Номер 42 (787), 28.10.2005

Ровно через 149 лет, прошедших с того дня, когда под сводами Спасо-Преображенского собора нашел свое упокоение Светлейший князь Михаил Семенович Воронцов, должен свершиться акт исторической справедливости. Прах его и его жены Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой, варварски потревоженный семь десятков лет назад, вновь вернется под те же своды.

В связи с грядущим событием возникла идея написать очерк о жизни и деятельности Светлейшего. И я задумалась, с чего начать, на чем сделать акцент? Начать ли с благотворной для Одессы административной деятельности Михаила Семеновича? Или с блестящей военной карьеры, которая предшествовала назначению Воронцова генерал-губернатором Новороссийского края (1823 г.)? Но интересен ведь и Воронцов-человек...

И вдруг я поняла, что больше всего мне хочется начать с моего детства и юности, потому что эти годы были с фигурой Воронцова связаны цепями. Причем цепями не в переносном, а в прямом смысле.

После войны мы жили в полутора кварталах от Соборной площади, или, как мы ее называли, Соборки. Я и мои подружки, у кого были маленькие сестры и братья (а в послевоенные годы наступил пик рождаемости), приходили на Соборку, где малыши карабкались на постаментный цоколь памятника Воронцову, а устав, требовали, чтобы мы их покачали на цепях, окружающих памятник. Мы и сами были не прочь покачаться на цепях, но не днем же вместе с малышами?! Но под вечер мы, девчонки, усаживались на цепи и, покачиваясь, поверяли друг другу свои маленькие секреты. Позже, когда возле нас стали появляться мальчишки и начались робкие ухаживания, можно было наблюдать картину – девочка, присевшая на цепь, и мальчик, слегка покачивающий ее на этих импровизированных качелях. Иногда сами мальчишки, желая козырнуть перед девчонкой своей ловкостью, вскакивали на цепь и, стоя во весь рост, балансировали на качавшейся цепи.

Вот так начиналось мое знакомство с князем Воронцовым. Впрочем, вначале это знакомство было, что ли, безликим. Ничего, кроме того, что памятник на Соборке принадлежит Воронцову, мы не знали. Он просто был таким же привычным атрибутом Одессы, как львы в Горсаду, как пушка на бульваре, как Дюк над лестницей. Хотя Дюк был живее, осязаемее – он входил в школьный фольклор.

С живым человеком Воронцов стал ассоциироваться тогда, когда мы в 8 классе узнали, что этот царский чиновник был гонителем нашего любимого с дошкольного детства поэта – Александра Сергеевича Пушкина. Что он из "пошлой ревности" издевался над поэтом, посылал его на саранчу, и в конце концов добился высылки в Михайловское.

Мы рассматривали след, оставленный снятой при румынах табличкой, на которой была выгравирована эпиграмма Пушкина: "Полумилорд, полукупец..."

Нy купцы – дело известное, торгаши... А полумилорд?

Узнав, что Воронцов был англоманом, мы мгновенно провели параллель между ним и Муромским из "Барышни-крестьянки". Мыслили мы, как правильно воспитанные школой советские дети...

Летом 53-го или 54-го года я была на экскурсии в Ялте. Нас повезли и в Алупкинский дворец князя Воронцова. Экскурсию проводила молодая женщина – научный сотрудник. И тут я впервые услышала, что это был за человек: умница, образованный, благородный... Экскурсовод взахлеб говорила об уникальной библиотеке Воронцова, о его религиозной и национальной терпимости. Из ее рассказа вставала величественная фигура, достойная того величественного памятника, под сенью которого мы росли в Одессе.

