Номер 22 (665), 13.06.2003

И. МИХАЙЛОВ

(Продолжение. Начало в №№ 14-21.)

Матвей Абрамович не относился к числу очень любопытных, но, чтобы "убить" время, принялся расспрашивать Петю и уже через минут десять знал о нем достаточно.

Матвей Абрамович в долгу не остался и рассказал о себе, из чего следовало, что сей почтенный гражданин уже много лет живет в Томске. В Новосибирск заезжал по пути в Одессу, где намеревается отдохнуть в санатории "Россия".

Узнав, что Петя – студент университета, Матвей Абрамович как бы между прочим спросил: "Знаете ли вы студентку Евгению Виленскую? Она, кажется, изучает английский язык".

Петя на какое-то мгновение опешил. Первое, что пришло ему в голову,было: "мир тесен", потом просто кивнул головой, делая вид, что знает ее "постольку-поскольку".

Но провести Матвея Абрамовича совсем не просто. Он сразу понял: его вопрос Петю явно обеспокоил. Волнение у разных людей проявляется не одинаково. Одни сильно краснеют, потеют, издают нечленораздельные звуки; другие – бледнеют, у них сушит во рту; третьи – какое-то время молчат, не меняя цвета лица, но их глаза – красноречивее всяких цветовых оттенков. Присмотритесь, и вы увидете, как зрачки чуть расширены, а брови более изогнуты.

Матвей Абрамович был тактичным человеком, поэтому и виду не подал, что догадывается о причине Петиного волнения. Он сообщил своему спутнику, что два дня провел в обществе очаровательной Женечки и ее не менее прекрасной мамы.

Другой парень, будь он на Петином месте, непременно выдал бы свою заинтересованность в информации – спросил что-то или воскликнул: "Что вы говорите?!" и т.п. Но Петя ждал. Его чувства выдавали только глаза.

У Матвея Абрамовича было доброе сердце, правда, страдающее ишемической болезнью, но кого этим сейчас удивишь? Важно, что он вновь понял нашего студента и поэтому не стал испытывать его терпение.

Вскоре Петя узнал следующее. Матвей Абрамович Левин родился в Киеве, в состоятельной семье. Наверняка торговал бы Мотя недвижимостью, как и его отец, если бы не революция. В начале 20-х гг. семья Левина фактически потеряла все свое имущество. Тогда его отец, имевший близких родственников в Вильно, вместе с семьей эмигрирует в Литву, ставшую к тому времени независимым государством.

Через некоторое время Абрам Левин познакомился, а затем и подружился с Иосифом Виленским, отцом Гити, то бишь Генриетты Иосифовны.

Матвей был старше Гити, и когда она, как говорится, еще ходила пешком под стол, Левин уже учился в одной из еврейских школ Вильно. Смышленный и красивый паренек нравился Виленским, возможно, видевшим в нем будущего мужа для своей дочери. Но человек предполагает, а Бог – располагает.

В 1930 году Матвей закончил школу. Восемнадцатилетний юноша мечтал стать инженером, но учиться в Литве ему не представлялось возможным. И тогда он обратился в советское представительство с ходатайством о получении гражданства. Просьба Матвея Левина была удовлетворена.

Он приезжает в Ленинград, поступает в политехнический институт; через несколько лет женится. Казалось, Матвей счастлив, но пришел июнь 1941 г., трагически изменивший судьбы многих людей.

Лейтенант Левин сражается на Ленинградском фронте, затем – первый Белорусский. В конце 1943 года Матвей был тяжело ранен. После лечения в подмосковном госпитале его направляют на военный завод.

После войны Матвей в поисках родителей приезжает в Литву. Он не надеялся, что кто-то из близких остался жив, но вдруг... Однако он увидел лишь братские могилы.

Случайно Матвей Абрамович встретил Гитю Виленскую, которую сразу узнал, хотя с момента их расставания прошло пятнадцать лет. Гитя была похожа на свою мать, которая хорошо запомнилась Матвею Абрамовичу. На следующий день он познакомился с Василием Головко. Конечно, Левин был рад встрече и приятному знакомству, но в душе переживал, что не он, а другой мужчина рядом с Гитей.

