Номер 14 (1546), 10.06.2021

И. Михайлов

(Продолжение. Начало в № 8–10, 12–13.)

* * *

— Неужели среди иудеев существовали такие острые противоречия? — удивленно спросил Анжио и, не дожидаясь ответа, продолжил: — И это в то время, когда Рим так силен, а восставшие во всем уступали своим врагам: в численности, в вооружении, в военной подготовке, наличии опытных военачальников...

— Иудеи, как показывает история, всегда были разобщены, — заметил Леонид, — в их обществе были не только богатые и бедные, ученые и малограмотные... К тому же иудейский монотеизм не исключал, пожалуй, даже способствовал появлению различных сект. В то время уже существовала небольшая, но сплоченная и фанатичная секта христиан. В Риме их сильно потрепал Нерон, но в других районах империи они, даже пребывая в полулегальном положении, были активны.

— А как христиане относились к начавшемуся восстанию? — поинтересовался Анжио.

— Насколько мне известно, — продолжал Кауфман, — источники, в частности Иосиф Флавий, ничего не говорят об этом. Конечно, у ранних христиан не было оснований любить Рим. Полагаю, представители этой секты, жившие в Иудее, тем более должны были противиться иноземному владычеству, которое силой насаждало чуждые народу порядки, идеологию. Я уверен, что некоторые христиане активно участвовали в войне против Рима, только историк Флавий не выделяет их в особую группу. Для него, как и для других античных авторов, христиане — те же иудеи, только в их учении, имевшем много общего с ессеями, были некоторые отклонения от официального иудаизма. Впрочем, для еврейского государства того времени это не считалось чем-то необычным.

Кстати, я хочу спросить тебя, Анжио, как этнического еврея тебя не смущает отношение современной римско-католической церкви к еврейскому народу? Ведь ваши святые отцы продолжают утверждать, будто евреи несут ответственность за распятие Христа. Я об этом думал, когда читал и перечитывал Евангелия. Конечно, невозможно современному человеку серьезно верить в то, что они сообщают. Однако следует учитывать один очень важный аспект всей этой загадочной истории. Когда авторы христианских священных книг описывали события в Иудее времен Понтия Пилата, восстания в Иудее были жестоко подавлены. Император Адриан (годы правления: 117–138) особенно лютовал. Он не мог простить евреям новое восстание под предводительством Бар-Кохбы (132–135 гг.). Месть римлян была ужасной. Адриан даже запретил употреблять название "Иудея", заменив словом "Палестина". Иерусалим был окончательно разрушен и даже стерт с географической карты. Репрессии обрушились на весь еврейский народ.

В период этого лихолетья евангелисты сделали все, чтобы не допустить гнева римлян. Вот почему в церковных книгах Понтий Пилат — "овечка", а не злой, коварный и жестокий прокуратор Иудеи, каким он был на самом деле. По словам евангелистов, он чуть ли не сочувствует Христу, во всяком случае "умывает руки", чтобы не отвечать перед грядущими поколениями за смерть Спасителя. Это не просто трусость евангелистов, а неуклюжая попытка приспособиться к новым условиям в обстановке государственной юдофобии. "Победителей не судят", — считали древние римляне, и они же восклицали: "Горе побежденным!"

Анжио слушал израильского историка с большим вниманием, потом неожиданно спросил:

— Разве правильно поступил Иосиф Флавий, не поверивший в исход начавшегося восстания и фактически продавший свой народ?

Молодой человек замолчал, задумался. Ничего не ответил и Кауфман.

Друзья отправились к Колизею — великому сооружению времен императоров из династии Флавиев. Он возвышался над улицами и площадями столицы. Колизей по праву считается символом могущества и богатства Древнего Рима. Собственно, он сооружался Флавиями благодаря победе над Иудей.

Веспасиан и Тит в 71 году прибыли в Рим, чтобы пышно отпраздновать эту победу. Маленькая Иудея доставила немало хлопот для великой империи, покорившей многие народы тогдашнего мира. Победа над крошечной страной досталась могущественному Риму большой ценой. И вот теперь, когда Иерусалим повержен, римские властители, разорив и ограбив покоренный народ, спешат увековечить свой триумф.

Колизей начали строить в 72 году при императоре Веспасиане, а завершили спустя восемь лет, когда страной правил Тит. Этот колоссальный амфитеатр предназначался исключительно для зрелищ.

Римляне были избалованы всякого рода представлениями. Для того чтобы добиться расположения населения столицы, императоры должны были позаботиться о его развлечениях и бесплатной раздаче продовольствия.

