Номер 25 (1557), 2.09.2021

И. Михайлов

(Продолжение. Начало в №№ 8–10, 11–23.)

...Наступил новый день. Солнечно, но пока еще не жарко. Надо спешить к Старику, пока его не атаковали министры и всевозможные просители.

Уже в машине Иссеру сообщили, что Давид Бен-Гурион немного приболел, но готов его принять. Машина остановилась у скромного особняка. Тем временем у Хареля созрела идея, как не вызвать недовольства у заболевшего премьера своими новыми просьбами.

Жена Бен-Гуриона, Полина, как обычно, очень приветлива и доброжелательна:

— Давид тебя ждет, только не очень долго занимай его. Вчера у него весь день была высокая температура.

Харель понимающе кивнул и прошел в кабинет премьера.

— Небось плохие новости? — таким вопросом встретил Бен-Гурион своего главного разведчика.

— Насер совсем разбушевался, — начал Харель. — Ему, видимо, мало баталий с недавними соратниками, уничтожением тысяч "братьев-мусульман" и коммунистов, он грозится сбросить нас в море.

— Он не уточнил в какое? У нас, как известно, аж целых четыре, — иронично заметил премьер-министр.

— Если серьезно, Египет готовится к войне, банды террористов проникают из сектора Газа на нашу территорию, чтобы не только грабить и сжигать, к чему мы привыкли, но и убивать мирных граждан. Все эти бесчинства происходят при полной поддержке Насера, который контролирует этот сектор. Но меня, — продолжал Иссер, — более всего беспокоит желание Насера получить современную военную технологию с помощью, главным образом, немецких специалистов.

— Мне все это известно, — устало произнес Бен-Гурион. — Что ты предлагаешь?

— Я настаиваю на проведении спецоперации в Германии, а не только в Каире. Мне необходимо твое разрешение, а также деньги. Мой человек, который занимается Ливаном, сообщил: там в последнее время активизируются, с одной стороны, приверженцы Пьера Жмайеля, основателя и лидера ливанских фалангистов; с другой — пропалестинские радикальные группировки. Но если христиан-фалангистов мы не считаем нашими врагами, то последние готовят...

— Я понял тебя, — прервал премьер-министр Харель, — тебе опять нужны деньги. Кстати, кто у тебя отвечает за ливанское направление?

— Цви Гольдштейн.

— Я его припоминаю, он хорошо воевал в 1948 году. Не так ли?

— Да, и ответственно относится к моему поручению.

Бен-Гурион ничего не ответил. Несколько минут он молча сидел, поддерживая свою большую голову правой рукой, и потом сказал:

— Ладно, действуй, непременно ставь меня в известность. И еще, Иссер, будь аккуратен в Европе. Ты меня понял.

* * *

— Заходи, Рами, — приветливо встретил Гольдштейн молодого человека. — Вот ты какой!

Он крепко пожал руку Бен-Ами, о котором ему рассказывал Лейзер Кауфман, да и командиры курсов, где он учился, его очень хвалили.

На Цви Гольдштейна смотрел рослый, спортивного телосложения блондин с голубыми глазами и обаятельной улыбкой. Его легко можно было принять за обитателя Скандинавии, только не за жителя знойного Израиля.

По фотографиям и служебным описаниям Цви знал не только как выглядит Рами. Он еще тщательно изучил его непростую биографию, привычки, склонности, особенности характера. Это важно, поскольку Гольдштейн планировал привлечь Рами к операции Моссада и, разумеется, чтобы составить "легенду". Впрочем, Гольдштейн все заранее продумал...

— Прежде всего, Рами, прими мои поздравления: приказом командующего Южным военным округом тебе досрочно присвоено офицерское звание.

Рами покраснел от нахлынувших на него чувств. Это оказалось неожиданным и очень приятным известием. Он поблагодарил Гольдштейна и собрался слушать то, о чем, откровенно говоря, догадывался еще по дороге из Беэр-Шевы в Тель-Авив. На конспиративную квартиру израильской внешней разведки просто так не привозят.

— Ты владеешь французским языком? — неожиданно спросил Гольдштейн, хотя знал о нем все.

— Я свободно читаю и перевожу, но у меня нет опыта общения на этом языке.

— А много ли ты знаешь о Ливане?

Рами вовсе смутился. Северный сосед Израиля его мало интересовал.

Цви сообщил своему собеседнику, что ему предлагают участвовать в продолжении операции "Менора"; только теперь надо искать не сокровища Второго Храма, а выявлять гнезда террористов в Ливане; выяснить, кто руководит и координирует их деятельность.