Жена Матвея Абрамовича умерла от голода в страшную блокадную зиму. Он остался один на всем белом свете. Левин каким-то образом узнает, что Гитя и Головко сотрудничают с подпольной сионистской организацией. Матвей Абрамович был членом ВКП(б) и патриотом. Он пытался отговорить Гитю от безумной, по его мнению, затее, но безуспешно.

В начале 1946 г. Левин приезжает в Ленинград, устраивается на работу, получает место в общежитии. Он старается забыть Гитю, просиживая в КБ завода многие часы.

Через несколько месяцев Матвея Абрамовича арестовывают прямо на заводе по обвинению в сионистской деятельности. Левин решает: это – чудовищная ошибка. Он пытается убедить следователя, что никогда не был сионистом и своей кровью, пролитой в боях, доказал право быть членом ленинско-сталинской партии. Ему отвечали: "Но вы не будете отрицать, что неоднократно встречались с Генриеттой Виленской и ее другом, знали о их преступной деятельности и ничего нам не сообщили?"

Напротив Левина сидел немолодой следователь-грузин, на френче которого красовались орден Красной Звезды, медали, а в глазах – полное безразличие, усталость и скука.

Подследственный говорил, будто совершенно не знал,чем конкретно занимаются Виленская и Головко, что оказался в Литве, разыскивая своих близких, доказывал свое знакомство с Виленскими с детства, потом он что-то рассказывал о войне, геноциде...

Следователь Вачнадзе уже какую ночь – без сна; арестованных так много, что солидная бригада не успевала оформлять дела, где там разбираться, задержан – значит, виновен и будешь осужден, а все остальные доводы – не в счет.

Об этом знали все, но странная человеческая натура: оказавшись в заключении, начинаешь думать: вдруг тебя поймут, разберутся, ведь не фашисты тобой занимаются, а советские юристы.

Георгий Вачнадзе – опытный работник, начинал как сотрудник уголовного розыска, потом перешел на службу в ГПУ. Научился быть не только хладнокровным, но и безучастным, никакие доводы его не убеждали. Он любил себя сравнивать с преданным опричником Ивана Васильевича. Наверное, другой бы обиделся, а Вачнадае – гордился.

Случай с Левиным для Вачнадзе оказался единственным в своем роде. Он в сущности не понимал, кто такие сионисты, и с ними никогда не сталкивался. Но теперь он знал: это – опасные для советского государства евреи.

Гиго, так в детстве называли Вачнадзе, родился и вырос в селе неподалеку от Кутаиси. В его деревне проживали несколько еврейских семей.

Если бы не религия, они мало бы чем отличались от грузин. Жители селения независимо от вероисповедания ели одну и ту же пищу, говорили на одном и том же языке и носили ту же одежду и были так похожи, что непосвященному отличить грузинского еврея от грузина не представлялось возможным.

Правда, евреи не употребляли свиное мясо и считали свинью, согласно религиозным предписаниям, "нечистым" животным. Гиго и его приятели это знали. Как-то в пятницу, вечером, когда в доме всеми уважаемого Соломона Давиташвили готовились праздновать субботу, местные ребята во главе с Гиго решили подшутить над своими еврейскими соседями. Они притащили к дому Давиташвили здоровенного хряка и не без труда загнали его во двор. Бедное животное, возмущенное поистине свинским обращением, всю свою ярость обрушило против домашнего скарба, находившегося в палисаднике.

Один из селян все видел и тотчас рассказал деду Гиго. Старик хотя и любил внука, без лишних слов нарезал виноградной лозы и пребольно высек сорванца у всех на виду. Гиго вопил, просил пощадить, но дед, усердно махая рукой, только приговаривал: "Будешь знать, шельмец, как обижать добрых людей, будешь знать".

Урок деда Гиго запомнил на всю жизнь. В дальнейшем, обучаясь в Тбилиси и в Москве, он не раз встречал евреев, испытывая к ним и их обычаям лишь симпатию.

(Окончание следует.)