Вернувшись в Одессу, я стала искать все, что можно было найти в библиотеках о князе Воронцове. Главным образом меня интересовал одесский период его деятельности. Можно смело сказать, что Воронцов оказался достойным продолжателем дел Ришелье и Ланжерона. Став генерал-губернатором Новороссийского края и наместником Бессарабии, Михаил Семенович именно в Одессе увидел тот город, которому суждено было стать неофициальной столицей юга Российской Империи. Он наладил городское строительство, упорядочил границы порто-франко. Началось мощение улиц. Налажена была пароходная связь с Крымом, затем с Константинополем. К концу 1844 г., то есть к концу пребывания Воронцова на посту генерал-губернатора, уже было создано постоянное пароходное сообщение. Естественно, что это сопровождалось строительством портовых сооружений, мола, маяка, который впоследствии получил название Воронцовский маяк. Одесса при Воронцове все больше и больше приобретала черты европейского города с итальянской Оперой, роскошными кафе... Был открыт "Одесский городской музей древностей". Построена публичная библиотека, насчитывающая вначале 15 тысяч книг. Ежегодно на пополнение библиотеки выделялось 2 тысячи рублей и еще 1500 рублей на жалованье библиотекарям, кроме того, Воронцов передал библиотеке из личного собрания, как писали, "целый клад". Забегая вперед, скажу, что после ухода из жизни Светлейшего, его сын – Семен Михайлович, передал библиотеке Новороссийского университета все уникальное собрание книг семьи Воронцовых. Во время Великой Отечественной войны т.н. фонд Воронцова, в который входят книги на английском, французском, русском языках, например, русский перевод энциклопедии Дидро, благодаря самоотверженности библиотечных работников удалось спрятать и уберечь от вывоза в Германию?

В Одессе началось строительство заводов и фабрик. Но Воронцов придавал большее значение Одессе, как торговому порту. Через Одессу шла торговля зерном. И в Одессе появляется Общество сельскохозяйственников, а к 40-летию основания Одессы строится здание биржи.

Ранее (в 1826 г.) торжественно открывается памятник основателю Одессы дюку де Ришелье (скульптор Мартос).

При графе (тогда еще графе) Воронцове начинают выходить газеты "Одесский вестник" и несколько позже "Новороссийский календарь".

В период правления графа Воронцова в Одессе воздвигается церковь Успения Пресвятой Богородицы и строится архиепископское подворье (штатный мужской монастырь).

Но не все было так радужно в годы правления Воронцова.

Сначала война с Турцией 1828-1929 гг. Едва она закончилась, как началась эпидемия чумы, завезенной из Константинополя английским судном "Тритон". Карантин, оцепление, костры, на которых сжигались вещи чумных больных, захоронения – всем руководил лично граф Воронцов.

По рассказам моей бабушки, а она это знала со слов своей бабушки, Воронцов на большом белом коне подъезжал к каждому дому, где была чума, и давал распоряжения. Так он личным мужеством подавал пример горожанам.

Когда в ноябре 1856 г. князь Воронцов ушел из жизни, его провожала вся Одесса.

"С раннего утра до поздней ночи траурная комната наполнялась густой толпой жителей Одессы всех сословий, всех вероисповеданий, всех возрастов". Как сказал над гробом Воронцова архиепископ Херсонский Иннокентий: "Дела и труды его так велики и разнообразны, что кажется, что в лице его подвизался и работал не один человек, а как бы некое собрание лиц, и все они преразны и общеполезны, и все достойны уважения и любви".

В 1863 г. был воздвигнут отлитый в Мюнхене памятник Воронцову (скульптор Бругге, архитектор Боффо). На тумбах – гербы князя. На постаменте, который венчает фигура в ниспадающем плаще – барельефы с изображениями битвы при Краоне и взятия Варны и надпись: "Светлейшему князю Михаилу Семеновичу Воронцову – благодарные соотечественники. 1863 г."

Если не считать двухгодичной войны с Турцией, одесский период был самым мирным в жизни князя. Детство и юность Воронцова прошли в Англии, где его отец, – известный русский дипломат – служил посланником (отсюда и истоки англомании). Как принято было в дворянских семьях, уже четырехлетним малышом в 1786 г. Воронцов был приписан бомбардир-капралом к лейб-гвардейскому Преображенскому полку. В 1798 году Воронцов – уже камергер двора Его Величества. Но свою военную карьеру в 1801 г. он решил начать с чина поручика. И эта карьера начинается с того, чем заканчивается, – с Кавказа. Граф Воронцов отличается при взятии крепости Ганжи в 1804 г. и получает звание капитана. Затем походы, походы, походы...

