Номер 05 (1299), 12.02.2016
"Всеми силами души надо стремиться к истине".
Платон.
(Окончание. Начало в №№ 3, 4.)
* * *
В Париже Бабель преображался. Его письма полны юмора, поразительной наблюдательности и вместе с тем ностальгических чувств к России... Он пишет очерк "Путешествие во Францию", где о Париже: "Роскошь нынешнего города превосходит все, что было ранее видано... Париж не город, а произведение из хаоса..."
И опять многочисленные встречи. Иона Герчик знакомит Бабеля с журналистами. Они много говорят о политике. Писатель рассказывает о жизни в СССР, дает интервью. В одной из бесед Исаак Эммануилович ссылается на новую статью Либералиса, в которой журналист уверенно предрекает победу нацистов во главе с Гитлером в Германии. Бабель предостерегает своих слушателей: фашистская зараза проникла и во Францию...
Об одной из встреч Бабеля мне бы хотелось рассказать более подробно, поскольку из протоколов допросов ясно, что Исаак Эммануилович себя оговаривает практически по всем пунктам обвинения, в том числе и по поводу знакомства и бесед с другим известным одесситом Владимиром Евгеньевичем Жаботинским. Это уже теперь можно объективно писать о жизни и деятельности этого журналиста, писателя, общественного и политического деятеля. А ведь еще не так давно Жаботинский упоминался только с эпитетом "фашист".
Как сыну состоятельного торговца зерном, Зееву-Вольфу (Владимиру) было уготовлено благополучное будущее. Юный Жаботинский получил превосходное образование: учился в лучшей в Одессе Ришельевской гимназии, затем несколько лет изучал юридические науки в Швейцарии и Риме, в то же время успевая писать и публиковать статьи в одесских газетах. Тогда он твердо решил стать литератором. Но увлечение сионистскими идеями окончательно определило его жизненный путь. Тем не менее Жаботинский продолжал писать статьи в различные российские и зарубежные издания, выпускать книги: много и плодотворно переводить. Кстати, Жаботинский прекрасно владел многими европейскими языками, свободно писал и изъяснялся на иврите.
Бабелю было известно: Алексей Максимович Горький высоко ценит Жаботинского, прежде всего как талантливого журналиста и переводчика.
О чем беседовали два одессита, сидя в уютной парижской квартире Иосифа Фишера, друга детства Исаака Бабеля? Говорили они о многом, и прежде всего о судьбе евреев в СССР и странах Европы, об усилившемся антисемитизме, о фашистской угрозе, о неограниченной власти советского вождя...
Как и следовало ожидать, Бабель по многим вопросам не соглашался с Владимиром Жаботинским. Он считал, что советские евреи - неотъемлемая часть советского общества; благодаря рабоче-крестьянской власти еврейская молодежь получает разностороннее образование; в СССР не существует государственного антисемитизма, а с бытовым ведется борьба... Но Жаботинский придерживался иного мнения. Он говорил своему оппоненту: евреи должны иметь свое государство, поскольку антисемитизм будет существовать всегда. Его используют власти в политических целях, как это имеет место в Германии. Владимир Евгеньевич предвидел катастрофу европейского еврейства...
Бабель как-то заметил: "...быть за границей советским гражданином - это прямо таки профессия, и весьма благородная". Он понимал так: советский человек за пределами своей страны - своеобразный посол, тем более, если это - писатель, который обязан достойно представлять советскую власть. СССР - единственное в мире социалистическое государство, окруженное капиталистическими странами. Рабочие всего мира с надеждой смотрят на советскую страну, видя в ней государство, в котором осуществляются их вековые чаяния. А интеллигенция? Еще в период своего первого пребывания во Франции (1927-28 гг.) Бабель наблюдал: европейская интеллигенция переживает духовный кризис, который усиливался с ростом экономических трудностей.
В начале 30-х годов это явление значительно обострилось. В Европе - важные политические события: грядут перемены в связи с острой борьбой между прогрессивной частью общества и наступающим фашизмом. На чьей стороне окажутся деятели французской культуры, науки, просвещения?
* * *
Этого писателя знала и любила Франция, а его произведениями зачитывалась интеллигенция, живущая далеко за ее пределами. Вряд ли Андре Мальро мог предполагать, что со временем будет героически сражаться в рядах испанских республиканцев, став командиром эскадрильи "Испания"; в годы Второй мировой войны он - герой Сопротивления, возглавивший бригаду "Эльзас-Лотарингия"; при президенте де Голле - министр культуры, и главное: еще при жизни о нем заговорят как о "живой легенде".
Еще с начала 20-х годов Бабель был немало наслышан о Мальро, читал его романы. Арестованного в 1939 г. Бабеля обвиняют в ряде "преступлений", однако дружеские связи с Андре Мальро оказываются едва ли не самым ужасным "злодеянием" советского писателя, направленного против большевистской власти.
