Номер 10 (1450), 21.03.2019

И. Михайлов

(Продолжение. Начало в №№ 1-4, 6-9.)

Идиш был языком общения для миллионов евреев Восточной Европы и Российской империи. Считалось, что писать на идише "непрестижно". Он, дескать, не является литературным.

И хотя иврит не был широко распространен и на нем практически не говорили, тем не менее на этом древнем языке была создана богатая и самобытная литература.

В Одессе идиш любили, но он был весьма своеобразен. Местные евреи умудрились включить в свой родной язык слова и даже целые выражения из других языков многонационального города. Получалось от такой мешанины своеобразно и смешно.

Шолом-Алейхем часто специально наведывался на улицы и переулки Молдаванки, гулял по знаменитому "Привозу", прислушиваясь к разговорам общительных одесситов. Писатель от души смеялся их шуткам и розыгрышам. Не погрешу против истины, заметив, что именно в Одессе окончательно созрел юморист-писатель Шолом-Алейхем, в произведениях которого сквозь слезы неизменно "прорывался" задорный смех. И еще важно отметить: именно в черноморском городе Шолом-Алейхем окончательно решил писать только на понятном евреями языке - идише.

Одесса, а за ней и вся Империя, от души потешалась над незадачливым, но симпатичным героем романа Шолом-Алейхема "Менахем-Мендл". Пожалуй, это произведение стало своеобразным образцом еврейской темы в одесской юмористике.

Илья Арнольдович, как все члены его семьи, где говорили на идише, знал и почитал творчество Шолом-Алейхема, соглашаясь с тем что этого писателя называют "еврейским Марком Твеном" и "еврейским Чеховым". В самом деле, в творчестве еврейского классика было много от твеновского Тома Сойера и чеховской "Анны на шее". Между прочим, сам Марк Твен утверждал, что это он - "американский Шолом-Алейхем".

Еврейский писатель прожил нелегкую жизнь, но часто повторял: "Неважно, как поворачивается к тебе жизнь, ты должен продолжать жить, даже если она тебя убивает".

Нетрудно заметить: герои произведений Ильфа и Петрова во многом напоминают веселых, остроумных, оптимистически настроенных, но и жуликоватых персонажей еврейского писателя. В то же время существовали отличия в среде, где рождались бендеры, воробьяниновы, паниковские... С одной стороны, все они являются пережитком дореволюционного общественного сознания; с другой - их характеры формировались под воздействием НЭПа, с его миром стяжателей и мещан.

* * *

Главный герой "Двенадцати стульев" - Остап Бендер - умирает и, казалось, что нет нужды вновь обращаться к этому образу. Но вышло наоборот. Не успели просохнуть чернила на рукописи романа, как его авторы принялись за работу над новым сатирическим произведением, в котором погибший Остап Бендер "оживает" и становится в "Золотом теленке" вновь главным героем. Ильф и Петров не могли, а точнее будет сказать, не желали расставаться с "великим комбинатором".

В этом образе воплотились такие черты характера, без которых оба романа соавторов не приобрели бы всемирную известность. Критики по-разному отнеслись к Остапу Ибрагимовичу. Кто-то считал его "гениальным проходимцем", героем исключительно "отрицательным"; но многие усмотрели благожелательное отношение Ильфа и Петрова к Бендеру. Конечно, с точки зрения социалистической морали Бендер - "пройдоха, жулик и аферист". Но, если рассматривать этого литературного персонажа с точки зрения эпохи, в которой "творил" герой, наконец, учесть человеческие слабости, которые, увы, присущи людям любого исторического периода, причем без навязчивого социалистического реализма, то Остап Бендер - талантливая личность практически во всех отношениях. Сын "турецкого подданного" прекрасно сумел приспособиться к реалиям тогдашней советской действительности; в которой все еще существовало немало кореек, балагановых, паниковских. Но Бендер определенно отличается от других отрицательных персонажей. Им трудно не восхищаться и даже каким-то образом симпатизировать.

Сегодня, когда стать Бендером стремятся многие, но получается не у всех, этот образ, скорее всего, вызывает положительные эмоции. Однако в конце 20-х - начале 30-х годах на этот, вызывающий столько споров образ, смотрели другими глазами, чем в настоящее время.

Когда известный литературовед Яков Соломонович Лурье (1921-1996), автор превосходного исследования "В краю непуганых идиотов", позволил себе заметить, что Остап Бендер "вполне симпатичный человек", он этим самым навлек на себя шквал критики своих коллег-филологов.

