Номер 25 (1514), 20.08.2020

Аркадий РЫБАК

АККЕРМАНСКИЙ МАЛЬЧИК

Художественно-документальная повесть

(Продолжение. Начало в №№ 20–24.)

* * *

Несколько летних месяцев в только что освобожденной Одессе были сложными.


Большинство предприятий не работало, и заработать мог не каждый. Продуктов по карточкам хватало на то, чтобы просто выжить. Миша знал, что даже в центре города по вечерам ходить опасно. Повсюду орудовали грабители и бандиты с оружием. За ценные вещи могли запросто застрелить. Вы спросите, что можно было украсть у тех, кто сам ничего не имел? Отбирали продукты и те самые продуктовые карточки, без которых многим было не продержаться. Милиция сбилась с ног. Банды чувствовали себя вольготно. Говорили, что у них были целые базы в катакомбах и частном секторе Большого Фонтана, Люстдорфа, Слободки и Ближних Мельниц. Нападали не только на прохожих и небедные квартиры, но и на склады предприятий и магазины. Считалось, что с наступлением темноты лучше сидеть дома. Такая ситуация сохранялась в Одессе и других крупных городах страны несколько послевоенных лет. В черноморской столице бандитизм удалось сломить только радикальными методами. Известный своим крутым нравом маршал Жуков попал после Победы в опалу и был отправлен командовать Одесским военным округом. Вот он и дал команду уничтожать грабителей на месте. Переодетые в цивильные костюмы военные умышленно ходили по темным улочкам и при попытках нападения на них тут же укладывали бандитов выстрелами в упор. Такое жуковские офицеры стали практиковать чуть позже, когда семья Рыбаков снова обосновалась в Аккермане.

11

Возвращение домой оказалось непростым. Городок вроде бы остался тем же, но сильно изменился контингент жителей. Из тысяч уехавших отсюда летом 41-го вернулись пока единицы. Это движение растянулось почти на год. Но было ясно, что многие покинули не тихий прилиманский городок, а этот мир. Только в самом Аккермане после прихода румын было уничтожено до тысячи человек. Их расстреляли прямо на берегу лимана на высоком обрыве. Кто-то погиб в боях с оружием в руках. Кого-то смерть настигла на другом берегу лимана. Были и те, кто предпочел уйти от красных вместе с отступавшими немцами и румынами. Беня не нашел многих своих закадычных друзей-приятелей. Миша тоже искал пацанов, с которыми учился в начальной школе. Заходил по знакомым адресам, но мало кого застал.

К началу учебного года в семье возникла еще одна проблема. Довоенные советские законы требовали обязательного семилетнего образования. Миша свои семь классов прошел где пришлось. Мудрый товарищ Сталин в 1940 году решил, что благосостояние и уровень грамотности так выросли, что начиная с восьмого класса обучение нужно оплачивать. Это касалось всех учебных заведений, кроме военных. Война и разруха на принятый ранее порядок не повлияли. Бенцион был не готов отправлять своего единственного 14-летнего сына работать. Решил, что найдет необходимые 150 рублей в год на обучение. Отец видел, что парень тянется к знаниям и быстро все схватывает. Сам вчерашний солдат устроился на склад, который раньше принадлежал их семье. Ему дали пенсию по инвалидности. Словом, можно было жить.