Знаменитый поход по Военно-Грузинской дороге, Осетия... Затем его отзывают с Кавказа. Начинается кампания в Швейцарской Померании. К 1806 г. Воронцов уже полковник. Еще через год он командует батальоном лейб-гвардии Преображенского полка, еще год, и он уже командир Нарвского полка. А после штурма турецкой крепости Базарджик – генерал-майор. Война с Наполеоном. За Aородино генерал Воронцов награжден алмазными знаками ордена Св. Анны I степени. Вскоре следует орден Св. Владимира I степени.

Следующие три года проходят в оккупированной Франции, где генерал-адъютант Воронцов проявляет себя как справедливый и заботливый администратор и начальник, лояльный к побежденным французам.

За взятие Варны Воронцова награждают алмазной шпагой. И еще один почетный орден – Андрея Первозванного.

Это все было еще до Одессы. Более чем двадцатилетняя одесская передышка заканчивается в декабре 1844 г. назначением Воронцова главнокомандующим отдельным Кавказским корпусом и наместником Кавказа. Снова война с "черкесами", как без разбора называли тогда всех горцев.

В июньском, 24-м номере "Порто-франко" была опубликована статья Г. Ярмульского "Призрачная победа Воронцова". Речь шла о т.н. Даргинском походе – взятии резиденции Шамиля – Дарго. В статье автор обвиняет Воронцова в жестокости к горцам и в огромных потерях своих солдат.

За истиной я обратилась к повести Л. Толстого "Хаджи-Мурат", потому что Толстой утверждал: "Когда я пишу историческое, я люблю быть до малейших подробностей верным действительности". Для одного первого наброска "Xaджи-Мурата" Толстой ознакомился с сочинениями, в которых насчитывается около 5 тысяч страниц (список источников составляет 3 страницы 35-го тома ПСС Толстого).

Читаем о "жестокости": "Воронцов всегда, особенно в ущерб русским, оказывающий покровительство и даже послабление туземцам, (...) поступил неблагоразумно".

О самом походе: "Весь Даргинский поход под начальством Воронцова, в котором русские потеряли много убитых и раненых и несколько пушек, был постыдным событием, и потому, если кто и говорил про этот поход при Воронцове, то говорил только в том смысле, в котором Воронцов написал донесение царю, то есть, что это был блестящий подвиг русских войск".

Взяв Дарго, Воронцов, действительно, поспешил отправить Николаю I победную реляцию. Он не ожидал того, с чем столкнулись его люди, спускаясь с гор через ичкерийские леса: засады, завалы, камнепады и ружья горцев.

Если бы не подоспели на выручку вновь подошедшие войска, то погиб бы весь отряд вместе с М. Воронцовым. Словом, "это был не блестящий подвиг, а ошибка, погубившая много людей". Ошибка, за которую Воронцов действительно получил звание генерала-фельдмаршала и ему был пожалован княжеский титул. Но чья была это ошибка? Откроем снова "Хаджи-Мурата": "План медленного движения в область неприятеля посредством вырубки лесов и истребления продовольствия был план Ермолова и Вельяминова, совершенно противоположный плану Николая, по которому нужно было разом завладеть резиденцией Шамиля и разорить это гнездо разбойников, и по которому была предпринята в 1845 году Даргинская экспедиция, стоившая стольких людских жизней". Итак, Воронцов выполнял высочайший указ. Результат, как показал опыт войны в Чечне и Афганистане ХХ-ХXI вв., – не удивителен...

