Номер 28 (1517), 10.09.2020

Аркадий РЫБАК

Художественно-документальная повесть

(Продолжение. Начало в №№ 20–27.)

* * *

На втором курсе стало поменьше муштры. Хотя неугомонный Солоха иногда напоминал:

— Солдат должен отдавать честь каждому столбу, начиная с меня!

Ему, конечно, честь отдавали. Куда денешься? Но на плац выходили все реже, а к кроссам и марш-броскам так привыкли, что уже и старшине никого особо подгонять не приходилось.

В жизни курсантов стало больше конкретной авиации. Изучали приборы, типы самолетов, знакомились с историей воздухоплавания и лучшими боевыми летчиками. Тем более, что большинство асов Второй мировой продолжали служить. Как-то незаметно появилось больше свободного времени. Гулять по военному городку внутри крепости не возбранялось. У друзей вошло в привычку рассказывать о родных местах. Миша, естественно, вовсю славил свой древний Аккерман, а одесситы Щеголев и Раппопорт нахваливали город у моря. Миша не сдерживал улыбки: мол, что вы мне рассказываете? Я там тоже немножко жил, кое-что знаю.

— А вот мою соседку Беллу ты не знаешь, — сказал однажды Мирон. — Когда дадут отпуск, съездим к нам, и я вас познакомлю.

— И почему именно с ней? — удивился Миша.

Мирон ответил:

— Увидишь — поймешь...

Поговорить о девушках — это ведь так естественно для молодых ребят. И пусть у них в моде была песенка из кинофильма "Небесный тихоход", где лейтмотивом звучат слова, что, мол, "первым делом самолеты, ну а девушки потом", на самом деле всем им хотелось обзавестись подругами жизни, ибо предстоящие годы офицерской службы скрасить могла бы только заботливая жена. Или водка. Как альтернатива несложившейся личной жизни...

Когда осенью 1951 года курсантам предстояли краткосрочные каникулы, Мирон с Мишей договорились ехать вместе. Но Миша сказал:

— Сначала я должен повидать родителей. Если хочешь, едем вместе в Аккерман, а потом вернемся в Одессу.

Так и решили.

Мирон погостил в Аккермане несколько дней и укатил к своим. Миша заехал в Одессу незадолго до возвращения в училище. Тут и завязался узелок...

Мирон за несколько дней успел повидать почти всех своих многочисленных друзей детства и чувствовал себя в родном городе как рыба в воде. Когда Миша вернулся из Аккермана и стал на короткий постой к однокурснику, Мирон сразу же окунул его в свой круг приятелей. Но отпуск заканчивался, и друзья решили скоротать вечерок во флотском клубе. Щеголев пригласил туда и девушек. И, как обещал еще в Двинске, познакомил Мишу с Беллой. Юный авиатор позднее изложит свои впечатления в стихах.

Этот вечер был чудесен. Я Дом флота посетил, слушал там мотивы песен, но скучал я в ложе кресел, хоть и не один там был. В этот вечер мне случилось познакомиться с тобой. Краской ты тогда залилась и запомнилась такой. Я забыл про все невзгоды, танцевать я захотел, хоть, признаться, от природы плохо танцами владел. А когда мы танцевали (кажется, твое танго), мне уста твои сказали: — Вы танцуете легко! Слышать было мне приятно этот чудный комплимент (танцевал-то я, понятно, по-медвежьи в тот момент). Скажем прямо, в это вечер был я в сердце поражен, и, оправдываться нечем, стало ясно — я влюблен!

Молодые люди в паузах между танцами не могли наговориться. Паузы становились все длиннее, а клубный регламент был неумолим. Миша провел Беллу до дома на улице Пастера. После возвращения из эвакуации ее семье выделили там самую большую комнату в общежитии при театре. Белла рассказала о брате и сестре, о маме, которая рано овдовела. С грустью вспоминала отца, умершего в сентябре 45-го по нелепому стечению обстоятельств. Сказала, что в их семье был заслуженный летчик — младший брат отца Иосиф. Он одним из первых в стране получил орден Красного Знамени за помощь испанцам в войне с фашистами. Там он и погиб летом 1936 года, а семья его осталась в Москве. Девушка называла еще какие-то имена родственников, но Миша сходу всех не запомнил. Почувствовал только, что у них наметился взаимный интерес друг к другу. Обменялись адресами. Бравый курсант отбыл в свое училище с большой занозой в сердце. Мирон просек Мишино состояние и всю дорогу слегка его подначивал. Мол, теперь понял, почему я вас познакомил?

