И. Михайлов

3. Южная Пальмира и ее обитатели

(Продолжение. Начало в № 2-3, 5-11.)

Казалось, бы после подавления восстания 14 декабря официальный Петербург займется, наконец, одесским вольномыслием. Но особых репрессий не последовало. Почему? На мой взгляд, здесь может быть несколько причин, объясняющих терпимость правительства к жителям Одессы.

Во-первых, Николаю I удалось выявить и изолировать главных противников установленного режима. Если где-то еще сохранились сторонники декабристов, то, напуганные жестокими наказаниями, эти люди теперь уже не представляли опасности.

Во-вторых, Одесса к тому времени превратилась в центр хлебной торговли России; город быстро богател, десятки крупных торговцев из различных стран охотно сотрудничали с русскими купцами. В южных районах Новороссийского края возникали многочисленные поселения колонистов, среди которых было немало иностранных подданных. Без всякого сомнения, они способствовали экономическому развитию огромного региона империи.

Таким образом, аресты или иные формы преследования "неблагонадежных" подданных, изгнание из Одессы иностранцев, сражавшихся на Балканах, закрытие газет и всякого рода "Альманахов" только осложнило бы деловую активность в городе, напугало "добропорядочных" европейских буржуа. По всей вероятности, все эти репрессивные меры привели бы к сокращению хлебной торговли, что нанесло бы немалый ущерб всему государству.

Еще важно отметить: русский император подтвердил широкие полномочия, данные генерал-губернатору Новороссийского края князю М. С. Воронцову. Это свидетельствовало о полном доверии и одобрении его деятельности.

Между тем известно, что Михаил Семенович противился каким-либо репрессиям в Одессе по политическим мотивам, стремясь упрочить благоприятное о себе впечатление.

В Одессе наблюдались даже чисто внешние признаки свободы. По словам К. Скальковского, "моряки ходили по бульвару в расстегнутых сюртуках... Военная служба исполнялась не очень строго". Ему вторит немецкий путешественник Коль. По его свидетельствам, в Одессе "не застегивают наглухо мундиров, на улицах курят даже извозчики, на балконах домов разговаривает и смеется молодежь, мужчины позволяют себе носить цветы в петличке".

Нельзя не согласиться с Колем, приписывавшим свободу одесских нравов благодетельному влиянию порто-франко: "Подобной свободы мы не встречали ни в одном из русских городов".

Иной читатель может подумать: неужели свобода заключалась только в том, что люди могли не таясь курить, смеяться на балконе, носить где угодно цветы? В том-то и дело, что для России были характерны жесткие, унижавшие достоинство человека нравы: грубый окрик, ханжеская мораль религиозных обскурантов, неприязненное отношение к интеллектуалам...

В эпоху Николая I даже высокопоставленные чиновники не чувствовали себя в безопасности. Их будочники не секли. Однако уволить со службы и при необходимости конфисковать имущество, даже сослать куда подальше, причем без объективного суда и следствия - таких примеров было немало.

А положение военнослужащих, особенно нижних чинов... За малейшую провинность - порка, а за слишком вольное поведение даже офицер мог подвергнуться суровому наказанию. И это несмотря на то, что русские солдаты выполняли любые приказы. Они подавляли освободительное движение в Европе, держали в страхе население покоренных регионов Российской империи. Конечно, такая миссия тяжким бременем ложилась на народ, сам пребывающий в рабстве.

И вновь - Одесса. Заграничные новости достигали жителей Одессы гораздо быстрее, чем они становились известными в других городах империи. Наблюдательные вояжеры отмечали, что как только иностранное судно бросало якорь в одесском порту, толпа любопытных обывателей устремлялась к этому кораблю. Подобная ситуация весьма живописно запечатлена в "Одесском альманахе":

Бывало только что примчатся

Суда со стороны чужой,

Негоцианты вдруг толпой

По улице зашевелятся;

Кто ждет товаров, кто друзей,

А кто из-за моря вестей...