Кстати сказать, в романах Ильфа и Петрова немало других действующих лиц, вызывающих определенное сочувствие. Чем, например, плох Паниковский? Ведь он никого не убивал и скорее всего даже не дрался. Он просто зарабатывал на жизнь, как мы, как позволяла его находчивость. Таких, как Михаил Самуэлевич в Одессе, Киеве, Ростове-на-Дону... было хоть пруд пруди. Да, у Паниковского немало отрицательных черт, но он получился на страницах "Золотого теленка" в чем-то обаятельным человеком, особенно если этот образ на экране воплотил Зиновий Гердт.

Всем хорошо известно: преступниками не рождаются. Они становятся благодаря жизненным обстоятельствам. "Человек без паспорта" - довольно типичный образ. Одни люди, не привыкшие трудиться, но презирающие бедность, нередко оказываются на дне. Других подвергали дискриминации, лишали средств к существованию и фактически толкали на путь преступной жизни. Но жить ведь хотелось...

Если этническое происхождение "великого комбинатора" у кого-то вызывало сомнение, то Паниковский у соавторов без всякого сомнения - еврей.

Значит ли это, что Ильф и Петров полагали, будто Паниковский - типичный еврейский жулик. Конечно, нет. Просто одесситы - авторы романа - знали не понаслышке: самые талантливые фармазонщики - евреи по происхождению.

Судьба была к гонимому народу более беспощадна и жестока, чем к другим людям. Если еврей оказывался вне цивилизованного общества, он стремился в этом случае проявить свой природный ум, смекалку, артистичность, деловитость.

Ильф и Петров помнили, как в дореволюционной России еврейские дети были лишены возможности учиться, особенно, если они из бедных семей, получить престижную профессию; как не хватало хлеба и порой постоянное полуголодное существование толкало молодежь на преступления. А может, это был своеобразный социальный протест?

Остап Бендер не просто нарушал законы. Он был виртуозом в этом деле. Такие люди, как "великий комбинатор", легко становятся миллионерами, депутатами, сверхуважаемыми персонами.

Видят практически все, но уметь замечать, а затем воспроизвести свои впечатления на бумагу, создавая запоминающие образы, дано не каждому литератору. Ильф и Петров умели видеть. По воспоминаниям друзей Ильфа, Илья Арнольдович называл себя зевакой. "Вы знаете, я - зевака! Я хожу и смотрю", - как рассказывает в статье об Ильфе писатель Юрий Карлович Олеша. - "Детское слово - "зевака". Похожий на мальчика, вертя в разные стороны головой в кепке с большим козырьком, заглядывая, оборачиваясь, останавливаясь, ходил Ильф по Москве. Он ходил и смотрел..."

Журнал "Тридцать дней", напечатавший роман "Двенадцать стульев", с радостью принял к публикации новое произведение Ильфа и Петрова "Золотой теленок". В редакции, по всей вероятности, уже знали, в чем суть нового романа одесситов.

Дело в том, что незадолго до начала публикации "Золотого теленка" в советском издании этот роман был напечатан в Берлине на русском языке отдельной книгой. Разумеется, авторам было не все равно, где напечатать свое лучшее произведение.

Столица Германии в начале 30-х годов (до прихода нацистов к власти) все еще являлась центром русской эмиграционной культуры. В Берлине выходили газеты и журналы на русском языке, работали также несколько издательств. В них служили подлинные профессионалы, с ними охотно сотрудничали видные русские писатели и журналисты.

Опубликовав книгу в Берлине, автор знал, что вскоре вся читающая Европа будет следить за судьбой героев его произведения. Кроме того, издав свой роман за границей, Ильф и Петров были уверены в том, что советские органы печати непременно обратят внимание на их детище. Ведь соавторам было хорошо известно об неоднозначном к ним отношении со стороны чиновников от литературы.

Надо полагать, Ильф и Петров не опасались гнева партийной номенклатуры, отправляя в Берлин свою рукопись. После успеха "Двенадцати стульев" у них были влиятельные покровители, в частности М. Горький, Н. Бухарин и другие.