16

Перед последним годом учебы курсанты возвращались из отпусков в октябре. Промозглая прибалтийская погода загоняла в курилку даже тех, кто дымить не особо любил. Через день после Мишиного возвращения, когда занятия еще не начались, в курилке спонтанно возник такой неожиданный квартет: Яша Штейнбок, Изя Раппопорт, Сеня Авруцкий и Миша Рыбак. Ни секунды не сидевший на месте Сеня обвел ребят взглядом, понизил голос и сказал:

— Вы знаете, что мы живем в гетто?

— То есть? — спросил Яша.

— Шо ты мелешь, мишигене копф? — вставил Изя, невольно ввернув словечки на идиш.

— Ты сам мишигене, — обиделся Сеня. — Шоб я так жил, тут при немцах было гетто.

— С чего ты взял? — поинтересовался Миша.

— Я тут на днях бродил по городу, — стал объяснять Сеня, — и встретил человека. Местного. Он тут и до войны жил. Сказал, что в Двинске было тысяч семьдесят народу. Из них почти половина — евреи.

— Врет, наверное, — усомнился Яша.

— Зачем ему врать?

— А зачем он вообще тебе об этом рассказал? — спросил Изя.

— Похоже, он приличный человек. Сочувствовал евреям. Может, дела с ними вел. Откуда я знаю? — закипел Сеня. — Ко мне он сам подошел и в лоб спросил: "Ты еврей?" Ну, по морде ж видно. Я кивнул. Сам сжался. Думал, драка будет. А он говорит: "Хочу кое-чем поделиться..."

— Ладно, — вступил в беседу Миша, — так в чем суть разговора?

— Суть в том, — бодрее продолжил Сеня, — что, когда сюда зашли немцы, почти все еврейское население принудительно переселили в дальний район крепости. Там и наши казармы. Все это оцепили, людей заперли в гетто. Потом убили. Думаю, всех...

В курилке в клубах табачного дыма повисла тишина. Гнетущая до боли. Каждый из ребят вспоминал своих родственников, уничтоженных фашистами только по признаку рождения.

Дед Сени Авруцкого до революции был раввином в местечке под Винницей. Отец Сени совсем юным пошел с Красной армией искать светлое будущее. Так попал в Одессу, где женился и остепенился. Оттуда ушел на войну и погиб где-то на прусских землях. Кстати, не так далеко от их училища. А дед с семьей оставался в родном местечке. Сеня школьником приезжал к нему летом на каникулы. В 41-м дед никуда уйти не успел. Вместе с сотнями единоверцев его расстреляли...

У Яши, Изи и Миши та же участь постигла близких родственников. Деда с бабушкой и дядю с тетей, уничтоженных в Одессе, Миша никогда не забывал. Возможно, он так глубоко не задумывался, где именно находились гетто и места массовых казней евреев.

Сенина история всех выбила из колеи. Изя достал пачку папирос "Север" и молча протянул друзьям. Каждый достал по одной, замял жесткую бумагу и сунул в угол рта.

Первым прервал молчание Авруцкий:

— Нас и сейчас не любят, хотя и не убивают...

— Ты эти разговорчики прекращай, — строго заметил Яша, оглядываясь по сторонам, хотя в курилке никого, кроме них, не было.

— Сеня, шо ты ноешь? — подхватил Изя. — Война закончилась. Мы живы. Через год будем офицерами. Кто нас трогает?

— А врачей? — не успокаивался Сеня.

— Каких врачей? Шо врачей? Де ми и де те врачи? — наскакивал Изя.

— Так опять во всем виноваты евреи. Их сажают. Чего их? Как ты думаешь?

— Сеня, — строго сказал Яша. — Давай докурим по одной и выйдем на свежий воздух. Эта дискуссия плохо пахнет

— Плохо пахнет то, что происходит, — не выдержал Сеня. Он махнул рукой и первым вышел из курилки...