Чем этот французский писатель, общественный и государственный деятель так "насолил" советскому руководству? Наверное, стоит об удивительном человеке сказать более подробно. Андре Мальро родился в 1901 г. в Париже, изучал археологию и восточную культуру, занимался издательской деятельностью, работал в авангардистских журналах.
Писать начал рано, пребывая под сильным влиянием Ницше, романтизма и позднее - экзистенциализма, философского направления, центральные понятия которого "человеческое существование" (экзистенция).
В своих ранних произведениях (очерках, статьях, эссе) Мальро, парадируя традиционные сказочные сюжеты, создает образы внешне несвязные, парадоксальные...
Вскоре Мальро "заболел" Востоком и в 1923 г. отправляется в Камбоджу, не скрывая, что для него авантюризм - жизненное кредо. Потом были Китай, Вьетнам, Корея... В этих странах революционная ситуация сменяется политическим хаосом и все вместе - с активным антиколониальным движением.
Мальро успевает наблюдать за происходившими там событиями, например, Кантонской и Шанхайской революциями. В 1926 г. он возвращается во Францию, и через два года появляется его известный роман "Завоеватели", а затем - "Условия человеческого существования" (1933)... В этих произведениях - значительный опыт Мальро в антиколониальной деятельности и, в частности, редактирования журнала "Индокитай". На его страницах писатель призывает жителей французских колоний к борьбе за независимость.
Молодой Мальро выбрал революционную борьбу не потому что верил в коммунистическую революцию. Марксистские идеи всегда были ему чужды. Однако писатель понимал: фашистской угрозе следует противопоставить социальную революцию, в авангарде которой находится Советский Союз.
Илья Эренбург сдержит свое обещание. Бабель и Мальро встретятся в Париже. И, как следовало ожидать, у обоих писателей оказались схожие взгляды на современные или общественные процессы, на роль творческой интеллигенции...
Бабель с интересом (хотя и не во всем соглашаясь) принимал идеи своего французского друга, считавшего, будто кризис западной цивилизации неминуем, поскольку ее сметет революционная волна. Мальро утверждал: "Жизнь не более чем камень, брошенный в океан, но, если знаешь это, ставишь на карту саму траекторию".
В сравнительно небольшом очерке невозможно подробно порассуждать о взглядах Мальро, тем более для того, чтобы согласиться с Андре Моруа, заметившего: "Мысли Мальро присущ космический размах".
Его общественная деятельность в начале 30-х годов поражала своей масштабностью. Неугомонный Мальро становится одним из представителей Всемирного антифашистского комитета и Лиги борьбы с антисемитизмом. Одновременно с этим он много писал, публиковался в печати, участвовал в работе конгрессов, съездов, путешествовал...
* * *
Выступая на первом съезде советских писателей, А. М. Горький причислил Андре Мальро к "светлым именам" современной французской литературы. Мальро специально приехал в Москву, чтобы повидаться с Горьким для решения проблем только недавно образованной Всемирной Ассоциации революционных писателей.
Мальро восторженно принимают в столице советского государства. Его увлекает строительство социализма в СССР. Он - друг искренний и преданный.
В мире неспокойно. Китай подвергся агрессии со стороны милитаристской Японии. В Германии к власти пришли нацисты, обещавшие пересмотреть границы. Во Франции "правые" все активнее выступают против правительства Народного фронта; бурлит Испания...
Советское руководство понимает важность объединения всех антифашистских сил Европы. В Москву приглашаются деятели культуры из многих стран.
Мальро писал: что либеральной интеллигенции в Европе "приходится выбирать не столько между демократией и коммунизмом, сколько между коммунизмом и фашизмом".
Бабель осознавал: он еще нужен, и не ошибся. Его по-прежнему поддерживает Горький, да и на Лубянке к нему как будто нет претензий. Антонина Пирожкова вспоминала, что, будучи в гостях у Горького и оставшись в комнате наедине с Ягодой, Исаак Эммануилович спросил: "Генрих Григорьевич, как надо себя вести, если попадешь к вам в лапы?". Тот ответил: "Все отрицать, какие бы обвинения мы не предъявили, и тогда мы бессильны". Этот разговор состоялся в 1934 году, до реальных обвинений оставалось еще пять лет.
Западноевропейская либеральная интеллигенция не желала видеть в советах репрессивную власть, а в Сталине - диктатора. И очень часто принимала желаемое за действительность.
В июне 1935 г. в Париже состоялся Международный конгресс писателей в защиту культуры. Одним из инициаторов этого антифашистского форума являлся Андре Мальро. На Конгрессе было создано Бюро, куда от Советского Союза вошли: Горький, Шолохов, Толстой, Пастернак, Микитенко, Эренбург и Кольцов. Мальро, говоря о бесчинствах гитлеровцев, напомнил пророческие слова Генриха Гейне: "Где жгут книги, там сжигают людей".