И сколько новых разговоров,

Соображений, толков, споров

О войнах, мире, стран чужих

Иль о банкротствах роковых.

Одесситы о заморских странах знали немало и могли судить о них не только по экзотическим товарам, поставлявшимся в город-порт. Если вся остальная Россия сидела на "голодном информационном пайке", то одесситы, читавшие по-французски, имели возможность знакомиться с европейскими новостями посредством периодических изданий, доставляемых из Парижа, Марселя, Лиона...

Революция 1830 г. во Франции еще больше усилила изоляцию этой страны русским правительством. Между тем в частных библиотеках Одессы, в том числе Воронцова, можно было найти издания (памфлеты, журналы, книги), рожденные революционными событиями в Париже.

Можно понять замечание Коля, имевшего в виду Одессу: "О политике говорят почти все, что пожелают; касается даже России, как будто она почитается здесь иностранным государством". Правда, уместно вспомнить, что в Одессе проживало немало людей, связанных не только деловыми, но и родственными узами с Францией, Италией, Германией...

* * *

Итак, если судить по воспоминаниям очевидцев, в Одессе горожане могли позволить себе открыто обсуждать внутренние дела и внешнюю политику России, тогда как в остальной части империи за подданными зорко следили. Для этой цели Николай I еще в 1826 г. учредил III отделение собственной канцелярии. Оно ведало политическим сыском и надзором, в его распоряжении находился особый корпус жандармских войск.

Откровенно говоря, николаевская тайная полиция даром хлеб не ела. Уже в год основания III отделения общественность России была потрясена "делом" поэта А. Полежаева (1805-1838). Я позволю себе сказать несколько слов об этом удивительном человеке и его трагической судьбе.

Александр Иванович был сыном богатого помещика и крепостной девушки, детство которого прошло в "людской" среди крестьян и ремесленников. В 1820 г. способный юноша поступил в Московский университет. Будущий поэт оказался в среде талантливой молодежи, мечтавшей о свободе. В 1826 г. А. Полежаев написал поэму "Сашка", в которой он резко критикует современное ему светское общество, откровенно выступает против самодержавия.

Донос на поэта и его товарищей не заставил себя долго ждать. В нем, в частности, говорилось, что воспитанники Московского университета "не уважают закона, не почитают своих родителей и не признают над собой никакой власти".

Разгневанный царь в порядке наказания приказал призвать А. Полежаева на военную службу. При этом создав молодому поэту невыносимые условия, которые в конце концов привели Александра Ивановича к преждевременной кончине.

Может сложиться впечатление, что Одесса в это время представляла из себя своеобразный гайд-парк, где разрешалось свободно выражать свое мнение в присутствии многочисленной толпы. Утверждать подобное - значит выдавать желаемое за действительное, хотя я пытался объяснить причины относительно либеральный политики, проводимой в Южной Пальмире местными властями. Следует только несколько уточнить: в то время в Одессе не было университета, следовательно - студентов и профессоров, критически настроенных к существовавшим порядкам. В Ришельевском лицее учились либо дети иностранных подданных, либо местные отпрыски из состоятельных и лояльных к правительству семей.

Конечно, и в Одессе окопалось "недремлющее око" правительства, однако специфика молодого города пока еще избавляла местных жандармов от активной деятельности. Это не значит тем не менее, что в Одессе во времена М. С. Воронцова можно было обойтись без полиции. Удивляет другое: в Одессе и в те годы весьма вольготно себя чувствовали криминальные элементы.

Правда, до "королей" преступного мира всероссийского масштаба было еще далеко, но в городе создавалась благоприятная обстановка для рождения "князей" воровских притонов и "принцесс" темных махинаций.

Как неоднократно отмечалось, город очень быстро строился и богател. Значительная часть его населения так или иначе была связана с торговлей. В городе проживало много состоятельных семей, предпочитавших иметь солидный штат слуг, а вот строителей, каменотесов, портовых грузчиков явно не хватало. Нужны были рабочие руки, и они находились. В Одессу стекались десятки, сотни людей, готовых взяться за любую работу, лишь бы не спрашивали право на жительство в городе и не интересовались бы их прошлым.

