Номер 12 (1452), 4.04.2019

В этом номере мы начинаем публикацию воспоминаний известного одесского музыканта, режиссера, продюсера, основателя и художественного руководителя Международного фестиваля-конкурса юных талантов "Звёздочка" Александра СТЕПАНОВА.

МАЙ

Я родился в мае. В это время Одесса не просто красива. В мае природа внезапно вскипает, взрывается, обрушивает на одесситов такой шквалистый коктейль запахов, цветов и желаний, что хочется сочинять стихи, музыку, мчаться в неизведанные дали или, в крайнем случае, влюбиться без памяти.

Наверное, именно это и произошло с моими папой и мамой в конце 1950-х годов. Весёлый кудрявый моряк Юрий с белоснежного двухтрубного парохода "Крым" встретил озорную одесситку с романтическим именем Агнесса... А остальное довольно прозаично, хотя и колоритно... Коммунальная квартира ("коммуна", "коммуналка") на двадцать пять человек, где я увидел свет, находилась в самом центре Одессы - на Екатерининской площади у знаменитого Приморского бульвара. Дюк и Потёмкинская лестница, Воронцовский дворец и порт - мои первые детские впечатления. И ещё - солнце, встающее над морем и совершенным, как античная архитектура, Воронцовским маяком. В туманную погоду маяк монотонно гудел, предупреждая корабли об опасности, и эти загадочные звуки в утренних детских снах навевали жюльверновские мечты о дальних странах и приключениях. Наверное, если бы не музыка, моя профессия была бы связана с морем, как у большинства в нашем городе и в нашей семье.

БАБУШКА

Вера Дмитриевна Левичева, или просто бабушка Вера, - мой самый дорогой человек. Бабушка много и тяжело трудилась на судоремонтном заводе № 1. В корабельных доках, где женщинам "доверяли" нелёгкую работу в переборках, потому что туда не каждый мужчина мог проникнуть, она отчищала ржавчину. Здесь от грохота стала терять слух. Бабушка пережила румынскую оккупацию, а затем немецкую. Перенесла голод и бедность. В 1944 году получила извещение о том, что ее муж Александр в боях за Севастополь пропал без вести... После освобождения Одессы в нашу квартиру, на площади Карла Маркса, 3, вселились семь семей - всего 21 человек. Длинный коридор, по которому можно было кататься на велосипеде, общая кухня с четырьмя плитами по две конфорки на семью, одна ванная и один туалет на всех. Отопление было печным. Грузовик привозил во двор уголь, и его ведрами носили на третий этаж по мраморной лестнице.

Были среди новых соседей две семьи НКВДистов. Они заняли лучшие комнаты с каминами и окнами с видом на море. Бабушку они изводили угрозами: "Ты знаешь, что мы с тобой можем сделать?!" Довели до того, что однажды бабушка бросалась из окна, но соседи удержали ее.

Оказывается, в "органы" поступила анонимка о том, что муж В. Д. Левичевой не погиб, а якобы скрывается и тайно её посещает. Эта анонимка, написанная с явной целью решить "квартирный вопрос", имела неожиданные последствия. В результате проведенного расследования выяснилось, что моему деду Александру Ткаличу перед гибелью было присвоено воинское звание старшина, командир отделения ВМФ, и вдове с дочерью полагается дополнительное пособие за утрату кормильца. Вот как бывает...

А замуж бабушка больше не вышла. Посвятила себя дочери и внуку. А когда родились мои дети, до 90 лет варила каши и воспитывала правнуков.

Спасибо тебе, бабушка!

МУЗЫКА

В годы моего детства Одесса была одержима музыкой. Как собственными родственниками, мы гордились Ойстрахом, Гилельсом, Рихтером и Фихтенгольцем. А как же: ведь они из Одессы! Из окон домов звучали Бах и Бетховен. В нашем дворе, например, соседи всерьёз обсуждали: "Интересно, что это сейчас разучивает дочка мадам Глушкиной?" - скрипачка, уже поступившая в аспирантуру Московской консерватории.

"Скажите, то, что играет ваша Галя, - это соната или партита Баха?" - спрашивали они у стоявшего на балконе отца молодого дарования.

"Это партита соль минор", - отвечал он не без гордости.

"Ну, конечно, мы так и думали! Я же вам говорил!"- завершали свой спор соседи.

Или вот бедный соседский мальчик целый день занимается на скрипке. Соседи не выдерживают и кричат через весь двор: "Рома, Рома! Твой Зорик уже замучил всех концертом Ридинга!"

"Какой Ридинг, дилетанты?!" - отвечает шофёр Рома. - "Мы уже целый месяц учим концерт Комаровского! Не мешайте!" - и с треском захлопывает окно.

