Номер 22 (1168), 21.06.2013

(Продолжение. Начало в № № 7-21.)

Черпак получал немалые права. Теперь он имел право ушивать х/б, ходить расстегнутый, без пилотки и с расслабленным поясным ремнем. После отбоя можно было смотреть телевизор, не вставать по команде "Подъем!", подольше полежать и потом, не торопясь, привести себя в порядок.

С благословения дедов можно было сбегать в самоволку.

Человеку, никогда не служившему в армии, все вышесказанное покажется мелочами, не стоящими внимания, но глобальных событий в жизни немного, она, жизнь, и состоит-то из мелочей.

Кроме льгот, неуставные отношения накладывали на черпаков дополнительные обязанности, потому что командиры за любое нарушение в среде салаг или молодых спрашивали с черпаков. Это было объяснимо и правильно: любишь кататься - люби и саночки возить; или того проще: хочешь спокойно жить - организовывай должный порядок.

Следующей категорией были деды - солдаты и сержанты, прослужившие более полутора лет, то есть те, кому до гражданки оставалось всего ничего, полгода и меньше.

Существовала своя традиция приема в деды, она совпадала с приемом в черпаки, но проводилась до нее. Ничего удивительного в этом не было, более того, во всех военных частях огромного Советского Союза всё происходило в одну ночь, следующую за Приказом министра.

Место действия - тоже Красный уголок. Действующие лица не меняются - старослужащие. Пока будущие черпаки томятся в коридоре, дневальный приносит подушки и устраивает из них импровизированный матрац. Принимающий посвящение укладывается на подушки, еще одну подушку кладут на задницу и через нее ремнем очень мягко, щадяще наносят восемнадцать (по числу отслуженных месяцев) хлопков - всё, ты уже дед.

Основная задача деда - готовиться к будущей гражданской жизни. Подгонять, а то и шить парадную форму. Готовить пластмассовые вставки в погоны и нарукавные шевроны для придания им формы. Обшивают бархатом и разрисовывают дембельские альбомы с фотографиями.

Деды могли без согласований ходить в самоволки. Хозяйственный быт и распорядок их не касался.

На отдельной ступеньке солдатской иерархии - дембеля. Именно этой категории непосредственно касается приказ об увольнении в запас. Они были практически гражданские лица, дожидающиеся прибытия новых салаг и принятия ими присяги. В пользу этих самых салаг дембеля отдавали причитающиеся им масло и сахар.

Они практически ничем в части не занимались, лишь считали минуты, когда за ними последний раз закроется дверь КПП и они разъедутся по домам.

Покидают чужие края

Дембеля, дембеля, дембеля.

Куда ни взгляни в те погожие дни,

Улыбаются людям они.

СЛЕДСТВИЕ, НАШИ ДНИ

...Есть замечательная книга М. Касвинова "Двадцать три ступеньки вниз", такое количество ступеней вело в подвал "ипатьевского" дома, к месту убийства царской семьи, лобному месту российской истории...

Такое же количество ступеней, только ведущих вверх, на второй этаж изолятора временного содержания. Направления движения диаметрально противоположны, но и те, и другие - начало конца.

Человеку, не побывавшему в тюрьме, сложно понять это ощущение медленного угасания, наступающего в момент, когда за тобой с грохотом закрывается толстая металлическая дверь и слышится лязг огромного ключа, проворачиваемого в замке.

Этот лязг разделяет человеческую жизнь на до, сейчас и после. Предвосхищая события, скажу: как бы ты ни "построился" (то есть создал необходимые бытовые удобства) в тюрьме, насколько бы ты к ней ни привык, огромное психологическое давление, огромным грузом упавшее на плечи и сгибающее податливое тело, ощущается всегда.

Ощущение тяжести касается не только новичков-первоходов, но и матерых рецидивистов, профессиональных преступников, для которых тюрьма - "дом родной".

Человек не раз сиженный борется за каждый день срока значительно активнее, чем первоход. Как бы хорошо ни сиделось "знатному" арестанту, невидимое психологическое давление убивает, и ты пронзительно тянешься к воле, как мотылек к свету.

Волю жаждут, как глоток воды в раскаленной пустыне. Неважно, что зачастую на свободе некуда идти. Главное, что ты сам можешь выбирать путь и никто не имеет права сказать тебе:

- Стоять! Лицом к стене, руки за спину...

С этой сакраментальной фразы у всех начинается знакомство с тюрьмой. Даже не с самой тюрьмой, а ее преддверием, чистилищем, - изолятором временного содержания (ИВС).

В ИВС всё намного мягче, чем в тюрьме, там временное не только содержание, всё временное. В ИВС содержат не более десяти суток, потом или тюремный режим СИЗО (следственного изолятора), или свобода. Если в ИВС, находясь под стражей, ты еще задержанный, то в СИЗО - следственно- арестованный.

Даже камеры в ИВС и СИЗО отличаются друг от друга. Впрочем, всё это мне предстояло узнать, а пока...

...Ловкие, привычные руки пробегают вдоль всего тела, ощупывают ноги, подмышки, промежность. Если пальцы наталкиваются на какой-то подозрительный комочек ткани или утолщенный шов, они останавливаются, жмут, тискают, пока не убедятся, что ничего опасного, запрещенного нет. Если осталась хоть толика подозрений, предлагают раздеться; если откажешься, разденут силой.

Раздевание - самая унизительная, давящая часть обыска. Стоишь голый посреди большой пустой комнаты. Вещи свалены грудой на металлическом "досмотровом" столе. Те же пальцы, что только что щупали тебя, теперь вынимают шнурки из твоих туфель, вытягивают из брюк поясной ремень, снова прощупывают каждый шов, выворачивают наизнанку трусы и носки. Следуют команды:

- Подними руки, подними мошонку, присядь, наклонись вперед, раздвинь ягодицы.

Ты перестаешь чувствовать себя человеком. Ты лишь шлак "аппарата принуждения и насилия", то есть государства.

Первый в жизни настоящий обыск - шмон - закончен, ты поднимаешься на двадцать три ступеньки вверх в камеру - чистилище.

- Лицом к стене! Руки за спину!

Лязг ключа, следующая команда:

- Проходи...

(Продолжение следует.)

Петр ГАЛКИН.