Мальро практически каждый год посещает Советский Союз. Весной 1936 г. он вместе со своим младшим братом - журналистом из парижской газеты "Се суар" вновь приехал в Москву. Здесь он встречается с Эйзенштейном, Мейерхольдом, Бабелем, Олешей и другими деятелями советской культуры. Затем Мальро отправляется в Крым, где в то время на даче Тессели жил Горький. Они обсуждают возможность международных организаций, Союза советских писателей для предоставления помощи писателям-антифашистам, изгнанным из Германии.
Наступил 1937 год. У Сталина к этому времени созрел дьявольский план: новой, на этот раз, грандиозной чистки всех политических, экономических, социальных структур и организаций, не считая вооруженных сил. Хотя лидеры оппозиции были уничтожены либо высланы из страны, диктатор стремился по возможности заменить "старую" (ленинскую) гвардию новыми людьми, заслуга которых - в фанатичной преданности советскому вождю.
Ягода, как нарком внутренних дел, больше Сталина не устраивал. Его "еврейская сентиментальность" вождя страшно злила. Ему, дескать, подавай "признания". Это - не по-большевистски. Обвиняют - значит, виновен.
В апреле того же года Генрих Ягода был арестован и объявлен "врагом народа". Н. И. Ежов стал новым наркомом. Он не знал пощады; объективное расследование считал "буржуазным пережитком"; действовал с пролетарской "принципиальностью". Зато трепетно относился к своей жене - Евгении Соломоновне, с которой Бабель дружил еще в период своей одесской юности.
Ежова-Хаютина была пригожа лицом и станом, в меру умна и считалась покровительницей людей творчества. Она организовала "салон", чем-то напоминающий литературные гостиные XIX века.
Бабель постоянно бывал в "салоне", где зачастую собиралась элитарная творческая интеллигенция: поэты, писатели, музыканты, художники... Там было интересно. Поэты читали стихи; писатели - отрывки из еще неопубликованных произведений; музыканты исполняли классическую музыку; известные артисты пели... Затем, как правило, поздно вечером, шумная толпа гостей усаживалась за столы, и под рюмку доброй водки продолжала спорить, потчевать друг друга анекдотами...
Неожиданно в комнате появлялся нарком. Николай Иванович садился за стол, выпивал, закусывал и уходил, спеша "вершить правосудие" согласно указаниям "хозяина".
Бабеля там ждали с нетерпением. С ним - всегда интересно и весело. Конечно, Исаак Эммануилович знал о репрессиях, искренне переживал за друзей и знакомых, ставших "врагами народа". Возможно, он испытывал страх и за себя, и за своих близких. А. М. Горький умер еще в 1936 году.
Может быть, Бабель, посещая "салон" Ежовой, надеялся на защиту ее мужа? Я полагаю, что вряд ли Исаак Эммануилович был наивным человеком и понимал: Ежов - пешка, исполнитель чужой воли, за него решает "хозяин". Бабеля пока не трогали, значит, Сталин еще не решил его участи. Только он - Сталин - знал, кто имеет право на жизнь, а кто, говоря словами Пастернака, "должен быть мертв и хулим".
И "мавр сделал свое дело" - Николай Иванович Ежов, спустя почти два года деятельности палача, уже не понадобился. Его сменил 25 ноября 1938 г. Л. П. Берия, а в мае 1939 г. арестовали Бабеля.
Среди исследователей бытует мнение, будто Бабеля репрессировали не без влияния Лаврентия Павловича, и что писателю не следовало ходить в дом Ежовых... В общем, версий немало. Но я полагаю: все не так просто. Дело не в Берии и тем более не в "салоне" мадам Ежовой.
Сталин затевал большую политическую игру с гитлеровской Германией. Теперь интеллигенты типа Андре Мальро, активно боровшиеся с фашизмом, перестали быть союзниками СССР, который менял политическую ориентацию.
Мальро превращается в "шпиона", "врага" СССР (?!). Не желая раздражать Гитлера и его свору, Литвинова снимают с должности наркома иностранных дел (1939 г.), а Молотов, его сменивший, спешит очистить свое ведомство от евреев, как раз перед подписанием пресловутого "пакта о ненападении". Такова воля Сталина, а не наркома, который вряд ли был антисемитом.
Бабель, по праву считавшийся своеобразным мостом между советскими писателями и их коллегами-антифашистами на Западе, становится "врагом народа"; "французским шпионом", которого завербовал все тот же Мальро... Под пытками Бабель соглашается со всеми обвинениями. Правда, следователи не вспоминают журналиста Либералиса. Это понятно: Герчик-Либералис сотрудничал с ОГПУ, добросовестно выполняя их поручения. Впрочем, как и сотни других наивных приверженцев "светлого коммунистического будущего".
И. Э. Бабеля, пожалуй, следует считать еще одним из самых загадочных писателей ХХ века, и, когда будут доступны архивы (прежде всего - Президентский РФ), может быть, тогда тайное станет явным.
И. Михайлов.