Номер 27 (617), 27.06.2002

Академик В.А. ФАЙТЕЛЬБЕРГ-БЛАНК

БУНТАРСКАЯ СТИХИЯ

(Городские восстания хрущевской оттепели 1956-1962 гг.)

(Продолжение. Начало в № 26.)

С 1953 года в СССР усилился процесс урбанизации и миграции из сел и мелких городишек в мегаполисы. Урбанизация затянула большое количество молодежи из села, которая переживала своеобразные проблемы самоидентификации. Они коренились в разрушении традиций большой семьи, в оторванности от опеки родителей, родственников, в ужасном быте рабочих общежитий, бараков, палаточных городков.

Эффект разоблачения культа личности и Венгерская революция также оказались взрывоопасными. Воздух свободы был вреден для тоталитарной системы.

Критика Сталина привела к критическому отношению ко всей системе, к КПСС и ее новому лидеру Хрущеву, который казался вовсе не грозным, а глуповатым и жуликоватым лидером, абсолютно нехаризматической личностью. Он проигрывал Сталину по многим параметрам и совсем не воспринимался населением как отец народов.

В то же время хваленые шестидесятники – советская интеллигенция тех лет – никак себя не проявили на фоне внутренних возмущений и кризиса режима. Она еще не дозрела, была не организована, не выдвинула никакой программы, отсиживалась. Если во время Венгерской революции 1956 года и во время польских забастовок интеллигенция этих стран способствовала движению, то в СССР только во время событий в Тбилиси грузинская интеллигенция и студенчество стремились к самопроявлению. Интеллигенция, не оправившаяся еще от сталинских чисток, не могла влиять на общественное мнение, освободив место рупора народа активным и бесстрашным маргиналам.

Стихийные бунты возглавляли активные доморощенные идеологи, выдвигавшие всем понятный лозунг "Долой!", который часто от милиции переходил на местных партийных бонз и на лидеров страны – Хрущева, Микояна...

Причины крылись и в общем идеологическом кризисе послесталинского общества. Тоталитарная система стала терять равновесие, проявилось угасание идеологии, неспособность выработать новую идеологическую модель общества. Либерализация режима и ослабление аппарата насилия при Хрущеве трактовались маргиналами как слабость системы, которую, казалось, можно расшатать.

Дефицит, нехватка товаров, повышение цен и снижение расценок показывали безосновательность всех обещаний Хрущева и беспросветность будущего.

Криминализация общества после массовой амнистии весной 1953 года серьезно подорвала общественный баланс. Тогда были выпущены из лагерей 1 млн 220 тыс. уголовников, более 34 % которых осели в областных центрах, крупных городах, столицах.

Насилие было выбрано как простейшая форма протеста маргиналов.

Послевоенные годы связаны с криминализацией всей жизни в СССР, а с 1953 года миллионы уголовников и отсидевших за политику зеков стали возвращаться в мирные города. Они и принесли с собой блатную романтику, законы, жестокость, моду, песни. Но зеки принесли с собой и воровские законы, в которых государство рассматривалось как главный враг свободного человека. Они принесли с собой опыт тюремного сопротивления и лагерных беспорядков. Кроме уголовников в мирные города вернулись миллионы политических заключенных, за плечами которых также был многолетний опыт зековской цивилизации.

Видя, что власть и бюрократы на местах стараются не замечать маленького человека, этот человек переходит к насилию, как к единственному способу обратить внимание государства на свои проблемы. Скрытые формы недовольства переходят в открытые, нарушающие монополию государства на насилие. Бунтующие предлагают свой путь насилия, иногда бессмысленный, направленный против стрелочников – представителей власти: милиции, чиновников.

Маргинал нашел неожиданно смысл своего существования в отрицании власти и борьбе за правду. Часто в городских бунтах слышались проклятия в адрес нового боярства, против только наметившегося в обществе социального дискомфорта, неравенства, против привилегий чинуш. На этом инстинкте толпы сыграл Ельцин уже в 1989 году.

Маргиналы легко создавали своеобразные, однако нестойкие формы самоорганизации. Подобное общение маргиналов с властью характерно для анархистов Одессы 1905-1908 годов, о которых мы уже писали.

