Номер 10 (1354), 24.03.2017

И. Михайлов

СОКРОВИЩА СЕМЬИ ВОРОНЦОВЫХ

(Продолжение. Начало в № 2-3, 5-9.)

III. Южная Пальмира и ее обитатели

Возможно, читатель по названию этого очерка понял, о чем будет идти речь. Конечно же, об Одессе и одесситах.


Кстати сказать, в России столицу империи - Санкт-Петербург - тоже иносказательно именовали Пальмирой, но только Северной. Неужели черноморский город во времена М. С. Воронцова мог претендовать на такое сравнение? Как рассказывают, одесситам и в те далекие годы был свойственен юмор... Однако автор этих строк предлагает не спешить с выводами и совершить прогулку по старой Одессе.

Все началось с того, что 22 августа (по старому стилю) 1794 г. состоялась закладка портовых сооружений, и эта дата считается первым днем жизни города, названного впоследствии Одессой.

Надо отдать должное тем, кто планировал поселение, улицы которого располагались безупречно прямыми линиями. Одесса строилась удивительно быстро. Уже в 1797 г. одесский порт посетили 72 корабля, 50 из них повезли за границу зерно.

Коль речь зашла о первых годах становления черноморского города, я не могу не поспорить с некоторыми историками-краеведами, которые всячески пытались преуменьшить роль иностранцев в развитии Одессы.

Правда, советских исследователей можно понять: в истории нашего (бывшего) государства был период, когда с легкой руки тогдашнего партийного и политического руководства началось возвеличивание "русского духа", "особого русского патриотизма", превозносились отдельные личности, сыгравшие определенную роль в создании Российской государственности, и под шумок проводилась активная русификация.

В годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне, подобную политику пытались как-то обосновать. Например, активное наступление в Европе фашистской человеконенавистнической идеологии, которая и славян считала "третьесортными племенами", не способными к творческому созданию. Но вот наступили 1948-49 гг. Тогда быть просто носителем нерусской фамилии, будучи деятелем науки и искусства, считалось предосудительным и подозрительным. На этот раз руководство страны начало "борьбу" против пресловутого "космополитизма". Как можно было еще в начале 50-х годов даже намекнуть на положительное влияние, скажем, французов, немцев, итальянцев... в развитии русской культуры, экономики, науки? О евреях вообще предпочитали не вспоминать, как будто такого народа никогда не существовало, когда речь шла о существенном вкладе во все стороны жизни России. Зато, заявляя публично о так называемых безродных космополитах, власти имели в виду граждан определенной национальности.

Но дело в том, что история Одессы является красноречивым примером того, как содружество разных народов, объединенных одной целью, способствовало процветанию города и даже целого региона Российской империи. Пожалуй, ни один город в многонациональном государстве, каким всегда была Россия, не мог похвалиться таким обилием "племен, как и народов". Недаром Одессу еще называли "российским Вавилоном".

По этому вопросу предоставим возможность высказаться путешественникам, наблюдавшим город в рассматриваемый период. Вот, например, что писал Н. Всеволожский, посетивший Одессу по пути следования в Константинополь (Стамбул): "Я видал здесь людей всех наций: греков, итальянцев, французов, евреев, армян и толпу украинцев, отдыхающих между волами и фурами своими на площадях".

"Одесса - настоящий Вавилон", - утверждал немец Коль, объездивший Новороссию в конце 30-х гг. XIX века. Причем он подчеркивал, что среди случайных путешественников, а постоянно в уличной толпе он слышал разговоры на языках: русском, итальянском, турецком, греческом, болгарском, армянском, молдавском, венгерском, шведском, испанском и др.

А вот "кое-что об иноплеменниках" сообщает нам один из старожилов Одессы В. А. Яковлев: "Первые граждане г. Одессы были по преимуществу греки. После присоединения Хаджибея к России здесь были поселены греки и албанцы, сражавшиеся в рядах русских моряков в войсках с турками.

Евреи - продолжает этот коренной одессит - появились в Одессе в конце XVIII в., хотя Хаджибей был ими посещаем еще до своего присоединения к России... Появившись в Одессе, еврейские купцы мало-помалу вытеснили иностранцев и заняли в среде этого сословия первое место".

