Номер 16 (761), 29.04.2005

Эдгар ЭЛЬЯШЕВ

1. ВОЖДЬ И СОБАЧКА

Тяжелое дыхание вождя впервые коснулось меня в 1945-ом, когда четырнадцатилетним подростком ехал к матери в Крым.

Где-то за Харьковом, кажется, на станции Змиев, наш поезд надолго встал. Хотя по расписанию стоим пять минут. Прошел час, потянулся второй. Стоим, как вкопанные. Станционный перрон далеко, до него путей семь-восемь. И что примечательно, – платформа совершенно пуста, если не считать маленькой рыжей собачки. Вот на перрон вышел начальник станции, – он, как и положено, в красной фуражке; гонит собачку прочь. Странный этот Змиев какой-то. Неужели совсем здесь нет жителей, ни единого человека?.. Проводница наша исчезла, двери в тамбуры заперты. Хоть бы объяснили, что к чему. А начальник станции все воюет с собачкой. Загонит ее в помещение вокзала, а она через минуту снова выбегает из-за угла, носится взад-вперед по перрону, радуется, дурочка, жизни. И при этом звонко лает. То есть, лая, конечно, отсюда не слышно, – далеко, и окна в вагоне закрыты, не лето, февраль. Но видно, как отрывисто она открывает пасть. Ее лай, видимо, не на шутку тревожит начальника в красной фуражке, он пытается зажать собачью морду и снова затащить животину внутрь.

В этот момент со страшной силой мимо промчался экспресс. Только мелькнула полоска кремовых занавесок. За ним рванулся вихрь из мусора и рваных бумажек. Тут же на той же скорости пронеслись еще два состава.

Газеты потом напечатали, что в Крыму проходила Ялтинская конференция трех великих держав. Вот, стало быть, в чем дело. Сталин ехал вершить судьбы мира и наш поезд, и сам Змиев, и сотни тысяч, миллионы людей на пути вождя могли ему помешать. Что уж тут говорить обо мне или о зашедшейся в лае несмышленой собачке?

2. ВОЖДЬ В ОТПУСКЕ

Очередной отпуск Сталин любил проводить в бархатный сезон, в Крыму. Он ночевал где-то в Ливадии, в Нижней Ореанде или в Алупке, в Воронцовском дворце, – это нам неизвестно, там была сплошная запретная зона. По утрам солнышко начинало припекать и загоняло Сталина повыше в горы. Там градусов на четыре, на пять прохладнее. Ощутимая разница для семидесятилетнего старика.

А я как раз жил в горах, в санатории "Долоссы", где мама работала врачом. Санаторные корпуса раскинулись неподалеку от дневной резиденции Сталина – замка Александра III. Серые стрельчатые башни просвечивали сквозь лесные прогалины со стороны Симферопольского шоссе, стоило лишь отъехать от Ялты чуть повыше Массандры. Мы, школьники из "Долосса", никогда замка вблизи не видели, ибо там тоже была запретная зона. Мы с приятелем туда однажды сунулись, прикинувшись заплутавшими грибниками. Вдруг из-за леса, из-за темного, навстречу выдвинулся огромный амбал в синем габардиновом пиджаке. Не вдаваясь в объяснения, он велел заворачивать оглобли.

Школьников при санатории было пятеро – три пацана и две девчонки. Возил нас в Ялту долосский автобус. Старенький драндулет скрипел, будто разваливался. Взбираясь в гору, он натужно взвывал, словно клял судьбу, а когда катился вниз, кашлял и перхал, как будто собрался совсем испустить дух. Управлялась с этим техническим чудом начала прошлого века Зоя Антонова, девушка, как сейчас понимаю, средней смазливости. В облик обшарпанного драндулета она привносила что-то свое, женское. То розой украсит спидометр, то разномастным проводом крылья подвяжет, то повесит на окна веселые занавески. Иной раз вместе с бензином зальет в машину флакон цветочного одеколона. Тогда салон автобуса напоминает выездную парикмахерскую на полевом стане. Я видел однажды такую в кинохронике и пытался представить, какой там должен стоять аромат.

По утрам Зоя Антонова отвозила школьников в Ялту и, спустя шесть часов, доставляла обратно. Вот так мы однажды утром ехали, ни о чем высоком не думали, и вдруг нам навстречу в открытой машине едет сам Сталин.

Конечно, не мог он ехать просто так. Он катил разом в трех кабриолетах, да еще впереди мотоциклисты в марсианских очках. Сталин сидел во второй машине. Я издали узнал тысячу раз виденное на портретах усатое лицо. Сталин был в ослепительно белом кителе и сверкал золотыми погонами. От солнца голову закрывала красная маршальская фуражка с белым верхом, козырек тоже в блестках. Воистину, над ним висел золотой ореол славы.

