Номер 09 (1353), 17.03.2017

В конце февраля исполнилось 95 лет со дня рождения замечательной эстрадной певицы Гелены Великановой. И хотя она ушла из жизни 18 лет назад, в памяти остались песни, исполненные ею. Самая знаменитая из которых - "Ландыши" - нашего земляка Оскара Фельцмана. Потому нашу беседу с певицей, которая приезжала в Одессу в 1989 году, я начал с вопроса об этой песне.

- Гелена Марцелиевна, среди прочих современных характеристик песни "Ландыши" я встретил и такую: "Программная установка на примитив как насущную гуманную ценность". А как к этому относится ее первая исполнительница?

- Я просто смеялась, но, отсмеявшись, задумалась: если песню спустя тридцать лет ругают, значит, она не прошла бесследно.

Если бы не это, мне б и в голову не пришло восстанавливать "Ландыши". А так я включила ее в свою программу, только теперь в середине делаю маленькое отступление и говорю публике: "Вот та самая песня, про которую говорят, что она "расшатала социалистический строй". Конечно, в ней нет поэтических достоинств. Это - милая, приятная песенка, но в ней была своя правда: тогда все были нищими, не могли дарить любимым розы, вот и покупали букетики ландышей по 15 копеек... И, знаете, прекрасно принимают песню...

- Это что - ностальгия по "старым добрым временам"?

- В старых песнях есть чистота и доброта. Мы живем в трудное, напряженное время, потому в песнях нынешних кумиров много злости, ненависти. А людям все-таки хочется тепла, вот они и тянутся к старым мелодиям.

- А не кажется ли вам, что чистота и незамутненность песен 1930-50-х годов проистекала в первую очередь от незнания, не говоря уже об идеологических установках? При всех трудностях быта люди верили в "обетованный рай", именуемый "светлым будущим"...

- Не думайте, что мы были такими уж темными и нерассуждающими! У меня, к примеру, в юные годы радиопередачи, рассказывающие о том, как у нас всем хорошо живется, вызывали просто ярость. И когда началось "дело врачей", не все верили, что они "враги народа"!

Но мы верили в то, что человек создан для счастья и любви. А нынче такой поток ненависти! Я прекрасно понимаю, откуда это: от нашего дурацкого быта, от неустроенности, от вечных очередей. Сама от этого страдаю, как и все, но нельзя же ненавидеть людей. И мне хочется сказать тем артистам, что сегодня любимы, популярны, которых хотят видеть и слышать зрители: в творчестве надо идти от добра, от любви к людям...

- Так ведь сколько замечательных произведений обвиняли в свое время в "очернительстве", в "разлагающем влиянии" на человеческие души. И все под тезисом "заботы о человеке", о его "высоком нравственном облике"...

- Согласна, что "ложь во спасение" - наихудший вид лжи. Но постоянно посыпая соль на раны, мы вряд ли что-то изменим к лучшему в человеке. Пушкин ставил себе в заслугу, что он воспевал "чувства добрые". Добрые! Хорошо бы задуматься над этими словами кумирам нынешней молодежи...

- После вашего концерта я слышал, как зрители обменивались мнениями: "Вот это настоящая эстрада!" При этом основным критерием оказалось не ваше безусловное мастерство, а сила звука, точнее сказать, ее отсутствие. А по-вашему, что такое "настоящая эстрада"?

- Убеждена, что к эстраде применимы все критерии "высокого искусства": мастерство, искренность и, конечно же, мысль. Я едва ли не первой начала петь песни на стихи Цветаевой, Ахматовой, Пастернака, Левитанского, исполняла песни Окуджавы и Матвеевой еще тогда, когда это совсем не поощрялось. Меня всегда тянуло к высокой поэзии, хотя многие мои друзья-композиторы никак не могли понять этого. Они считали, что писать песни на серьезные стихи невозможно, поэтому пришлось прибегнуть к помощи друзей-актеров, сочиняющих песни: Людмилы Ивановой из театра "Современник", "таганковцев" Бориса Хмельницкого, Анатолия Васильева, Владимира Высоцкого...

- Вы исполняли песни Высоцкого?

- Не совсем так. В моем репертуаре была одна песня на стихи Андрея Вознесенского, сочиненная Высоцким вместе с Борисом Хмельницким, а песни самого Высоцкого я только мечтала исполнить со сцены. Он отвечал на мои уговоры: "Как это может быть, Геля, чтобы вы пели мои песни? Я пишу их своим близким друзьям, это мое видение мира, мое ощущение жизни". Но я была очень настойчивой, и в один прекрасный день Высоцкий предложил: "Давайте выбирать!" Но тут, слушая его исполнение, я поняла, что он прав, потому что уйти от его интонации - значит предать его песню...

А ноты той единственной песни, которую Высоцкий сочинил для меня, недавно подарил мне Борис Хмельницкий. Мало кто знает, что он тоже - превосходный сочинитель. Именно Хмельницкий помог мне в свое время осуществить еще одно желание: исполнить песенную композицию по поэме Вознесенского "Лонжюмо".

- Интересное сочетание: актер Таганки и песни о Ленине...

- Когда я прочитала в "Правде" отрывок из "Лонжюмо", то поразилась: да это же мои мысли! Сделала монтаж из поэмы, обращалась ко многим нашим композиторам - Островскому, Колмановскому, Фельцману, но они утверждали в один голос, что на такие стихи песни сочинить нельзя. Тогда я попросила Хмельницкого, и он сочинил превосходные, на мой взгляд, мелодии. Но сколько же трудностей пришлось нам преодолеть, прежде, чем эта работа дошла до зрителей!

- Песни о Ленине тоже не давали петь?!

- Представьте себе, что это мое желание вызвало форменную панику в Москонцерте, где я работала.

Обычно мои программы принимали без проблем. В отличие от программ Райкина. У него на сдаче - все начальство, а у меня - почти никого. А тут прошел слух, что я собираюсь петь поэму о Ленине, и ...началось! На прослушивание пришло все руководство Москонцерта плюс товарищи из МГК и ЦК партии. На обсуждении говорили: "Ну как же это, Ленин в распахнутой рубашке играет в городки?! Не принижает ли это вождя?"

И тогда я, разозлившись, рассказала, как ездила летом к дочке в Артек. Приехала на закрытие интернациональной смены. Выступали комсомольские руководители разных стран. А уже стемнело, холодно, дети начали злиться, переговариваться между собой, шуметь. И вышел к микрофону мальчик-вьетнамец. Без глаза, без левой руки, с культяшкой вместо ноги, а на груди - два ордена. Он начал говорить, а его никто не слушает...

Рассказав об этом, я продолжала: "Вот вы каждый день проходите мимо вывесок "Мясо", "Молоко", "Сметана", "Ленину - 100 лет", и считаете, что это - нормальное соседство?! Разве это не принижает образ вождя?!"

И ушла, предупредив, что без этих песен выступать не буду. Концерт все же состоялся. А после него все руководители мои пришли и попросили прощения. Правда, в ЦК подложили все-таки ложку дегтя, разрешив исполнять эти песни только мне и никому другому. Потом я записала эту вещь на радио с оркестром Силантьева, и это был тот редкий случай, когда сама осталась довольна записью. Правда, потом ее размагнитили...

А из-за своего пристрастия к настоящей поэзии я как-то незаметно выпала из эстрадной "обоймы": меня потихоньку перестали записывать на радио, приглашать для участия в телепрограммах. Но я никогда не жалела о своем выборе...

Записал Александр ГАЛЯС.