После русскоязычного Берлинского издания романа "Золотой теленок" триумфально стал шествовать по странам мира. Уже в 1932 году появляются издания романа на английском, немецком, французском, польском и других языках. А ведь совсем недавно "Золотого теленка" в Москве публиковать не спешили. Официальная критика, опасаясь, чтобы чего не вышло, "засунула рукопись в "долгий ящик". Выручил, как часто бывало, в советской литературе той поры, Алексей Максимович Горький. Скорее всего, он познакомился с русскоязычным берлинским изданием романа и был от него в восторге.

Уже знакомый нам по "Двенадцати стульям" Остап Бендер перекочевал в новый роман, однако приобрел новые черты. Пожалуй, "великий комбинатор" стал еще более привлекательным, более остроумным. Сперва "обладатель пустых карманов" только мечтает о миллионе. Над своим героем авторы слегка подтрунивают, но, достигнув цели, сатирики беспощадно его осмеивают.

У Ильфа и Петрова уголовный мир чем-то напоминает бабелевский, только, по мнению литературоведа А. Вулиса (1928-1993), Шуру Балаганова или Паниковского воспринимаешь как пародию на свиту Бени Крика. Абрам Зиновьевич считал: "с представителей преступного мира сорваны мантии". А образ Остапа Бендера "превосходит бабелевского "короля", во-первых, богатством функций, во-вторых, суровым реалистическим итогом своего развития".

Нельзя не признать, что на Ильфа и Петрова определенное влияние оказал и И. Эренбург со своим "Хулио Хуренито", сатирический роман, написанный Ильей Григорьевичем в 1922 году и с восторгом встреченный либеральной читательской аудиторией. Только Ильф и Петров смогли устоять против пафоса скептицизма, который свойственен этому произведению. "Учителю" Эренбурга соавторы одесситы противопоставили "великого комбинатора" - веселого пройдоху и махинатора.

В конце 20-х начале 30-х годов вся советская страна с упоением читала рассказы Михаила Зощенко (1894-1958). Ильф и Петров были среди горячих почитателей этого писателя с его острой сатирой и неистребимым юмором. И все же Зощенко трудно сравнить с Ильфом и Петровым. Это были очень разные дарования. Пожалуй, юмористический фон Ильи Арнольдовича и Евгения Петровича значительно богаче, более универсален, ярче по подбору экспонатов. Дублирование образов у Ильфа и Петрова большая редкость. Выставляя на осмеяние один образ, они сразу принимались за другой. У Зощенко из рассказа в рассказ кочуют одни и те же персонажи. Он привязан к одному кругу вопросов.

В те годы чрезвычайно популярен был М. Кольцов как автор фельетонов. Но в остродраматических статьях Кольцова бичуется, как правило, "классовый враг". Ильф и Петров тоже "уничтожают" только с помощью сатиры, и здесь мы не находим ни драмы, ни трагедии. У соавторов Корейко, конечно, "классовый враг", но он жалок, нередко смешон, в принципе, не так страшен, по сравнению с играющими фельетонами Михаила Ефимовича.

Видимо, Ильф и Петров преодолели непростые этапы в своем творчестве: успели поработать в сатирических журналах "Смехач" и "Чудак", тщательно проанализировать злой и беспощадный юмор В. Маяковского, кое-что почерпнуть из рассказов М. Зощенко, и только потом они сумели завершить образ Остапа Бендера.

Соавторам, конечно, помогло то, что они успешно освоили мастерство журналиста-фельетониста. Еще несколько лет до работы над романом "Двенадцать стульев" они молодые сотрудники газеты "Гудок" - многие часы тщательно изучали критические письма корреспондентов. Ночами, например, Ильф сидел за их опусами, а уже к утру был готов очередной сатирический фельетон. Им также содействовал своими талантами и опытом М. Кольцов, который охотно делился с начинающими писателями своими журналистскими "секретами".

Ильф и Петров учитывали высказывания В. Маяковского, полагавшего, что в произведениях сатирического жанра не должно быть "положений, которые не опирались бы на десятки подлинных случаев". В частности, в те годы популярной темой в советской сатире был бюрократизм. Одним из ярких критиков этого порока советской действительности по праву считается Владимир Владимирович, написавший:

Вошел в коридор -

километры мерь,

упаришься

с парой справок.

Прямо -

дверь,

наискось -

дверь,

налево дверь

и направо...

Если судить по тому, как быстро Ильф и Петров написали роман "Двенадцать стульев", то можно с уверенностью сказать: они были внутренне готовы к резкому переходу от малых жанров к крупному полотну, которые содержали столь глубокие и впечатляющие образы.

(Окончание следует.)