Миша вышел следом. Догнал товарища и приобнял за плечи. Говорить не хотелось, но горечь осталась. Миша все же сказал:

— Сенька, ты правильный парень. Возможно, и сведения твои точные. Яша с Изей тоже не из болтливых. Но ты контролируй себя. Иди знай, на кого нарвешься...

Как в воду глядел. Сеня нарвался. Накануне очередной годовщины Октября курсант Авруцкий был задержан латвийской милицией якобы за пьяную драку. В обычное время начальство нашло бы способ отстоять своего человечка. Но Сене сильно не повезло. Все оказалось против него. На государственном уровне шла борьба с так называемыми "безродными космополитами", а по смыслу — антисемитская кампания. Авруцкий четко вписался в сценарий. Никто не собирался выяснять, кто и почему затеял драку, был ли на самом деле Сеня пьян. Нужен был показательный пример. Практически непьющего Авруцкого признали пьяницей и позором роты, оскорблявших его и провоцировавших драку латышских националистов признали потерпевшей стороной, хотя два здоровенных бугая в роли побитых невысоким, худющим Сеней выглядели по меньшей мере иронично. Приплели заодно и светлый праздник Октября, который якобы осквернил своим поведением теперь уже бывший курсант. Авруцкого отчислили из училища и упекли на два года в дисбат рядовым, поломав жизнь честному парню...

17

На политзанятиях случай с Авруцким многократно обсуждался. Большинство курсантов старались отмолчаться, ибо не особо верили в предложенную версию. Некоторые и сами попадали в милицию после конфликтов с местными забияками. Поэтому скорее ставили себя на Сенино место и сочувствовали ему. Но в большой семье всякие люди встречаются. Кое-кто злорадствовал и некрасиво высказывался по национальному вопросу. Мишу это сильно коробило. Тем более, что предстояло стоять с этими людьми в строю и жить в одной казарме. И возникал вопрос: а можно ли будет на них положиться в критической ситуации?

Впрочем, все больше времени уходило на изучение новой техники. Двумя годами ранее на вооружение поставили самый современный стратегический бомбардировщик ТУ-4, который преподносили как чудо советского самолетостроения. Его гордо именовали "летающей крепостью". Именно на нем предстояло летать Мише и его товарищам. Один такой самолет уже находился на местном аэродроме, и курсантам давали возможность летать вместе со штатным экипажем.

Об этом самолете ходили разные слухи. Офицеры, прошедшие войну в Европе и на Дальнем Востоке, говорили, что наш красавец очень смахивает на американский В-29. Но, ясное дело, такие разговоры не приветствовались. Некая тайна вокруг создания самолета явно существовала. Уже тогда она была известна довольно широкому кругу специалистов, работавших в конструкторских бюро и на авиазаводах страны. При этом смущать умы самих летчиков не предполагалось.

Позднее вся эпопея всплыла в мемуарах известных людей и стала общедоступной. Думаю, стоит о ней рассказать.

В годы войны советской стратегической авиации не существовало. Ориентировались на нужды фронта. Прилететь на нужную точку, отбомбиться и вернуться. Наши Ил-4 и ТБ-3 к концу войну устарели по всем параметрам. Небольшой отряд четырехмоторных ТБ-4 был получше, но сильно уступал американскому В-17. Наши заводы не выпускали тогда высотных моторов, а без них немыслима стратегическая авиация. К тому же с разработкой атомной бомбы потребовалось и наличие соответствующего самолета-носителя.

Одним словом, уже в конце 1943 года авиазавод, на котором главным конструктором трудился Туполев, получил задание разработать тяжелый высотный бомбардировщик на уровне лучших американских образцов. Точно такие же задания получили еще два других завода. Конструкторы начали проектирование. Но от них требовали результатов в самые короткие сроки. Война заканчивалась. Уже шли бои на Дальнем Востоке. Американцы использовали против Японии свой новейший бомбардировщик В-29...

(Продолжение следует.)

Книгу Аркадiя РИБАКА "Аккерманський хлопчик" / "Колишнi"
можна придбати в редакцiï газети "Порто-франко".
Тел.: 764-96-56, 764-95-03, 764-96-68.