Как и следовало ожидать, Рами с радостью согласился. Ему предстояло снова учиться, только теперь на курсах, организованных Моссадом. Рами надлежит в короткий срок освоить разговорный французский, уметь пользоваться специальной аппаратурой для связи, усовершенствовать свои навыки в рукопашной борьбе крав-мага, хотя определенные знания он получил еще на офицерских курсах.

Цви Гольдштейн еще долго ему объяснял, как он должен себя вести и что делать, пребывая в столице враждебной Израилю страны, с кем желательно познакомиться и о чем спросить. Времени на подготовку — в обрез.

— Машина тебя ждет, — сказал Гольдштейн и на прощание заметил: — Мы еще встретимся.

...Когда-то это был маленький населенный пункт, получивший право называться городом только в самом начале 50-х годов. Он быстро рос и развивался. Его название — Рамат-Ган, которое во многом соответствовало местоположению и интенсивному озеленению.

Тель-Авив — рядом, вокруг также находились вновь созданные поселения. Удобное расположение Рамат-Гана привлекло внимание Моссада, основавшего здесь учебный центр.

Машина остановилась у небольшого особняка, окруженного высоким каменным забором. Рами, предъявив документы, направился в дом, где ему предстоит некоторое время проживать и постигать непростую шпионскую профессию. Гольдштейн не уточнил срока его пребывания в этом общежитии Моссада.

Не успел Рами расположиться в отведенной ему комнате, как в дверь постучали. Очаровательная девушка по имени Рахель получила задание подтянуть его французский. Для нее язык Вольтера был родным, так как она репатриировалась в Израиль из Бельгии.

Урок продолжался более двух часов; получив задание, Рами надеялся отдохнуть, но не тут-то было. Пришел немолодой радист-шифровальщик. С ним Бен-Ами провел не менее трех часов, и только после изнурительного изучения технических премудростей ему позволили чуть расслабиться, но только в спортивном зале.

Зал — универсальный, хотя и небольшой. В нем тренировались борцы, теннисисты, волейболисты... Самое интересное ожидало Рами в конце игры в баскетбол. В зал вошел легендарный Ими Лихтенфельд, изобретатель известной системы рукопашного боя крав-мага. Он активно тренировал, уделяя особое внимание израильскому спецназу и сотрудникам спецслужб.

Ими был в великолепной форме. Рами с восхищением наблюдал за его тренировкой. Казалось, ему нет равных в быстроте реакции, умении молниеносно наносить удары сопернику, незаурядной ловкости, физической силе и выносливости. Складывалось впечатление: этот человек не знает усталости, работая не менее с дюжиной сотрудников израильских силовых структур.

Рами все же решил уйти, принять душ, тем более после спортивных занятий вся футболка оказалась мокрой от пота, да и запах... Впрочем, пахло от всех, кто находился в зале, но, увлеченные мастерством Ими Лихтенфельда, на этот пустяк не обращали внимания.

— Куда ты собрался? — услышал Рами недовольный голос Лихтенфельда, явно обращенный к нему лично. — Прошу сюда, — и он рукой показал на центр зала.

Присутствующие с интересом посмотрели на новичка, ожидая, что будет дальше.

Наш герой густо покраснел, смутившись всеобщим вниманием, и подошел к тренеру. Лихтенфельд, чуть наклонившись к Рами, едва слышно произнес:

— Не дрейфь, лейтенант Рами Бен-Ами. Мы обязаны быть сильными. У нас слишком много врагов, — и по-отечески улыбнулся.

Молодой офицер старался изо всех сил. Находившиеся в зале зрители подбадривали его одобрительными возгласами. Рами не помнил, сколько раз падал на борцовский ковер, пытаясь увернуться от сильных и ловких рук мастера.

Наконец совершенно обессиленному Рами Лихтенфельд крепко пожал руку и велел завтра непременно прийти на тренировку. Рами с трудом смог кивнуть головой в знак согласия.

Кто-то из коллег помог ему дойти до комнаты. Потом был душ, во время которого он не услышал стука в дверь. Выйдя из ванной комнаты, он обнаружил незнакомого человека.

Это был почтенного возраста мужчина в пенсне и с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой. Он очень напоминал профессора из римского католического университета, а оказался портным.

— Меня зовут Шмуэль, можно просто Шмулик. Кстати, ты говоришь на идише? Я все еще плохо знаю иврит. Мне велено снять с тебя мерку и пошить пару новых брюк и костюм, будет не хуже, чем в Париже. Уверяю тебя...

Шмулик еще что-то говорил, но Рами так устал за первый день своего пребывания в этом моссадовском заведении, что только снисходительно улыбался. Едва дождавшись ухода портного, Рами повалился на кровать и забылся в крепком сне.

