Номер 42 (1386), 10.11.2017

И. Михайлов

ПРИЗНАНИЕ БЫВШЕГО АГЕНТА АБВЕРА

(Продолжение. Начало в №№ 22-41.)

* * *

Я прибыл в Иерусалим в начале июня 1942 года. Вести с фронтов все еще были очень тревожные. Германия и ее европейские союзники наступали.


Красная Армия героически сражалась, неся огромные потери в живой силе; сотни тысяч бойцов находились в немецком плену. Непросто складывалась война на Дальнем Востоке, где союзники СССР - Англия и США - терпели поражения от японцев.

По данным, которые собрала "Хагана", в Иерусалиме окопалась шпионская сеть, финансируемая и направляемая Абвером. Ее агенты собирали различные данные о вооруженных силах Англии на Ближнем Востоке, о деятельности еврейских организаций, как легальных, так и подпольных. Не исключено, что Гельмут Зиберт знал о существовании этой прогерманской группировки. И с их помощью стремился осуществлять различные диверсии против Англии по всему Ближнему и Среднему Востоку.

Английская разведка совместно с "Пальмахом" разработала план по нейтрализации этой шпионско-диверсионной организации. Мне предстояло изучить город. Для этого я должен был в сопровождении коренного жителя Иерусалима - им был член "Хаганы" - каждый день совершать длительные прогулки, знакомиться с его достопримечательностями и составить план улиц, переулков, проспектов, где, по оперативным данным, могли скрываться немецко-итальянские шпионы.

Я с благодарностью вспоминал моих бывших наставников по разведшколе в Потсдаме. Они научили не только прекрасно ориентироваться на местности, быстро запоминать, но и грамотно составлять подробные схемы и карты.

Иерусалим считался святым местом для трех мировых религий и очень сложным по взаимоотношениям между его обитателями, людьми различных религиозных и политических убеждений. Его кварталы располагали многочисленными тупиковыми улочками и кривыми переулками, странными для непосвященного переходами и прочими прелестями городской неразберихи.

В этом городе отдельные кварталы, особенно те, где немало "святых" мест, представляли собой изолированные районы. В них командовала своя собственная администрация, которая зачастую не подчинялась центральным городским властям. Англичане предпочитали не вмешиваться в проблемы "святых отцов"; не раздражать ни фанатичных мусульман, ни стойких христиан различных направлений.

Еврейский квартал Старого города. Это - поэзия в камне, где, казалось, сам воздух оживляет многовековую историю еврейского народа. Здесь на каждом шагу - памятники тысячелетней традиции. А его обитатели как будто "не от мира сего", и живут они так, как жили их предки многие века тому назад.

Существовал еще и Новый город... И где-то в этом сложном и противоречивом Иерусалиме притаились злейшие враги всего человеческого, желавшие все разрушить, установить на этой священной земле "новый порядок".

Начало лета. В Иерусалиме днем не очень жарко, а по вечерам даже прохладно. В этом "заслуга" его местонахождения. Сам Иерусалим расположен на невысоких холмах. Вокруг святого города - горы, склоны которых покрыты сохранившимися лесами. Мой спутник - Ахарон Леви - не молчал. Он хорошо знал историю своего родного города и много рассказывал о событиях, которые происходили в нем на протяжении многих столетий. Для меня история этого города была откровением.

В Иерусалиме я поселился в Новой (западной) части города в квартире, принадлежавшей "Хагане". Моим связным был некий ученик религиозного училища (иешивы). Я должен был ждать появления этого учащегося с инструкциями, а пока с удовольствием совершал экскурсии по городу и даже записался в библиотеку при местном университете. Английские власти узаконили мое пребывание в Палестине, выдав соответствующий документ.

Чувствовал себя превосходно. Где-то шла ужасная война, каждый день гибли десятки тысяч человек. Я же коротал дни то в кафе, то в читальном зале и даже нередко выезжал за пределы Иерусалима, например в Вифлеем. Здесь все очень интересно.

Как-то ночью в дверь моей квартиры настойчиво постучали. На пороге стоял молодой человек, одетый в традиционную для верующего иудея одежду. "Это - он", - решил я и не ошибся.

На словах связной сообщил: "Тебя уже давно ждет один из агентов Абвера по имени Джованни. Он - монах францисканского монастыря". Парень исчез так же внезапно, как и появился.

Я знал, что этот монастырь - один из крупнейших в Иерусалиме, был основан орденом францисканцев в XIV веке на Сионской горе. Теперь он расположен на улице Св. Франциска, в христианской части Старого города.