Сталин смотрел прямо перед собой, думал свою сталинскую думу и ничего не замечал вокруг. Пока не раздался жуткий скрежет металла о металл. И разом все встало: мотоциклы, вереница машин, наш богоспасаемый автобус. Сталин начал поворачивать к нам невозмутимое лицо. Убежавший вперед лимузин вернулся задним ходом. Безлюдное шоссе сразу наполнилось народом. Большинство людей было в синих габардиновых пиджаках, фигуры выражали некоторую растерянность. Тем временем я разглядел полковника, занимавшего место шофера, и какого-то генерала, сидевшего впереди. Сталин что-то ему сказал, генерал выскочил из машины, стал услужливо распахивать Сталину дверцу. Наверное, это был его адъютант.

Сталин степенно вылез. Мне показалось, что он подавил желание закряхтеть.

Вождь сделал четыре коротких шага назад, туда, где осталась Ялта, потом четыре шага вперед, к "Долоссам", и решил, что достаточно размялся. Его длиннющий лимузин был к тому моменту отогнан к обочине. Сталин обошел машину кругом. Вдоль левого борта тянулась широкая свежая царапина.

Мне подумалось, что в нем боролись два разных человека. Первый был неизмеримо выше мелкого дорожного происшествия. Будь на месте этого инцидента настоящее национальное бедствие либо даже вселенская катастрофа, он, Сталин, все равно стоял бы выше. Второй маялся чувством скряги. Завидев царапину, сокрушено покачал головой, словно хотел сказать: "ай-яй-яй, что делать-то будем?" Но ничего не промолвил, повернулся и совершил несколько шагов к нашему замершему драндулету. Крылья автобуса, подвязанные проводами, било мелкой дрожью, как при начале землетрясения. "А мотор-то выключен", – отметил я про себя.

Теперь я мог разглядеть Сталина во всех деталях, он проходил мимо моего окошка. Сначала проплыла щегольская маршальская фуражка. Под фуражкой темнело лицо, я его видел сбоку. Но это был вовсе не белый холеный профиль вождя, а желтое, попорченное оспой личико усталого старикашки. Низко скошенная полоска лба под красным ободком фуражки, дряблая щека в паутинке морщин, эти неожиданные отметины оспин... Где же высокое чело, вместилище мудрой сталинской мысли? Поражал цвет его глаза – глаз был рыжим! На солнце подсвеченный сбоку выпуклый зрак горел и мерцал, как у рыси. Я, правда, не видел живую рысь, но почему-то был в этом уверен. Во всяком случае, в глазу было нечто звериное, быть может, от хищной птицы. Нехороший был глаз. От него на многие метры вокруг истекал ужас. Впрочем, я думаю, ужас-то больше сидел во мне самом, я просто не успел испугаться.

Сталин произвел два шага к шоферской кабине, и я вновь был поражен, на этот раз его малым ростом. Если бы нам довелось встать рядом, он едва достигал бы моего плеча. Не потому, что я так высок, а потому, что он такой маленький да плюгавенький. На мой взгляд, лучший друг физкультурников должен был выглядеть богатырем. Легендарный облик вождя стремительно разрушался.

Сталин остановился у кабины, я мог видеть его со спины. Китель темнел подмышками разводьями пота. Вождю было жарко. Он потел, как простой человек. Но терпел. Хоть бы пуговку расстегнул на своем генеральском мундире!

Хотелось бы написать: "Он уставился на Зою Антонову злым удавьим взором". На самом деле, я не мог поймать его взгляда. H Зоя не видела. Говорила, что вроде бы немигающий и пронзительный.

Сама Зоя сидела белая, как простыня. Время для нее исчезло. Где-то рядом пронеслись неразборчивые слова команды, и к драндулету двинулись два офицера. Они твердо ставили ногу, печатая шаг, и уже подошли к автобусу, когда Сталин вяло махнул рукой:

— Пускай сибе едыт далше!

Хлопнула дверца, Сталин уселся, и вся вереница исчезла, как наваждение. Полное народу шоссе вмиг опустело. Невесть откуда прилетели две сойки, хрипло затрещали на сосне. Зоя на ватных ногах вылезла из автобуса и плюхнулась на гудрон, привалившись к колесу.

Мы в тот день опоздали на уроки. У нас была уважительная причина. Мы видели товарища Сталина, мы видели его так близко, что могли потрогать, да кто ж позволит, мы и так покарябали сталинский лимузин.

Ну, а Зоя больше за руль не села. Понимала, что девичий каприз, но все равно не могла. Даже ездить рейсовым автобусом не выносила, так и ходила в Ялту пешком за двенадцать километров. Ей пришлось сменить ремесло. Зоя поступила учеником в ресторан "Прибой". В год смерти Сталина она работала поваром первой руки. Говорили, что очень была довольна.

Коллаж А. КОСТРОМЕНКО