Самолюбивому, привыкшему к действительным победам Воронцову, естественно, упоминания о бесславном Даргинском походе были неприятны. Но как вел он себя во время похода? Известно, что Воронцов считал своим долгом разделять всю опасность, все тяготы со своими солдатами. Он велел сжечь все свое походное имущество и спал на голой земле наравне со всеми.

Этот эпизод перекликается с другим эпизодом времен войны 1812 г. Передвигаясь по дорогам после Бородинского сражения, Воронцов наткнулся на обоз, который вывозил его имущество в безопасное место. Граф тут же велел разгрузить у дороги телеги и погрузить на них раненых, которых отвезли в имение Воронцовых, где их лечили, кормили и выхаживали.

Раз уж мы обратились к Толстому, то посмотрим, что пишет он о личности князя: "Воронцов, Михаил Семенович, воспитанный в Англии, сын русского посла, был среди русских высших чиновников человек редкого в то время европейского образования, честолюбивый, мягкий и ласковый в обращении с низшими и тонкий придворный в отношении с высшими. Он не понимал жизни без власти и без покорности. Он имел все высшие чины и ордена и считался искусным военным, даже победителем Наполеона под Краоном. Ему в 51-м году было за семьдесят лет, но он был еще совсем свеж, бодро двигался и, главное, вполне обладал всей ловкостью тонкого и приятного ума, направленного на поддержание своей власти и утверждения и распространения своей популярности".

А вот как писал о Воронцове князь П. Долгоруков: "Воронцов был человеком замечательного ума: одаренный замечательными способностями – и военными, и административными, он был в высшей степени самолюбив и властолюбив, он требовал, чтобы все его окружающие поклонялись ему и исполняли беспрекословно волю его; правда, это всемогущество смягчаемо было отменной вежливостью, изяществом форм, любезностью в обхождении... но все-таки, чтобы ладить с Воронцовым, необходимо было ему постоянно угождать, поклоняться, никогда не противоречить, а еще менее противодействовать, потому что не было человека более злопамятного и мстительного".

Возвращаюсь к тому, с чего началось мое знакомство с Воронцовым – не памятником, а человеком. С пушкинской эпиграммы-характеристики (это не единственная эпиграмма Пушкина, посвященная Воронцову: "Вандалу, придворному хаму и мелкому эгоисту". Есть и другие перлы. Но нужно заметить, что по прошествии лет А. Пушкин писал, что сожалеет, что был не совсем справедлив к Воронцову).

Конфликт Воронцова и Пушкина был неизбежен. Здесь столкнулись "вода и камень, лед и пламень". Да еще Елизавета Ксаверьевна, которая по свидетельству современников, в частности Ф. Вигеля, "с врожденным польским легкомыслием и кокетством желала всем нравиться". Крупнейший пушкиновед Цявловская описывает эпизод на балу у Воронцовых, на котором Пушкин со своим другом-соперником Раевским затеял, подвыпив, непристойный спор, связанный с благосклонностью к ним хозяйки дома. На замечание Воронцова, пытавшегося замять скандал, Пушкин ответил грубым оскорблением. Князю ничего не оставалось, как избавиться от посягавшего на его честь поэта...

Вернемся к статье Ярмулъского, где он пишет, что княгиня Воронцова в преклонном возрасте занялась благотворительностью, чтобы замолить грехи свои и своего покойного мужа (как пишет Ярмульский, за Кавказ). Она построила Свято-Архангело-Михайловский монастырь и учредила приют для сирот. К счастью для Одессы, благотворительность высокопоставленных лиц и богатых купцов, а также их жен и вдов, не была акцией исключительной (не думается, что все они были грешниками), это была традиция. Так же, как канонизированная традиция в православии (и вообще в христианстве) молить об отпущении грехов "вольныя и невольныя".

А возвращение праха Светлейшего князя и княгини Воронцовых под своды возрожденного Спасо-Преображенского собора – это искупление грехов тех, кто по темноте своей не ведал, что творит, уничтожая святыни и калеча историю нашего прошлого.

Елена Колтунова.