Как подступиться к этому монастырю? Как узнать, действительно ли среди его монахов есть итальянец по имени Джованни? На следующий день я уже стоял у стен францисканского монастыря. Его ворота были наглухо закрыты. В углу массивных дверей висел шнур. Я его машинально дернул, раздался звук колокольчика. Дверь по-прежнему была заперта. Я стоял и ждал. Примерно через час дверь монастыря отворилась. Вышел служащий. На мой вопрос он недовольно посмотрел на меня и молча прошел мимо. И мне стало понятно, в чем дело.

Я быстро направился на рынок христианского района, где вскоре облачился в сутану, скрывавшую мое цивильное платье. Только к обеду двери монастыря отворились, и появился привратник. Выслушав мой вопрос, он молча подошел к телефону, находившемуся в будке, и о чем-то стал кого-то спрашивать. Говорили по-итальянски, но было понятно, что речь шла о Джованни.

"Подождите здесь", - сказал привратник по-английски, впустив меня внутрь монастырского двора. Ждать пришлось недолго. Появился, как видимо, настоятель обители; рослый, седой, с моложавым лицом. Внимательно взглянув на меня, он произнес: "Только не отпирайтесь, скажите честно: во-первых, вы - не монах и не служитель культа". Я кивнул в знак согласия. "Во-вторых, вы - разведчик...". Он замолчал и вопросительно посмотрел на меня. Я ответил: "Да, мне надо встретиться с сеньором Джованни", - и запнулся. Монах заметил мое замешательство. "Вы, по-видимому, - продолжал он, - кроме распространенного среди итальянцев имени, ничего об этом человеке не знаете". Я вздохнул и признался, что это так.

Мой собеседник, удовлетворенный моим признанием, сказал: "Только в нашем монастыре этих Джованни не менее полдюжины. Разыскиваемый вами Джованни примерно ваш ровесник, человек прекрасно образованный, владеющий несколькими европейскими языками, однако несдержанный и слишком политизированный. Он сумел настроить против себя монастырское начальство. Таким образом его - Джованни Мария Гамбино - отправили в Капернаум, в другую францисканскую обитель. Суть конфликта такова: Гамбино неоднократно высказывался против Муссолини; откровенно говорил, что ненавидит Гитлера... Ему этого не простили".

Я стоял напротив уже немолодого человека и не мог поверить своим ушам. Теперь понимаю: связной ничего толком сказать не мог. Эдди Эппельбаум, скорее всего, ничего не знал, возможно, потому, что полковник Маккензи скрыл от него информацию относительно этого загадочного итальянца. А что, если англичане также не ведают...

Передо мной возникла непростая дилемма: Гамбино - тот, кого я разыскиваю? Мне ведь нужен агент Абвера, а не антифашист в сутане. А что, если это провокация? Надо срочно отправляться в Галилею и на месте все выяснить.

* * *

Конечно, мне следовало информировать обо всем Эдди. Вновь почувствовал себя охотником. У меня загорелся поистине охотничий азарт. И все-таки я решил сначала выехать в Тель-Авив, а потом с благословением моих "пальмаховских" друзей отправляться на поиски монаха.

В штабе застал Эппельбаума, склонившегося над какой-то картой. Увидев меня, он удивился и насторожился. Я ему все рассказал. "Похоже, англичане хитрят. Возможно, они нам не полностью доверяют, но не исключено, что их разведка не все знает. Поезжай, Петр Васильевич, в Капернаум и действуй. По обстоятельствам".

Дорога из Тель-Авива в Хайфу заняла не более трех часов. В этом портовом и очень красивом городе мне следовало пересесть на автобус, идущий в Тверию, небольшой городок на берегу Тивериадского озера.

Я без труда определил путь к месту, где когда-то много веков тому назад проповедовал Иисус, где он обрел первых апостолов: Петра, Андрея, Иоанна Богослова...

Капернаум, а точнее памятник бывшему величию и богатству, сейчас - развалины, соседствующие с церквями и монастырями. Один из самых примечательных - монастырь Св. Франциска Ассизского. Неподалеку - церковь Св. Петра, где в момент моего прибытия началась служба, на которой присутствовали монахи. Я зашел в храм, убранство которого меня поразило. Яркие, замысловатые витражи соседствовали с оригинальной мозаикой. Все здесь говорило о святости и в то же время торжественности. Не о бренности жития, о вечной любви ко Всевышнему. Здесь каждый камень - великая история народа, ныне обреченного нацистами на истребление. Но как нередко случалось в уникальном прошлом еврейского народа, он и в этой битве со смертью оказался победителем, хотя и с огромными потерями.