Мне в наследство от соседей по коммунальной квартире досталось старое трофейное пианино. Оно пережило немецкую оккупацию и плохо держало строй. Но для меня это пианино было настоящим счастьем. Я сам подтягивал строй ключом, прилагавшимся к этому "счастью", и с упоением подбирал по слуху всё, что звучало во дворе. Особенно мне удавалась фортепианная классика, которую разучивала мадам Куклинская, концертмейстер из музыкального училища, со своими студентами. Она жила на первом этаже, а мы на третьем. Пока нерадивые студенты, сбиваясь, по нескольку раз проходили какой-нибудь сложный фрагмент из сонаты Бетховена, семилетний вундеркинд, то есть я, успевал подобрать его по слуху и с победным фортиссимо исполнял этот отрывок во всю мощь трофейного пианино. Моё музыкальное хулиганство не осталось незамеченным.

"Какой у вас талантливый мальчик!" - сказала мадам Куклинская моей маме. - "Я замечаю у него прекрасный слух! Он обязательно должен заниматься музыкой! Это я вам говорю!"

В те годы детей отдавали учиться "на Ойстраха" или "на Гилельса". Говорили так: "Если одесский ребёнок идёт без скрипки, значит, он играет на фортепиано". И вот в один прекрасный день моя мама, поддавшись этой моде и разговорам соседей, отвела меня в величественный, как древнегреческий храм, Воронцовский дворец на Приморском бульваре, - Дворец пионеров, как его тогда называли.

Надо сказать, что нас, одесских мальчишек, этот дворец с детства манил таинственностью и был овеян разными легендами. Мы обшарили все склоны высокого холма, на котором когда-то стояла турецкая крепость Хаджибей. Нашли пещеру и потайной выход из дворца. Особенно нас впечатляли чугунные ядра, застрявшие в толстых стенах из ракушечника ещё при обстреле англо-французской эскадрой в 1854 году. История, которую можно было попробовать руками!

Позже мы услышали легенду о том, что Михаил Семёнович Воронцов установил в одном из залов мраморный камин, вывезенный им из Санкт-Петербурга. Этот камин будто бы раньше находился в Инженерном замке, а отбитый от него кусочек мрамора - след покушения на императора Павла Первого. В ту ночь, когда заговорщики с факелами ворвались к императору и потребовали от него отречься от престола, завязалась борьба. В этой схватке Павел ударился об угол камина...

И вот мама ведёт меня в этот величественный и загадочный дворец. И (о радость!) я зачислен в знаменитый тогда на весь город хор мальчиков! А ещё я учусь играть на виолончели - божественном инструменте, который удивительно звучит в огромном зале с мраморным камином (быть может, тем самым - Павловским!) Руководитель хора, Татьяна Азарьевна Кагель, сумела создать из простых одесских мальчишек яркий сильный коллектив. "Стабат Матер", "Лунная соната", "Щедрик" и другие сложнейшие произведения она терпеливо разучивала с нами, непоседами и шалопаями с Приморского бульвара. Всему хору (около ста человек) были пошиты белые костюмы, с каждого сняли мерки и на заказ изготовили модные модельные туфли. И вот всех нас на белом теплоходе везут на концерт в Николаев. Сегодня такое себе трудно представить! Скажу по секрету, что в пути мы, запершись в каюте, с упоением дубасили друг друга подушками. А на следующий день, как ни в чём ни бывало, ангельскими голосами покоряли зрительский зал. А ещё нам, мальчишкам из хора, посчастливилось выступать в спектаклях нашего знаменитого Оперного театра. Оперы "Кармен", "Жорстокiсть", балет "Щелкунчик" - вот репертуар, который мы ждали с нетерпением. Те дни, когда шли эти спектакли, были для нас самыми счастливыми, потому что нас ждал Театральный переулок (переулок Чайковского), где через служебный вход мы попадали в сказочный мир закулисья. Мы приходили за час до спектакля, распевались. Нам выдавали костюмы, гримировали и мы под звуки музыки, транслируемой во всех помещениях и на всех этажах, направлялись к сцене. Знали наизусть все реплики. Но оперу мы всё-таки любили больше, чем балет, потому что зарплата, которую получали девяти-десятилетние артисты, начислялась так: выступление в опере - один рубль, в балете - 50 копеек. Дело в том, что в балете "Щелкунчик" хор поёт не на сцене, а в оркестровой яме, что оценивалось вдвое дешевле. Заработанные же деньги, где-то 10-11 рублей в месяц, за вычетом мороженого, конечно, я с гордостью отдавал маме и бабушке.

А потом я поступил в школу имени профессора Столярского. Сказка закончилась - началась "взрослая" жизнь...

ШКОЛА СТОЛЯРСКОГО

За хорошие успехи в музыке (а я выступал не только в составе хора мальчиков Дворца пионеров, но и как виолончелист в городских концертах) меня порекомендовали для поступления в прославленную Специальную музыкальную школу-интернат имени профессора П. С. Столярского.

Сабанеев мост, у которого возвышается здание школы, находился очень близко от нашего дома - надо только перейти через площадь. Эта площадь сменила несколько названий: Екатерининская, потом - Карла Маркса, затем - площадь Потемкинцев... Памятники на ней то возводили, то сносили, то перемещали на другие улицы или в музеи. Сейчас она снова Екатерининская, как и более 150 лет назад.

