Номер 33 (1327), 02.09.2016

Недавно на улице Уютной, 2, открыли мемориальную доску народному артисту СССР Владимиру Самойлову. Он родился в 1924 году и провел там все свои одесские годы.

Тягу к актерству В. Самойлов ощутил рано. Еще в 1942 году (во время оккупации) поступил на актерское отделение Одесской консерватории. После освобождения Одессы был призван в армию, участвовал в Великой Отечественной. Демобилизовавшись, окончил в 1948 г. Одесское театральное училище. Сразу был взят в театр Одесского военного округа. Работал в Русском театре имени А. В. Иванова. В 1951 г. уехал из Одессы. Стал ведущим актером драмтеатра в Горьком, откуда после исполнения роли Ричарда Третьего был приглашен в Московский театр имени В. Маяковского, один из ведущих в СССР. Сыграл в театре около 250 ролей, в кино - более 100. В 1999 г. его жизнь символично оборвалась на театральной сцене, во время репетиции роли короля Лира.

В 1987 году с Сусанной Альпериной мы подготовили интервью со знаменитым артистом, которое было опубликовано в "Комсомольской искре".

- Привет вам от родного города, Владимир Яковлевич!

- Да, Одесса не дает о себе забывать! У меня даже такая примета есть: если хотя бы один раз в год не побываю в родном городе, не нырну в волны Черного моря - не будет удачи в делах. Жаль, что в последнее время никак не удается вырваться в Одессу...

- Может, воспоминания хоть как-то компенсируют несостоявшуюся поездку? Чтобы удача не ушла.

- Давайте. С чего начнем?

- С отчего дома, разумеется.

- Я родился и жил на улице Уютной, в доме под номером два. Наш дом считался центром Отрады. Утром стоило выйти за ворота, и уже никакая сила не могла остановить на пути к морю - ведь вот оно, тихое, прозрачное, только сбежать вниз...

Было в нашем дворе ровно сорок мальчишек: мы как-то подсчитали. Играли в войну, в казаки-разбойники. Делали самопалы, заряжая их камнями. Однажды так увлеклись, что умудрились разобрать метра два брусчатки. Но самое сильное увлечение - футбол. Чаще всего соревновались с ребятами, жившими на Отрадной. Я стоял на воротах, и, признаться, иногда доставалось. Но не столько от чужих форвардов, сколько от своих товарищей: страсти порою так накалялись, что за пропущенный мяч делали вратарю темную.

Учился я в сороковой школе. Во время обороны ее разбомбили. Война оказалась жестокой не только по отношению к школе: нас из сорока ребят со двора осталось пятеро. Большинство погибло, о судьбе многих не имею ни малейшего представления. В школе я закончил девятый класс. Едва успели сдать последний экзамен, как началась война.

- Вам довелось пережить оккупацию...

- Утром 22 июня дошел до нашего двора слух: мол, у Сабанеева моста упала бомба. Мы с ходу вскочили на буфер трамвая - и туда. Так узнали, что началась война. У меня был маленький детекторный приемник. Я его сам сконструировал. Вот по нему и слушал выступление Молотова. Затем приемник помогал мне быть в курсе военных событий - по сводкам Совинформбюро.

Первый месяц войны город почти не бомбили. А потом - началось...

Самолеты появлялись со стороны моря, дважды в день, хоть часы проверяй. В первый раз - утром, когда предрассветный туман закрывает землю и небо, второй - под прикрытием сумерек. Прятались мы от них в катакомбах (хорошо, что подземные лазы были исследованы нами вдоль и поперек), а чаще всего - в траншеях. Среди двора вырыли траншею, там и прятались. Удивительно, но сначала страха не было. Он пришел потом, когда возле нашего дома упала бомба. К счастью, не разорвалась.

Траншею дворовую мы с товарищами любили еще по одной причине, хотя она может показаться странной. Стоял там старенький патефон, на котором крутили одну и ту же пластинку - танго "Я понял все, я был тебе не нужен" в исполнении Вадима Козина. С тех пор, стоит только услышать эту мелодию, сразу возникает в памяти "аккомпанемент" - рев самолетов, свист снарядов...