Я думал об этом, находясь в церкви, и в то же время незаметно рассматривал стоящих рядом молящихся. Когда служба закончилась, обратился к молодому монаху, направившемуся первым выйти из храма.

"Джованни Гамбино? - повторил он, - да, есть у нас такой. Он немного старше меня и чуть выше ростом. Впрочем, вот он идет к выходу". И молодой человек указал на высокого и стройного монаха, не спеша идущего по каменному коридору.

Признаться, я испытывал беспокойство; а вдруг опять не этот человек? Когда подошел к нему, он остановился, пристально посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся. "Где я видел это лицо?", - мелькнуло у меня в голове. Зрительная память у меня была отменная, но вспомнить этого знакомого незнакомца в первые минуты я не смог.

"Видимо, я так изменился, что меня узнать мудрено", - произнес он на отличном немецком. "Питер Шиллинг - не так ли?". Только теперь я отчетливо вспомнил: Потсдам, разведшкола... В моей группе учились иностранцы: венгры, румыны, итальянцы. Мы, курсанты-немцы, честно говоря, их недолюбливали и почти с ними не общались. Но в маленькой подгруппе, где преподавали психологию-физиономистику, был курсант, мало напоминавший "истинного арийца": смуглая кожа, черные, как смоль, волосы, карие глаза. Одним словом - итальянец. Я не знал ни его фамилии, ни его имени. Зато обратил на этого парня внимание, когда он (я об этом рассказывал) безошибочно определил этническое происхождение человека по фотографии. Итальянец не скрывал своего удовлетворения, узнав, что этому человеку удалось покинуть нацистскую Германию.

Джованни действительно изменился: чуть постарел, поседел, взгляд его перестал быть "обжигающим" и таким проницательным. А тут еще монашеское одеяние... Я искренне обрадовался, встретив в городе Иисуса своего однокашника. Мы подождали, пока церковь Св. Петра опустеет, сели на скамью, и вскоре я узнал историю бывшего курсанта разведшколы.

* * *

Из архива КГБ СССР

Джованни Мария Гамбино, 1915 г. рождения, итальянец. Учился в университете в Падуе. С 1933 г. проживал в Германии, и в том же году был завербован Абвером. В 1934 г. посетил СССР, где интересовался итальянскими корнями ряда советских политических деятелей и ученых. Выслан из СССР за попытку распространения фашистско-клерикальной литературы. Владеет европейскими языками...

* * *

Джованни после окончания разведшколы был направлен в Рим. При содействии влиятельных родственников и немецкой агентуры он был принят на службу в Министерство иностранных дел в должности консультанта-переводчика. Абвер требовал от него сообщать в Берлин о возможных "кознях" против Германии со стороны итальянского МИДа.

Гитлер долгое время не очень доверял Муссолини. Италию буквально наводнили агенты немецкой военной разведки. Вербовали всех, кто мог представлять хоть какой-то интерес Третьему рейху. Случались курьезы, когда один и тот же служащий работал на итальянскую, немецкую, а затем и английскую разведку.

Карьера Джованни в МИДе шла успешно. В то время министром иностранных дел Италии был граф Галеаццо Чиано, зять самого "дуче". Министр обратил внимание на высокого и стройного молодого сотрудника, всегда безупречно одетого, к тому же имевшего лингвистические способности и слывшего отличным аналитиком.

Вскоре Джованни повысили в должности. Он стал заместителем начальника "немецкого отдела" в МИДе. Сослуживцы удивлялись, возмущаясь в душе, мол, "выскочка", слишком молод, но такой прыткий. Однако прилюдно перед Гамбино заискивали.

Однажды произошел случай, удививший всех, кто знал Гамбино, как исключительно лояльного к Муссолини и его партии человека.

Под давлением Гитлера "дуче" ввел в Италии ряд законов, существенно ограничивших права евреев в Италии. Если кто-то выражал свое недоумение, то только дома. Джованни не побоялся прилюдно высказать свое негодование, заявив: "Италия - не Германия Гитлера, итальянцы - не антисемиты".

"Доброжелатели" тут же донесли министру. Чиано поморщился. В его ведомстве евреи уже давно не служили, постарался Муссолини, когда исполнял обязанности министра иностранных дел. Граф не опускался до примитивного юдофобства и в душе недолюбливал Гитлера и его окружение. Гамбино оставался на своем посту.

(Продолжение следует.)