По свидетельству общественного деятеля и знатока-краеведа К. Скальковского: армяне были цирюльниками, болгары - огородниками, молдаване - угольщиками, греки - булочниками и фруктовщиками, евреи - факторами, стекольщиками, разносчиками, рабочими в хлебных магазинах; караимы - мануфактурщиками, итальянцы - рыбаками и портовыми рабочими; великороссы - плотниками, печниками, водовозами и кучерами; женская домашняя прислуга была малоросского и польского происхождения".

В Одессе русский язык таким образом стал языком межнационального общения. Однако посещавшие город русские писатели, журналисты поражались среди прочего своеобразием "одесского наречия", понять которое было непросто. Надо было иметь представление, по крайней мере, о дюжине различных языков, чтобы разобраться в тонкостях местного диалекта.

Константин Скальковский в этой связи отмечал, что "Одесский язык" был обязан своим происхождением массе малороссийских и польских слов и оборотов...

Правда, автор цитируемых мемуаров общался главным образом со сливками одесского общества, и если они говорили на таком (русско-одесском) языке, то можно себе представить, например, наречие Молдаванки, где бок о бок жили евреи, болгары, молдаване, украинцы, цыгане, албанцы (арнауты)...

По воспоминаниям того же Скальковского, "светлейшего князя Воронцова в Одессе обожали. Он заботился о крае, поощрял местных ученых... был обходителен" и т. п. Среди разнообразных достоинств генерал-губернатора отмечалось, что Михаил Семенович не отказывал в приеме любому одесситу и готов был выслушать жалобу. Хотя причин для недовольства было предостаточно, далеко не каждый простолюдин рисковал обратиться к "обожаемому" губернатору. Но дело не в этом. Ходатай, оказавшись в приемной генерал-губернатора, естественно, стремился с "их сиятельством" говорить по-русски. Как отмечалось, одесситы, особенно жители окраин, друг друга хорошо понимали, но Воронцов тем не менее был вынужден держать в своем штате специального "толмача" с "одесского" диалекта на русский язык.

Между прочим, как особо подчеркивали мемуаристы-одесситы, хорошо понимавшие "воронцовскую эпоху", Михаил Семенович очень часто удовлетворял просьбу евреев, что было делом почти неслыханным для николаевской России.

Продолжая тему "языка", позволю себе еще заметить: евреи часто "беспокоили" М. С. Воронцова. Но вот беда: они, как правило, говорили на идиш, да и то очень неважно, поскольку не владели литературным языком.

Понимая ситуацию, при которой генерал-губернатор - "отец" для всех подданных одесситов, Его сиятельство пользовался услугами так называемого ученого еврея при губернаторе. Действительно, такой одессит был умен, образован и знал, разумеется, родной язык не очень счастливых соплеменников.

Кстати сказать, М. С. Воронцов частенько советовался с таким "ученым евреем" по многим вопросам, особенно губернатора волновали экономические проблемы, и он получал от своего "еврея" дельные предложения.

Завершая "национальную" тему, хочу отметить еще один важный аспект своеобразного межнационального общения в тогдашней Одессе. Это начало формирования, если позволительно будет так выразиться, "одесского идиша". На языке идиш говорили евреи Украины, Польши, Литвы, Бессарабии, практически всей Восточной и отчасти Южной и Западной Европы. А в Новороссийский край и, в частности в Одессу, устремились почти со всей Восточной Европы, хотя попадали и даже оседали, например, подданные турецкого султана иудейского вероисповедания.

По многим причинам, кроме родного языка - идиш, большинство вновь прибывших другого языка не знало.

Но в Одессе идиш превращался в своеобразный жаргон. Его многочисленные носители (в то время составляющие до 1/4 населения города) использовали слова и обиходные выражения из украинского, польского, немецкого, итальянского и других языков обитателей многонациональной Одессы. Кроме того, нельзя не учитывать, что значительная часть еврейского населения города была не очень образована. Таким образом, "бытовой" идиш, например выходцев из Польши и Литвы, отличался от родного языка еврейских переселенцев из Бессарабии. С другой стороны, отдельные еврейские слова и даже выражения (иногда не всегда цензурные) становились достоянием жителей окраин приморского города.