Одесские окраины нелегально населяли беглые крепостные, находившие здесь вполне надежное убежище, и удалые каторжники, имевшие большой опыт конфликта с законом. Разумеется, полиция знала о том, какой народ скрывается в сомнительных ночлежках, но заниматься поисками беглых "душ" не торопилась, взирая сквозь пальцы на постоянный рост беспаспортного населения.

И не подумайте, что полицейские чины, проявляя подобную терпимость, лишь заботились о наполнении одесских предприятий рабочим людом. Нельзя не признать, что в Одессе полицейские не оставались внакладе от тех, кто был крайне заинтересован в местной специфике.

Так что должно было пройти немало лет, прежде чем в Одессе "политических неблагонадежных" окажется меньше, чем коллег знаменитого Мишки Япончика.

Однако еще в 30-х гг. XIX в. на одесских улицах больше пели, нежели грабили и убивали. Все, кто впервые посещал Одессу, неизменно отмечали любовь ее обитателей к музыке, в частности к опере. Если судить по описаниям очевидцев, то оперное искусство стало жизненной потребностью одесситов. Цензор К. Зеленский в очерке "Жизнь в Одессе" подчеркивал: "Ни в одном из наших городов это искусство не составляет собой стихии, которая бы столь резко входила в состав общественной жизни, как в Одессе".

Не следует забывать, что значительная часть одесского простонародья в первой трети XIX в. состояла из итальянцев, таких страстных любителей музыки и пения.

Как только открывался сезон итальянской оперы, улицы черноморского городка оглашались ариями из любимых опер, исполняемыми публикой. Одесские меломаны делились на группы поклонников того или иного артиста, и порой разгоревшиеся страсти любителей оперы вели к поступкам, ничего общего не имевшими с искусством.

Подводя итоги своему описанию жительства в Одессе, К. Зеленский отмечал: "Жизнь в Одессе представляет все удобства и выгоды провинциального города в соединении с многими преимуществами столиц... И теперь уж столица южной России удовлетворяет самый утонченный, изысканный вкус... роскошью своих товаров и изделий...".

В самом деле, в Одессе не только общественно-политическая, культурная, но и экономическая жизнь была значительно разнообразней и интересней, чем в большинстве крупных городов Российской империи. Конечно, на это имелись свои причины, и одной из важнейших была та, что Южная Пальмира являлась административным центром Новороссийского края, управляемым в течение многих лет Михаилом Семеновичем Воронцовым. Жители Одессы помнили вклад, который внес этот человек в процветание города.

В 1863 г. в связи с 50-летним юбилеем Отечественной войны 1812 года на Соборной площади г. Одессы был торжественно открыт памятник М. С. Воронцову, автором которого были скульптор Ф. Бруггер и архитектор Ф. Боффо. На прекрасном постаменте возвышается величественная фигура воина-героя и усердного администратора, смотрящего на один из красивейших уголков Одессы.

Пожалуй, уместно будет заметить: Франц Карлович Боффо (1796-1867) более 40 лет жил и творил в Одессе. Ему принадлежит авторство десятков замечательных сооружений в "черноморской жемчужине", среди которых дворцы, жилье и общественные здания...

Далеко не все памятники, воздвигнутые благодарными одесситами, уцелели в годину революционного лихолетья. Но М. С. Воронцов, как и "дюк", устоял. И это прекрасное сооружение в центре города не позволяет забыть государственного деятеля, во многом благодаря которому один из мемуаристов той эпохи заметил: "Приятно ли жить в Одессе? - спросят любители удовольствий, желающие познакомиться с главным городом Новой России. Без всякого сомнения: здесь представляется все, что может занимать деятельного, образованного человека".

Нет сомнения в том, что личные качества князя Воронцова способствовали процветанию Одессы. В то же время собранные его семьей библиотека и архив повлияли на развитие культуры, науки и просвещения в этом черноморском городе.

(Продолжение следует.)