Во дворе дома на улице Софиевской (позже ее переименовали в Первомайскую) Беня имел просторный сарай, ставший еще и инкубатором. Там поселилась целая популяция разномастных кур. Они исправно несли яйца на свои соломенные подстилки. В углу сарая стоял грубо сколоченный высокий стол, на котором Беня собственноручно лишал кудахчущих несушек жизни, ощипывал их и передавал жене для приготовления пищи. Люба умело делила тушку на части. Хватало на бульон и на жаркое. Несмотря на регулярное истребление, куры в сарае не переводились. Беня то и дело докупал цыплят, кормил их. Они вырастали и несли яйца. И все повторялось многократно. На своем складе-магазине опытный коммерсант с довоенным стажем крутил какие-то гешефты. Он быстро перезнакомился с поставщиками, обзавелся постоянными покупателями, приятелями и партнерами по любимым карточным играм. В доме никогда не переводились легкие шабские вина, свежая брынза и хлеб. Летом на пороге кухни стояли большие плетеные корзины с овощами и фруктами. На базар Бенцион ходил теперь только с сыном. Отец торговался и обменивался новостями с продавцами, выбирал товар, а Миша все это складывал в корзину и тащил домой. Благо до базара была всего парочка кварталов.

В школе нашлись и старые приятели. Ашот и Яцек, с которыми вспоминали зверства учителя-фашиста Иона Батэу, всю войну просидели в Аккермане. Рассказывали разное. Кирка Ковальджи тоже пересидел с мамой в родном доме, опасаясь каждый день того, что кто-то донесет, что его отец ушел вместе с красноармейцами. Пронесло. Миша и Кирилл возобновили дружбу и стали в свободное время часто пропадать в крепости. Полазить по стенам было давним излюбленным занятием всех поколений здешних пацанов. После войны эти вылазки стали особенными. В крепости осталось много чего запретного. Однажды в заброшенной башне наткнулись на труп в немецкой форме и каске. В другой раз отрыли чуть присыпанную грунтом тяжелую финку. Такую ерунду, как фляги, котелки, ложки и всякие нагрудные знаки, вообще за ценные находки не считали. Этого добра тогда валялось полно вдоль всего лимана. В крепости находили неиспользованные патроны и даже гранаты. Кто-то из пацанов нашел автомат, другой обзавелся пистолетом. Но это были такие страшные тайны, о которых и друзьям говорить боялись. Миша тоже осенью насобирал массу всякого хлама: знаки, монеты, фляги, фонарик, который уже не светил. Была у него и горстка патронов. Он берег их для того, чтобы на праздник устроить салют, бросив патроны в горящий костер. Миша видел, что ребята так делали. Получалось здорово. Нужно было только спрятаться, чтобы пуля не прилетела, куда не надо.


Военное начальство прознало про шалости подростков и приняло меры. Правда, поздно. На мине подорвался один малолетка, двое пострадали при разрыве гранаты, которой они сдуру решили поиграть. Наделали шуму на весь город и разлетавшиеся из вечерних костров патроны. Власти стали патрулировать периметр крепости, а подозрительные ходы-выходы вскоре замуровали. Мише с друзьями повезло. Никто из них не пострадал.

После мая 45-го из эвакуации и с фронтов вернулись почти все, кто выжил. Аккерман стал обретать свой прежний облик. Снова город заговорил на невообразимой смеси языков и попытался жить довоенными традициями. Многие так и не привыкли к советским нормам и в быту продолжали считать себя кем-то немножко другим. Соседка Рыбаков по двору, дама в возрасте, которую продолжали называть "мадам Горелик", после возвращения разыскала свою бывшую помощницу Фросю. И та снова стала трудиться рядом с мадам, которая громко кричала ей (ибо сама плохо слышала):

— Постав старший казан на младшую дирку, шоб тихо дошло.

Фрося понимала с полуслова.

К концу школы Миша посоветовался с отцом, могут ли они себе позволить его дальнейшую учебу. Беня коротко спросил:

— Сколько стоит?

Миша сказал, что нужно рублей по триста в год, чтоб пойти в институт. Беня сказал:

— Иди! — и на всякий случай уточнил: — А где ты хочешь идти?

К середине десятого класса Миша знал ответ на этот вопрос, но не решался сказать родителям. На самом деле ему много что нравилось. Но больше всего — бездонные черные глаза Риты. Эти глаза снились ему уже несколько месяцев. Он смотрел в них, когда говорил девушке о каких-то уроках или рассказывал, как они добирались до Средней Азии с массой пересадок. Рита слушала и улыбалась. Иногда они вместе гуляли в парке. Выходили к лиману. Миша знал, что Рита хочет стать врачом. Когда она сказала ему:

— А давай поедем поступать вместе! Ты же хорошо учишься, — парень даже думать не стал. Ответил сразу:

— Конечно, поедем.