В этот период Одесса в определенной мере делилась на кварталы по национальному признаку, и это обстоятельство нашло свое отражение в названиях улиц и отдельных районов. Например, были: Итальянская улица, Греческая площадь, Арнаутская улица (Большая и Малая), Еврейская улица... Позднее деление становится по большей части условным. В самой Одессе, к счастью, не существовало позорной "черты оседлости" для евреев, запрещающей проживание (за редким исключением) в большинстве губерний Российской империи. Более зримым было социальное деление одесситов: в центре жили богатые жители города независимо от вероисповедания, по окраинам ютилась многоязычная армия бедняков.

Раз уж речь зашла об облике города, то вновь обратимся к свидетелям тех далеких лет. Одессит, живший в первой трети XIX в., вспоминает: "Улицы Одессы представляли своеобразное зрелище: треть домов представляли магазины или амбары для складов хлебов, преимущественно пшеницы; тротуары были вымощены частью плитою, частью местным дикарем, поставленным ребром, по бокам улиц росли чахлые акации, а вдоль текли ручейки по грязным водосточным канавкам. На главной улице, тогда Ришельевской, на тротуарах сидели под зонтиками евреи и еврейки и на земных столиках меняли деньги. Тут же толкались факторы хлебной торговли... Мостовые в Одессе были что-то невероятное. Вначале мостили камнем, поставлявшимся по большой части из Италии в виде балласта кораблями, приходившими за хлебом... Под влиянием езды, дождя и морозов камень шоссе рассыпался, и образовывались горы белой мелкой пыли, при дождях и зимой обращавшиеся в море грязи. В этой грязи тонули не только галоши, но и экипажи и пьяные люди. Переход от одного тротуара на другой составлял головоломную задачу...".

А ведь К. Скальковский писал эти строки значительно позже, чем Одессу посетил А. С. Пушкин, также заметивший:

Все домы на аршин загрязнут,

Лишь на ходулях пешеход

По улице дерзает вброд;

Кареты, люди тонут, вязнут...

Все же Одесса довольно быстро приобретала черты европейского города, несмотря на сложные природные условия. Надо учесть, что город страдал от недостатка доброкачественной питьевой воды. Местные почвенные воды, насыщенные солью, были непригодны даже для стирки белья.

Благоустройство Одессы заботило и жителей города, и его власти, которые вводили специальные налоги для пополнения местного бюджета. И вот результат: еще в 1813 г. поэт Батюшков (1787-1855) писал: "Я приехал в лучший из городов наших - в Одессу". Уместно также привести отрывок из статьи писателя и художника П. Свиньина (1787-1839) "Взгляд на Одессу (из живописного путешествия по России 1825 г.)": "... по длинному покатому спуску входишь на широкую великолепную улицу и с первых шагов видишь себя посреди богатого многолюдного города. Удостоверение сие увеличивается по мере приближения Ришельевской улицы к центру города: по обеим сторонам одной встречались огромные домы в 2 и 3 этажа, магазины, блестящие сокровищами Европы и Азии, и роскошные казины, полны посетителей...".

Что означает быть европейским городом, в частности применительно к Одессе? Ведь еще великий русский поэт подметил:

"Там все Европой дышит, веет..."

Конечно, город, где только "веет Европой", и быть в действительности европейском городом, согласитесь, не одно и то же. И все-таки для Одессы были характерны такие черты, которые во многом позволяют говорить о некой исключительности.

Этот город задуман как южные ворота Российской империи. Достаточно в этой связи отметить, что одесский порт вплоть до конца XIX в. не имел серьезных конкурентов на Черном и Азовском морях. Кто станет отрицать, что первые администраторы Одессы не старались превратить город также в культурный центр юга империи. Удалось ли это в условиях николаевской России?

К началу 30-х гг. Одесса имела уже две постоянные газеты: одну на русском языке - "Одесский вестник", другую - на французском "Journal d'Odessa". С 1838 г. "Одесский вестник" печатался также и на французском языке. При "Одесском вестнике" в виде приложения печатались "Литературные листки", где начинали свою литературную деятельность одесские поэты и прозаики А. Подолинский, В. Туманский и др.

В эти же годы в Одессе появляется первый литературный сборник "Одесский альманах". На его страницах охотно публиковались не только местные литераторы, но и всероссийские знаменитости того времени - Языков, Лажечников, Бенедиктов, Кукольник и др.

С 1832 г. в городе издается "Новороссийский календарь", который через семь лет переходит в собственность Ришельевского лицея. Стоит немного сказать об этом главном учебном заведении Одессы того времени.

(Продолжение следует.)