Прошла неделя напряженной учебы. Рами втянулся и теперь не испытывал той страшной усталости (умственной и физической), когда все хочется послать к чертовой матери.

Благодаря собственным усилиям и педагогическим способностям Рахель Рами стал бегло говорить по-французски. А настойчивые тренировки, в особенности по борьбе крав-мага, не только физически укрепили его, но и сделали опасным соперником для вооруженного противника.

Правда, Рами пришлось изрядно повозиться, осваивая хитроумную шифровку. Он был уверен, что изобретение моссадовских специалистов вряд ли кому-то еще придет в голову. В ней использовалось запутанное сочетание языков иврита, идиша и латыни, а также непростая комбинация цифр. Например, если надо передать слово "опасность": первая буква — из ивритского алфавита, вторая буква — арабская цифра 2; третья буква — из латинского алфавита; четвертая буква — римская w и т. д. Если передается целая фраза — иная комбинация: первая буква — из латинского алфавита; вторая — из языка иврит; затем используются цифры (чередуются римские и арабские). Понять фразу можно, только зная идиш, а это тоже приличная головоломка, если учесть: этот язык в арабских странах практически неизвестен. Передающий такую шифровку должен обладать не только лингвистическими знаниями, но — что очень важно — иметь великолепную память и как минимум ангельское терпение.

Рами владел языками, был настойчив и аккуратен, и все же ему пришлось непросто, обучаясь использованию новейшей шпионской техники и шифровальных навыков. На досуг времени совершенно не хватало.

Молодежь города ломилась в кинотеатры, где демонстрировались новейшие американские боевики и советская лирическая комедия; могла часами сидеть в кафе, наслаждаясь музыкой и попивая ароматный кофе; обнималась и целовалась в парках. Ему же в это время приходилось отрабатывать приемы борьбы, учить диалоги на французском языке, разбираться с запутанной шифровкой...

Цви Гольдштейн появился неожиданно, застав своего подопечного за изучением радиоаппаратуры.

— Понимаю, понимаю, как тебе не сладко, — вместо приветствия начал Гольдштейн. — Мы все так начинали, всем было тяжело. Но у тебя, Рами, как мне известно, все отлично получается.

Гольдштейн сообщил, что подготовлены документы на имя итальянца Анжио Северини, внучатого племянника известного художника Джино Северини. Имя Анжио, к которому Рами привык с юности, Моссад решил ему оставить, а вот фамилия... Конечно, она очень громкая, но согласно легенде Рами не просто обычный путешественник итальянского происхождения...

— Должен тебя еще раз предупредить, — назидательно наставлял Цви Гольдштейн, — в нашей работе нет мелочей. Любая, пусть даже незначительная оплошность может повлечь за собой не только провал всей операции, которую готовили месяцами, но и гибель ее участников.

Он немного помолчал, как будто не зная, с чего начать.

— Буду с тобой откровенным. Возможно, тебе придется посещать бордели. Так вот, не допускай, чтобы "ночная бабочка" слишком приглядывалась к твоему детородному органу. Ты совершенно не похож на жителя Востока, где мусульманские мальчики... Это тебе, я полагаю, известно.

Гольдштейн невольно улыбнулся, вспоминая, как только вчера, будучи в Иерусалиме по делам службы и прогуливаясь по его улицам, вглядывался в проходящих мимо горожан. Какая пестрота! А как выглядели наши предки две-три тысячи лет тому назад? Их язык мы воссоздали, и он стал языком повседневного общения, а вот внешний облик...

Скорее всего, предположил Гольдштейн, они походили на евреев, выходцев из Йемена, которые осели на юге Аравии еще до разрушения Первого Храма, то есть более двух с половиной тысяч лет тому назад. А может быть, наших предков напоминают евреи Ирака или Ирана? Тоже очень древние общины. В то же время по улицам столицы куда-то спешат светловолосые и сероглазые иерусалимцы, отцы и деды которых некогда проживали в Российской империи или в Германии. И все же немало общего у нас у всех независимо от страны исхода осталось, пережив тысячелетия. И в древней Иудее, и в современном Израиле народ шумит, неистово спорит, молится, искренне грешит, воюет, плодится, созидает...

Перед уходом Гольдштейн подробно анализировал предстоящую деятельность Рами в Ливане, как обычно, поучал и давал советы. Затем он достал паспорт гражданина Итальянской Республики, идеально выполненный умельцами из Моссада, чековую книжку и сообщил, что Рами должен получить итальянские лиры в банке "Апоалим".

Пожалуй, это указание куратора оказалось самым приятным из всего, о чем ранее шла речь. Прощаясь, Цви Гольдштейн еще раз напомнил:

— Покинув нашу страну, ты — Анжио...

(Продолжение следует.)