Для строительства столь грандиозного сооружения в Рим доставили не менее 100 тысяч пленных иудеев, большинство которых погибло от непосильного труда или было затравлено дикими зверями во время многочисленных представлений. В этом амфитеатре проводились также бои гладиаторов — любимое зрелище римлян. Кроме того, императоры развлекали пресыщенных зрителей морскими сражениями, которые проводились в стенах Колизея.

...Анжио и Кауфман остановились, глядя на полуразрушенное величие древней эпохи. И каждый про себя старался ответить на мучивший их вопрос: "Иосиф Флавий — предатель?"

На следующий день они не встретились. Накануне вечером Анжио позвонил Кауфману в хостел и сообщил, что с ним желает повидаться Отто Бауэр. Вот тогда-то Леонид попросил Анжио посодействовать их свиданию.

Юноша пришел в назначенное место встречи чуть раньше времени. Он занял столик в небольшом кафе "Аванте", где они не раз подолгу сиживали. По утрам здесь мало посетителей. Кафе располагалось в небольшом узком переулке, так что шум римских улиц не мешал беседе.

Бауэр, как обычно, по-немецки пунктуален. Доброжелательная улыбка Отто успокоила Анжио. Бауэр сообщил своему крестнику, что он смог договориться с одним из профессоров университета Святого Фомы Аквинского, который согласился подготовить Анжио к учебе в этом одном из лучших католических вузов. Потом они говорили об экспозиции музея, где Анжио рисовал копию Аполлона. Молодой человек показал наставнику свои наброски, которые произвели благоприятное впечатление. Воспользовавшись тем, что речь зашла о музее Бельведерского дворца, Анжио рассказал своему собеседнику о случайном знакомстве с израильтянином и назвал его фамилию.

По-видимому, Отто не сразу вспомнил раненого паренька из Еврейской бригады. Он слушал внимательно, без всяких эмоций. Когда Анжио сообщил Бауэру, что Кауфман — тот самый раненый боец, которого он навещал, выдержанный немец не мог скрыть своего волнения. Он тут же вспомнил Багдад, монастырский госпиталь...

— Божий мир тесен, — только и произнес ватиканский служитель.

По правде говоря, в последнее время израильтяне его не беспокоили. Он уже стал забывать о своем обещании, данном Шилоаху, содействовать спецслужбам будущего еврейского государства. Началась Вторая мировая война, затем последовали баталии за независимость Государства Израиль, потом — послевоенные трудности... Казалось бы, евреям не до Ватикана.

Правда, за эти годы Отто изменился, и не столько внешне, сколько своим характером. Его антифашистские взгляды поостыли, а служба в ватиканской администрации и вовсе сделала его более осторожным и даже подозрительным. Он знал: многие видные прелаты католической церкви в Италии были отнюдь не против Муссолини. Потом эти же люди не возражали против союзников, освободивших их родину от фашизма. И все же Бауэр на них не был похож. Он по-прежнему презирал доносительство, ненавидел расизм, резко осуждал антисемитизм.

Отто уже давно внимательно следил за событиями на Ближнем Востоке и был искренне рад победе евреев в борьбе за свое независимое государство. Ему бы заниматься делами Святого престола, но Бауэр мысленно обращался к Иерусалиму. Какая-то неведомая сила тянула его на Святую землю. Вот только недавно он вновь перечитывал отрывки из "Иудейской войны..."

Флавий его восхищал. "Если бы, — думал Отто, — иудеи не были бы столь упрямы и фанатичны, то им наверняка удалось бы сохранить элементы своей государственности, пусть даже под владычеством Рима. Если бы прокураторы не оказались жестокими тиранами и казнокрадами, то, по всей вероятности, иудеи не взялись бы за оружие и не были бы изгнаны из страны Иисуса..."

Громкий разговор проходивших мимо горожан опустил Отто Бауэра на грешную землю. Только теперь он заметил: Анжио пьет кофе, делая вид, будто не замечает, как глубоко задумался и как далек он был от суетливой современности.

Анжио мог только гадать, о чем думал его покровитель. Они молча сидели, попивая кофе. И тогда Анжио решил задать Бауэру мучивший его вопрос. Отто, рекомендовавший ему сделать ряд иллюстраций к "Иудейской войне", должен на него ответить.

Бауэр не удивился вопросу. Он неоднократно думал об этом, когда знакомился с биографией Флавия, и пришел к убеждению: Иосиф в основном был прав. Война против могущественного Рима была обречена на поражение. С другой стороны, борьба евреев носила ярко выраженный национально-освободительный характер, и не поддержать ее значило выступить против значительной части народа Иудеи.