Подразумевалось, что они поедут вместе из родного городка. Будут вместе учиться. И вообще будут вместе. Так представлял себе Миша. Поэтому он сообщил отцу, что собирается в Кишинев, где планирует попасть в медин. Беня подумал и сказал:

— Хорошее дело!

12

После знакомства с большой, шумной и веселой Одессой послевоенный Кишинев показался Мише весьма заурядным городом. Конечно, он был крупнее Аккермана. Но дома было уютней. Впрочем, нужно было думать об экзаменах. К ним готовились вместе с Ритой, проверяя друг друга и подсказывая, когда кто-то из них забывал детали. Поступали тоже вместе. На удивление, оба конкурс прошли. Радости не было предела. Съездили домой. Беня поздравил сына по-своему. Пошли на склад. Вместе поворочали рулоны с материалами. Выбрали темно-серый. Отрезали нужный кусок и отправились к Пине Титиевскому. Еще до войны он слыл одним из лучших портных. Ему повезло несколько раз. Вместе с Беней и другими добровольцами Пиня оборонял Одессу. Его даже не ранили. Вместе с Приморской армией ушел защищать Севастополь. И снова выжил. В армии он не был портным. Просто сидел в окопе и стрелял. Сначала из винтовки. Потом его научили строчить не на швейной машинке, а из пулемета. Пиня уже на Волге принял командование взводом. Когда стали освобождать украинские земли, ему дали роту. Заканчивал он эту грязную работу за советской границей в звании майора с целым иконостасом наград. Как только его отпустили домой, Пиня достал свои портновские ножницы, лекала и мелки и стал привычно кроить пиджаки и брюки. Как будто и не держал в руках четыре года оружия пострашнее иголки. Глядя на этого типичного портняжку с очками на кончике горбатого носа, кто бы подумал о его военных подвигах. Он тоже не хотел об этом думать. Ему было приятнее делать так, чтобы на заказчике костюмчик сидел как вылитый.

Вот к этому старому приятелю и привел Беня своего выросшего сына. Пиня знал парня с детства, но давно его не видел.

— Настоящий кавалер! — воскликнул портной. — На какой случай будем делать костюм?

— На все случаи жизни, — ответил Беня. — Муся поступил в институт. Станет доктором. Это тебе не на складе сидеть. Нужно иметь солидный вид.

— Вижу, — сказал мастер, — материал выбрали замечательный. Не на один год. Сделаю в лучшем виде. Тепер, молодой человек, станьте сюда ближе до окна. Я вас обмераю. Штаны будем делать немножко на вырост? Или как? Просто, шоб било красиво? Как скажете. Но чуточку на вырост не помешает...

Через неделю они с отцом снова пришли к Титиевскому на примерку. Пиджак и брюки сидели отлично. Мише очень понравилось. Беня тоже одобрительно кивнул. Еще через пару дней костюм вместе с Мишей отбыл в Кишинев.

Иногородних студентов разместили в общежитии. Юноши жили отдельно от девушек. Впрочем, тогда ведь еще во многих школах обучение оставалось раздельным. От этой практики отказались только через десять лет после войны. Миша с Ритой целыми днями были вместе на лекциях и в лабораториях. По вечерам гуляли по городу. Когда свободного времени совсем не было, вместе сидели за учебниками в библиотеке. Миша так и не дал себе окончательного ответа, нравится ли ему медицина. За годы войны он столько времени пробыл в госпиталях и насмотрелся на перебинтованных и обезображенных ранениями людей, столько бегал по поручениям медсестер, что ему казалось, будто давно стал частью какой-то медсанчасти. