Номер 42 (1139), 9.11.2012
Петр ВАХОНИН
Из всех видов человеческой деятельности
власть над себе
подобными,
хотя и вызывает наибольшую зависть,
наиболее
разочаровывает,
ибо она не дает уму ни минуты роздыха
и требует
постоянных трудов.
М. Дрюон. "Яд и корона".
(Продолжение. Начало в № 41.)
По давнему обычаю каждое подразделение в любом "тюремном замке" имеет свое, неофициальное, название. Тюрьма вообще сильна на клички и неформальные названия. Чаще всего это очень точные, меткие определения, выхватывающие самую суть.
Наша смена называлась "гвардейской", потому что все были, как на подбор, рослые, здоровые. Тюрьма считалась красной. Неискушенному человеку, а таких, слава Богу, большинство, подобное определение мало что говорит, поэтому, рискуя прервать нить повествования, постараюсь "раскинуть рамс", то есть пояснить, какие существовали виды (подвиды) тюрем и лагерей в Советском Союзе и по настоящее время.
Незачем акцентировать внимание на официальной терминологии, она более или менее ясна по названиям режимов содержания: общий, усиленный, строгий, особый и тюремное заключение. Т. з. - тюремное заключение - самый тяжелый: "крытая" камерная система, один раз в сутки час прогулки в закрытом прогулочном дворике, остальное время в сжатом пространстве камеры с круглосуточно включенным, надоедающим до рези в глазах светом.
Неофициальных названий меньше, всего три: красная, серая, черная. Красная тюрьма - по определению контингента ментовская, то есть "Оставь надежду, всяк сюда входящий", как говаривал старик Данте. С момента входа на привратку все, что было ранее, забудь, здесь мать, отец и воинский начальник - режим: любое отступление от режима пресекается и наказывается. Здесь строгая организация и распорядок дня, отсутствие "вольницы". В красной тюрьме и сотрудник, и арестант понимают, что они не на курорте, а в местах лишения свободы. Именно это понимание формирует взаимоотношения между персоналом и "спецконтингентом", то есть заключенными. Криминальные авторитеты в красной тюрьме практически влияния не имеют, более того, большинство из них стараются скрыть свою "воровскую масть" или, как минимум, не афишируют.
Серая тюрьма - иное: в ней существует негласная договоренность между администрацией и неформальными лидерами. Своеобразный "пакт о ненападении".
Заключенные, пользующиеся в своей среде уважением, так называемые криминальные авторитеты, создают свое "движение". Создают так называемое "общее" в виде сигарет, чая и, чего греха таить, "запретов", то есть запрещенных к пользованию предметов. Все, что накоплено нелегальными, но чаще всего известными администрации путями, распространяется между основной массой арестантов, ведь сигареты и чай испокон веку самая устойчивая тюремная валюта.
В обмен на поблажки авторитеты-смотрящие следят за тем, чтобы не было конфликтных ситуация между зэками и между зэками и администрацией. Если же этот негласный хрупкий договор нарушается, администрация всегда имеет возможность жестко повлиять и поставить запрет на маленькие вольности, изолировать, в том числе и в карцеры, нарушителей договора.
Совсем иное - тюрьма черная: чаще всего это означает, что администрация потеряла власть, а поскольку ни один социальный механизм не может существовать без власти, то ее сразу забирают самые активные и дерзкие из заключенных. Эта группа начинает трактовать под себя неписаные тюремные законы, пытаясь забрать все больше и больше власти, прикрывая свои желания "заботой о мужиках", то есть об основной массе заключенных.
Это худшая и самая уродливая модель тюрьмы. Безнаказанность порождает внутренние преступления и рано или поздно приводит к бунту, очень похожему на тот, о котором я рассказывал выше. Подавленный бунт приводит к ужесточению режима, черная тюрьма перекрашивается и становится красной.
Теперь, когда нам уже знакомы окрасы, легче понять, что я имел в виду, когда сказал, что на момент моего прихода - тюрьма считалась красной, и вот в этой красной тюрьме наша смена считалась "гвардейской", то есть основной.
Этот первый в моей жизни централ (тюрьма) считался екатерининской постройки, хотя и был возведен гораздо позднее. Вероятно, екатерининским его считали потому, что основные корпуса были построены в форме буквы Е, а примыкающие здания более поздней постройки придали ей еще более своеобразную форму, если посмотреть сверху получалось ЕК.
Двор напоминал санаторный: огромные голубые ели, разноцветные скамейки, розы, все это возле штаба, а затем - тяжелые глухие двери, за ними широкие, метра четыре, продолы, так на местном сленге называется коридор, по двум сторонам которого за массивными двойными металлическими дверями располагаются хаты-камеры.
В старых основных корпусах камеры многоместные - до сорока человек, смена контролеров - 2-3 человека и старший по корпусному отделению. Моим старшим и одновременно наставником был очень хороший парень, за длинный нос прозванный Буратино.
Поставили на работу сразу, еще и форму получить не успел, а уже "въехал в забор", то есть совершил ошибку.
Многоместная камера (человек сорок) шла с прогулки, часть уже зашла в камеру, поторапливая других, я сказал:
- Залетайте быстрее.
Вдруг воцарилась почти физически ощутимая тишина, и движение остановилось полностью.
Дверь распахнута, люди бычатся, стоят, не заходят, я в полном недоумении стараюсь не показать вида, а внутри все похолодело, сам себя спрашиваю: "Что это? Бунт? Но почему?.."
Вопросы роились, как пчелы в улье, ответов у меня, молодого, начинающего, не было. Ситуацию разрешил Буратино, увидев необоснованную задержку, он, поигрывая резиновой палкой, направился к нам. Не пошел, а именно направился - худощавый, высокий, собранный, как плотно сжатая, готовая распрямиться пружина, он приближался олицетворением власти и силы. Направление ему указывал похожий на стрелку компаса нос, за который он и получил свою "погремуху" (кличку). Впрочем, я не встречал людей, называющих его так в лицо. Донской казак, не только по рождению, но и по духу, он был скор на руку, это его качество и останавливало многих насмешников.
- Ну, что произошло? - вроде как и не интересуясь, а ставя точку, сказал Буратино монотонным, как будто тягучим голосом. Ответом было молчание.
- Дважды не интересуюсь, считаю бунтом...
Арестанты зашевелились, кто-то сказал:
- Начальник, мы не "петухи", чтобы в свою хату залетать.
- А кто ж вас петухами назвал?
- Да вот молодой. Говорит, залетайте...
- Ага, понятно. А вы, босота, сразу за слово уцепились. Если гордые такие, должны знать: в тюрьме трижды объясняют, потом спрашивают. Кто молодому объяснил, в чем ошибка?
- Да мы не...
- Вы не... и мы не... - не дал договорить Буратино и, повернувшись ко мне, спокойно произнес: - Порядочным арестантам нельзя говорить "залетайте", это оскорбление, потом объясню почему.
Все еще ничего не понимая, я повернулся к камере и сказал:
- Не намеренно, ребята, заходите.
Движение тут же продолжилось, будто и не было никакой остановки.
Так я практически сразу усвоил цену слова в тюрьме. Потом, по прошествии времени, понял, что не только слово, но даже как оно произносится, имеет очень существенное значение.
Прогулка закончилась, мы собрались в корпусной старшинской. Это небольшая комнатка-камера, где находятся документация смены, камерные карточки - своеобразный заместитель паспортов для сидельцев - и телефон. Только там, расслабившись и глотнув чая, я позволил себе спросить:
- Так в чем ошибка?
- В "масти". Недопустимо "порядочному арестанту" даже намекнуть, что он "петух", хуже этого оскорбления нет.
Далее мне разъяснили значение "тюремных мастей", без знания которых невозможен ни один рассказ о тюрьме, а тем более жизнь в ней, независимо от того, сотрудник ты или сиделец.
Итак, что же такое "масти"?
(Продолжение следует.)
Литературная обработка Валентина РОЕВА.