— Иосиф был провидцем. Он предвидел и об этом открыто говорил, что Иудею ждут ужасные последствия в случае поражения. А оно, считал Флавий, неминуемо; следовательно, призыв к отказу от войны, если бы он был принят, спас бы Храм, Иудею от полного разорения, а народ — от истребления. Я на стороне Иосифа. Он не является предателем, поскольку не желал трагедии для своего народа.

В его "Иудейской войне" имеются строки, которые и сегодня нельзя читать без содрогания. "В восьмой день месяца гарпея солнце взошло над дымившимися развалинами Иерусалима. За время осады город перенес столько тяжких бед, что если бы он от начала своего основания вкушал столько же счастья, то был бы поистине достоин зависти. Но ничем он не заслужил столько несчастья, как тем лишь, что воспитал такое поколение, которое его ниспровергло" (VI, 8, 5).

— Я с вами, отец Отто, не совсем согласен, — выслушав Бауэра, сказал Анжио. — Да, Иосиф предвидел поражение, но я уверен, что и другие военачальники понимали: иудеи подняли мятеж против колосса, который был отнюдь не на глиняных ножках. Римские легионы почти не знали поражения, закалились в многочисленных баталиях. Римская военная техника не знала себе равной в тогдашнем мире... А тут малочисленный народ, сильный только своей верой, готов был на любые жертвы ради свободы...

— И что же, — перебил Бауэр Анжио, — ты забываешь, в какое время все это происходило? К бунтовщикам Рим не знал пощады. Вспомни, как они расправились с восставшими рабами под предводительством Спартака. Иудеи считались еще более опасными для римского могущества, поскольку подрывали основу, на которой строилась вся империя. За иудейским восстанием следили все провинции, входящие в состав римского государства. Иудейскую войну приветствовало большинство недружественных Риму государств. Провинции мечтали о независимости, а конкуренты Рима — о его развале. Иногда подвластное римлянам население пыталось бунтовать, тогда вся гигантская римская государственная машина обрушивала свой беспощадный гнев против недовольных. Все это знали...

— Да, знали, — не соглашался Анжио, — но все они были язычниками, а иудеи верили в свою богоизбранность, в покровительство Всевышнего. Иосиф был, судя по всему, правоверный иудей. Его поступок можно рассматривать и как предательство веры отцов. А это страшный грех...

Анжио замолчал и опустил голову, склонившись над недопитым кофе. Ему не хотелось смотреть в глаза Отто, который заметил бы его слезы. Они невольно выдавали волнение, а возможно, раскаяние, что и он изменил вере своих пращуров.

Понял ли Бауэр его состояние? Сказать трудно, только Отто, чтобы прекратить тягостное молчание, неожиданно заявил, что будет рад возобновить знакомство с Леонидом Кауфманом.

Анжио поднял голову и ничего не ответил, но его улыбающееся лицо красноречиво говорило о его чувствах.

* * *

...Из Антиохии Веспасиан с огромным войском двинулся в Птолемаиду. Его сын Тит во главе легиона ждал военачальника, чтобы совместными силами выступить против иудеев Галилеи.

Иосиф, возглавлявший восставших Галилеи, был напуган тем, что вынужден противостоять превосходящим силам римлян. Иудейский военачальник, в обязанность которого входила оборона Галилеи, бежит в Тивериаду. Тем временем Веспасиан захватывает город Габиру, сжигает его, а население обращает в рабов. Затем он направился в Иотапату, где собрались повстанцы. Этот город был хорошо укреплен. Веспасиан решает его осадить. Но осада неожиданно для римлян затянулась благодаря мужеству осажденных. В Иотапате начался голод, не было питьевой воды, но защитники города не сдавались.

Иосиф продолжал верить, что восставшие битву проиграют. Среди горожан также нашлись пессимисты, решившиеся на предательство. Римляне ворвались в город. По свидетельству Иосифа, каждый дом стал крепостью. Бои шли за каждый из них.

Иудейский военачальник укрылся в гроте. Он добровольно сдался в плен. Веспасиану пришлось услышать от пленного иудея, что его ожидает императорская корона. Поверить Иосифу было трудно. Веспасиан был незнатного происхождения. Его за глаза называли "ослятник", поскольку он когда-то торговал ослами, зато считался умным и опытным военачальником.

Гисхала оставалась последним оплотом защитников Галилеи. Во главе сопротивления иудеев в Гисхале стал Иоанн. Желая сохранить жизнь своим воинам и понимая, что сопротивление во много раз превосходящим силам римлян бесполезно, Иоанн оставляет Гисхалу и прибывает вместе со своими воинами в Иерусалим.

(Продолжение следует.)