таврии и сохранились здесь в большом количестве. Их больше трех сотен!
В полеводстве Скаржинский ввел новые культуры, многопольные севообороты с травосеянием. Занимался селекцией животных, пчел, населяемых им в липовые рощи, боролся с засухой И щедро делился своими достижениями со всеми, кто хотел облагородить причерноморский край. Щедрость такая продиктована одной лишь целью - одержать победу над Диким полем.
Виктор Скаржинский умер в год, когда крестьяне получили волю, словно дождавшись переломного момента истории, когда совесть его будет до конца чиста перед людьми, помогавшими своим трудом обращать голую степь на плодоносный Эдем.
После ухода Скаржинского прошло одиннадцать лет, прежде чем в Городском саду Одессы взорам гуляющей публики открылся изумительный по красоте белого итальянского мрамора бюст, изготовленный в мастерской петербургского ваятеля Трискорелли на средства, собранные благодарными потомками, землевладельцами Новороссийского края. Больше полувека бюст красовался на фоне благородной листвы деревьев, отобранных для сада руками Скаржинского.
Памятку разрушили охмуренные революцией спесивцы, решившие, что чужестранный экономист для черноморского города важнее, чем человек, немало сделавший для превращения Одессы в город-парк. Досадное по своей несправедливости событие это произошло в 1930-м.
Совсем недавно на николаевской земле, у Вознесенска, был установлен памятник "одесскому Робин Гуду", "королю Молдаванки" Мишке Япончику, расстрелянному чекистами неподалеку от Трикрат в первый год гражданской войны. Народная память, к сожалению, плохо усваивает примеры прилежания и трудолюбия, раз возвращает к жизни однодневок, "героев"-авантюристов сродни Япончику.
О Скаржинском знают лишь в узких кругах специалистов-аграриев и особо дотошных краеведов.