Номер 11 (1157), 22.03.2013

Петр ВАХОНИН

ХОЗЯИН

Из всех видов человеческой деятельности
власть над себе подобными,
хотя и вызывает наибольшую зависть,
наиболее разочаровывает,
ибо она не дает уму ни минуты роздыха
и требует постоянных трудов.

М. Дрюон. "Яд и корона".

(Продолжение. Начало в № № 41-49 за 2012 г., № № 1-5, 7-10 за 2013 г.)

Конечно, и раньше мне приходилось бывать в спецсекторе, но это были разовые, быстрые посещения. Мы проводили там обыски, проверяли режим содержания, но общение с контингентом, содержащимся там, было запрещено. Теперь спецсектор входил в зону моей компетенции, более того, я отвечал за его охрану и режимное содержание заключенных лично.


Контингент, собранный в спецсекторе, - специфический. Одно слово - душегубы. Эти кадры свозили к нам со всей Украины, а во времена СССР - еще из Молдавии. Содержались зеки по двое, максимум по трое, некоторые даже при перегрузке камер содержались в одиночном заключении. Ярким примером одиночника может служить печально знаменитый маньяк - серийный убийца Оноприенко, на счету которого более пятидесяти убийств, а количество поломанных жизней и судеб и не сосчитать. Впрочем, об Оноприенко я расскажу ниже, а пока ограничусь общим режимом содержания.

Так вот, учитывая субъективные данные каждого осужденного к высшей мере, их порой патологическую агрессию даже к себе подобным, размещать их следовало очень аккуратно, чтобы периодически возникающие у всех внутрикамерные бытовые конфликты не послужили толчком к новому убийству.

Кстати, у нас такого не было, но я слышал, что некоторые из подрасстрельных сознательно совершали убийство сокамерника, чтобы хотя бы на время следствия продлить собственную жизнь. В очень узких кругах широко известен случай, когда, совершив жесточайшее убийство двух сокамерников, третьему удалось избежать расстрела и, по-моему, через пять-шесть лет выйти на свободу. Дело в том, что после совершенного им ужасающего своей жестокостью преступления была назначена новая психиатрическая экспертиза. Заключение врачей было однозначным: невменяем. На основании этих документов отменили первый приговор и направили убийцу на принудительное лечение, по окончании которого зверя выпустили из клетки. Хотя, по моему и не только по моему убеждению, патологический негодяй оказался умнее всех нас, просто таким жутким образом он решил свою проблему и избежал заслуженной кары.

Впрочем, этот абзац можно считать лирическим отступлением, ярким примером того, как важно на этом секторе правильно разместить заключенных. Не менее важно постоянно контролировать, чтобы в помещениях не было никаких лишних, не предусмотренных инструкциями вещей, требовать, чтобы малейшие изменения внутрикамерного пространства: свежие царапины на краске, кирпичная пыль или ее следы - немедленно фиксировались и все недоделки устранялись. Именно из-за расслабленности, знаменитого нашего "авось" произошел побег и пострадал мой предшественник.

В принципе, камера осужденного к высшей мере мало чем отличается от обычной. Там две или три привинченные к полу нары, небольшой металлический стол с приваренным к нему местом для сидения и такой же наглухо заделанной в стену полкой под телевизор. Из вещей разрешается одна перемена одежды по сезону, одна миска, одна ложка, одна чашка на человека и один маленький кипятильник на камеру - всё. Существенно отличается входная дверь. Первая, металлическая, имеет электрический замок, который может открыть только дежурный помощник начальника СИЗО, и то только из дежурки, второй - обычный, механический. На дверном окне, в просторечии "кормушке", - навесной замок. За первой, металлической, дверью - вторая, решетчатая, она открывается так же, как первая.

Зайти в камеру можно, только поставив в известность ДПНСИ. Прежде чем открыть дверь камеры, открывается "кормушка" - сидельцам приказывают отойти в глубину камеры спиной к дверям, затем по-одному, пятясь, подойти и выставить руки в кормушку, надеваются наручники, только после этого доступ в камеру для сотрудников открыт. При вскрытии камеры обязательно должен присутствовать кинолог со сторожевой собакой.

Все перечисленные меры предосторожности отнюдь не перестраховка и не случайность. Не стоит забывать, что контингент спецсектора не простые арестанты, а "живые трупы" и, главное, что они об этом знают. Каждое открытие двери для любого из этих "вурдалаков" в человечьем образе может быть последним. Особое напряжение сектор испытывает по четвергам: это исполнительный день - для кого-то последний.

Каждый четверг к семнадцати часам централ замирает. Сотрудники всех подразделений, кроме дежурной смены, должны покинуть учреждение, штаб закрывают на ключ. С семнадцати часов зайти на территорию и перемещаться по ней имеет право только спецкоманда, исполнитель, его помощники, прокурор по надзору и задействованный персонал.

Кроме исполнителя и его помощников, которые у нас не работали, обязательно по должности должны были присутствовать врач и прокурор по надзору. По существующим на то время инструкциям исполнять приговор можно было только в отношении абсолютно здорового человека, то есть, если смертник загрипповал, исполнение откладывается. Задача врача - освидетельствовать осужденного для того, чтобы через несколько минут констатировать его смерть. Помощники исполнителя одновременно являлись понятыми при составлении документов.

Наш исполнитель был серенький, абсолютно непримечательный человек, с острыми оперскими глазами. Видел я его всего один раз, но запомнил на всю жизнь; ни его имени, ни фамилии, ни места основной работы не знал не только я, но и начальник. Нам и не положено было знать. Мы должны были четко выполнять инструкции: пришел Иван Иваныч или Пал Палыч (безразлично, что написано было в документах прикрытия), получил под роспись Стечкина или Наган, которые хранились в личном сейфе начальника СИЗО и являлись официальным оружием исполнения, и пошел в специально оборудованную комнату. Что происходило в этой комнате, никто не видел, исполнитель не рассказывал, а клиенты его не расскажут никогда.

У нас расстрельные помещения находились в подвале под дежуркой и имели два выхода: один - по крытой подземной галерее в спецсектор, второй выход - на огороженную территорию гаража, куда заезжала труповозка.

Расстреливали по четко утвержденному графику: между семнадцатью и восемнадцатью часами каждый четверг. Правда, в девяносто восьмом году перед введением моратория на смертную казнь график изменили, но всё равно проводили не более трех исполнений в неделю. Даже такой плотный график не решил вопросов. Например, Оноприенко отказ в помиловании пришел через сутки после введения моратория. Душегуб, убивший более пятидесяти человек, до сих пор отбывает пожизненное заключение и через двадцать пять лет получает право на помилование.

(Продолжение следует.)

Литературная обработка
Валентина РОЕВА.