Итак, я с мамой иду по площади на прослушивание в школу Столярского. Порекомендовал меня для поступления мой первый учитель по классу виолончели Владимир Миронович Аптекарь (в ту пору - концертмейстер группы в Одесском оперном театре). Направил он меня к своему педагогу, о котором с благодарностью рассказывал, что тот вытянул его, одесского мальчишку, из нищеты и сделал музыкантом. Звали педагога Юзеф Яковлевич Жадан. Я стал его учеником.

С этого дня в моей жизни должна была существовать ТОЛЬКО ВИОЛОНЧЕЛЬ. Если кто-то из ребят попадался на улице Юзику, как звали мы между собой Ю. Я., то получал страшную трепку: "Не занимаешься! Бездельник!" - это было равносильно предательству. До сих пор, спустя много лет, когда я прохожу мимо его дома на Гаванной, ощущаю себя прогульщиком. В то время существовала творческая конкуренция двух виолончельных "кланов" в городе. И если Абрам Яковлевич Гуменник, лидер "противоборствующей" виолончельной "группировки", давал концерт учеников своего класса, то и ученики класса Ю. Я. Жадана должны были дать свой, еще лучший, концерт с афишами, программками и прессой.

Надо сказать, что эта конкуренция не мешала нам дружить, играть вместе в футбол на заднем дворе и тайком курить в бомбоубежище (страшное преступление!).

Главное впечатление тех лет от моей родной школы Столярского - она все время "ГУДЕЛА", как фабрика, ЗВУЧАЛА на разные голоса. Лилась из окон виолончельная, скрипичная, фортепианная музыка. ВСЕ ЗАНИМАЛИСЬ! Окна светились допоздна. Классов свободных никогда не было. Играли под лестницей, в коридорах, даже в туалетах. Я приходил в школу вечером или рано утром до общеобразовательных уроков, чтобы не пугать соседей коммуналки своими упражнениями, и с трудом, "в очередь", находил заветный ключ от класса. А попасть в Большой зал, чтобы дополнительно попробовать акустику перед экзаменами, порой было возможно лишь ночью (за бутылку дежурному дяде Алику).

Сейчас, когда прохожу вечерами мимо Alma Mater, звучит лишь пугающая тишина...

КАПУСТНИКИ

Самые незабываемые воспоминания школьных лет связаны с "капустниками" - веселыми театрализованными представлениями, в которых можно было сказать со сцены то, чего не позволялось в обычной жизни. Для школы Столярского и Одесской консерватории капустники являлись незыблемой традицией. Я это ощутил с первых дней учебы. Старшеклассники, наверное, оценив мой типаж, безапелляционно заявили: "Так, ты, толстенький, завтра будешь читать эти стихи! Держи!" Отказаться было невозможно. До сих пор помню строки, посвященные одному виолончелисту:

Я слушал - Вова Цукерман играл,

Мне пауза была тогда отрада,

Под шип и скрип я плакал, я рыдал,

И думал я - а может, так и надо?

Вот такая школьная эпиграмма. С ней я справился, видимо, хорошо, т. к. в другой раз мне уже доверили прочитать о знаменитых скрипачах. Помню как сейчас:

И, если не удастся ростом стать,

Как ваш лауреат Семен Снитковский,

То я б хотел хотя бы так играть,

Как здесь играет Саша Поволоцкий.

Вот так, шутя, "прошлись" по разнице в росте замечательных музыкантов "столярики".

Когда недавно Александр Поволоцкий приезжал в Одессу на спектакль Русского театра "Скрипач и Красавица", я напомнил ему эти строки, Поволоцкий хохотал, а я, впервые увидев его рост, оценил остроумие авторов.

Главной "капустницей" школы Столярского была любимейшая всеми Фаина Александровна Вертгейм - преподаватель сольфеджио и гармонии. Не один выпуск был подготовлен ею к поступлению в консерваторию. Так вот, в паузах между обращениями септаккордов и разрешением тритона Фаина Александровна рассказывала нам о лучших "капустных" номерах разных лет, и не только рассказывала, но и показывала. Причем делала она это, несмотря на комплекцию, настолько эмоционально и заразительно, что, подойдя к выпуску, мы уже были готовы не только к экзаменам, а главное - к постановке своего капустника.

Отнеслись к делу серьезно, были задействованы костюмерные цеха Оперного театра, а режиссером был приглашен брат знаменитого скрипача Геннадия Кнеллера - Игорь. Известный КВНщик Игорь Кнеллер мастерски направил нашу молодую энергию в театральное русло. Мне доверил пародию на чеховского Ваньку Жукова. Должен сказать, что теперь, когда встречаю Игоря, автора многих телепроектов, создателя Одесской Аллеи звезд, с благодарностью говорю, что именно он повлиял на выбор моей второй профессии. Спасибо, Игорь...

(Продолжение следует.)

Александр СТЕПАНОВ.