Когда окружили Одессу, мы с матерью поехали в село, где жили дед с бабушкой. Линия фронта оказалась совсем рядом: село находилось в балке, а наверху шли бои. Вскоре в селе появились румынские солдаты. У меня велосипед был, совсем новый. И вот один из солдат решил его отнять. Но я уперся и ни за что не хотел отпускать раму. Спасибо деду, выручил. А велосипед все же достался врагу.

Через несколько дней после того, как советские войска оставили Одессу, мы вернулись в город. Шли со стороны Слободки. Ужасную картину наблюдали: в городе - террор. Тетя, у которой мы сначала скрывались, рассказала, что возле парка Шевченко фашисты устроили штаб. И вот, когда там собрались на очередное заседание, партизаны его взорвали. И теперь вот уже несколько дней хватают всех без разбора - и старых, и молодых.

Первого ноября школьникам приказали явиться на улицу Чичерина: объединили несколько школ. Занятия начались с закона божия: нас учили молебну в честь короля Михая. Дико было все это слышать...

А школу я достаточно быстро бросил: надо было помогать матери. Устроился грузчиком, в свободное время ловил рыбу на лимане и продавал. Трудно было жить, сытыми нечасто были, но в победе не сомневались. Веру эту подкрепляли сводки Совинформбюро. Дело в том, что один из моих приятелей, Шура Колесников, смонтировал приемник, и мы вместе с Сергеем Серебрянским ловили Москву. Приемник свой Шура прятал оригинально - в колодце одного из дворов Вагнеровского переулка. Поскольку в этом доме жили оккупанты, никому не пришло в голову искать приемник в таком месте. Но позже Шуру все же арестовали. Под угрозой находились и мы с Сергеем. Шура, однако, держался мужественно, нас не выдал, хотя на допросах досталось ему изрядно: когда его выпустили и мы пришли к другу, он снял рубашку, и мы увидели на его спине сгусток крови толщиной с палец.

Сразу же после освобождения города от оккупантов мы бросились собирать винтовки и даже сделали что-то вроде тайного склада оружия. Однако воспользоваться своими трофеями пришлось по-другому: вскоре я получил повестку из военкомата...

Война закончилась для меня в Бреслау, ныне этот город называется Вроцлавом. Через четверть века я снова оказался в этих краях, но уже на съемках фильма. И подумалось мне, что там, в Бреслау, попрощался я окончательно со своей юностью...

- А как вошел в вашу судьбу театр?

- Причащаться к тайнам театрального искусства я начал еще во время оккупации, когда работал рабочим сцены. Затем окончил драматический курс при консерватории. Помню, что играли мы там спектакль по рассказам Чехова. А после войны встретил на Дерибасовской девушку, которая училась в театральном училище. Впрочем, об этом лучше расскажет моя жена, Надежда Федоровна.

Н. Ф.: "Когда мы познакомились, Володя только вернулся из госпиталя. Был он скромный, неразговорчивый. Я пришла к директору театрального училища и говорю ему: "В нашей группе только трое ребят, мы не можем на экзамене ни одного отрывка нормально показать. А есть парень, который прекрасно играет". Директор сначала сопротивлялся: ведь речь шла о приеме на второй курс, но мы его уговорили.

В Одесском театральном училище готовили нас очень серьезно: по полной программе столичных вузов. А это 22 дисциплины! Я особенно любила танцы и пение. Николай Николаевич Волков, наш любимый педагог, даже приглашал меня дублировать главную героиню в оперетте "Фиалка Монмартра". А вот у Володи с пластикой были довольно сложные отношения. На экзамене преподаватель заставил нас танцевать вместе. Ой, и намучилась я тогда, откровенно говоря!"

- После окончания училища Бенедикт Наумович Норд пригласил нас с женой в Одесский театр Советской Армии (потом этот театр переехал во Львов). Через некоторое время мы оказались в кемерово, работали там семь лет. Именно в Кемеровском театре сыграл я свою любимую роль - Оскара в инсценировке романа Вилиса Лациса "Сын рыбака". Потом я много думал, почему именно эта роль мне кажется такой дорогой, и понял: когда мне встретился "морской" материал, то нахлынули воспоминания детства, ранней юности, вспомнились ощущения, связанные с родным приморским городом... А для актера подобные переживания всегда необходимы...

Публикацию подготовил Александр ГАЛЯС.