Удивительно, но некоторые из упомянутых бунтов проводились под консервативными лозунгами и в конечном счете консервировали, а не разрушали систему. Экономические реформы Хрущева давали сбои, особенно в социальной сфере, и поэтому часть бунтарей призывала "вернуться к Сталину!" или "вернуться к Ленину!", к настоящему коммунизму. В то же время толпа частенько апеллировала к Москве как к центру справедливости для покарания местных чиновников.

Городские бунты поражали тем, что активной силой в них выступали молодые хулиганы, имеющие опыт коллективных драк и сопротивления милиции, ведущие толпы на разгром милицейских участков, на погромы магазинов или этнические погромы. В этом случае проявлялся анархический протест против власти. В молодежных бунтах можно искать и фрейдистские корни бунта сына против отца, где с отцом связывают (персонифицируют) власть.

Молодые хулиганы подсознательно имитировали поступки и призывы бунтарей – революционеров из популярных тогда многочисленных фильмов революционной тематики типа "Броненосец Потемкин", "Юность Максима", связанных со стихийной революцией 1905-го года.

Участников бунтов связывало необъяснимое чувство стадности, стихийности, которое вело и заставляло проделывать необъяснимые и немотивированные поступки. Подобная взрывная чувственность, импульсивность присутствует и у толп футбольных фанатов и фанатов модных рок-групп, которые часто и беспричинно сталкивались с милицией.

Хулиганство времен оттепели стало серьезной социальной болезнью СССР. К 1956 году в нужде и убогости подросли сироты войны – безотцовщина, ставшая основой армии хулиганов.

42,5 % осужденных за хулиганство были молодые люди до 24 лет, а от 40 лет хулиганов фиксировалось всего около 7 %.

О крайне высоком проценте преступлений среди молодежи говорилось в реляциях МВД СССР, адресованных ЦК КПСС в конце 1956 года. Особо отмечалось, что 50 % молодых преступников – члены ВЛКСМ. Пугала и детская беспризорность. Хотя после войны прошло около 12 лет, но 110 тысяч беспризорных детей были задержаны в СССР только за 1957 год.

Если сразу после войны, в хулиганском 1946 году, за хулиганство в СССР были осуждены 70 тысяч подростков, то в 1956-м – уже 200 тысяч, причем еще полтора миллиона были привлечены к административной ответственности за "хулиганку". Причем некоторые бытовые хулиганские выходки просто не регистрировала милиция, чтобы избежать бешеного роста происшествий. Эта была уже эпидемия хулиганства в СССР. Рука об руку с ней шел стремительный рост пьянства и алкоголизма (за год через вытрезвители СССР проходили 1,5 миллиона человек), несколько поднявшийся жизненный уровень уже позволял крепко закладывать за воротник.

И хотя по хулиганству лидировала Россия и Казахстан, соответственно 11 и 9 осужденных на 1 тысячу населения, Украина также не отставала – 7 осужденных на одну тысячу населения республики.

В 1958 году 71 % хулиганов из совершеннолетних составляли рабочие, 16 % – колхозники, 4 % – служащие, 9 % – люди без определенных занятий – пауперы. В частности, в Одессе безработной молодежи насчитывалось 11- 12 тысяч человек, которые не учились, не работали и выпадали из всех социальных структур и общественного контроля.

В городских бунтах типа одесского особую роль играли не только молодые хулиганы, но и прочие маргиналы : безработные, тунеядцы, блатные.

В 1957 году, несмотря на проведения широких амнистий, происходило и усиление паспортного контроля. Были введены дополнительные ограничения в прописке, по которым аннулировали прописку за злостное уклонение от работы, паразитический образ жизни и хулиганство. Из крупных городов стали выселять и людей с криминальным прошлым, запрещать прописку вновь вышедшим из тюрем и зон. По этим ограничениям началось выселение подозрительных из столиц и областных центров на так называемый 101-й километр. Ответом на подобное государственное насилие и на усилившееся милицейское давление стали молодежно-маргинальные бунты. Из-за своей стихийности и неорганизованности все эти бунты были только устрашающими вспышками (они протекали от одного до четырех дней) на фоне благоденствия.

Общество еще не созрело для организованных политических выступлений, к борьбе за свои социально-экономические права. Еще не прошел шок от сталинских кровопусканий. Общество еще ждало нового мессию и новую идеологию. Тридцать последующих лет оно готовилось, чтобы устремиться в многотысячные колоны демонстрантов времен перестройки.

(Окончание следует.)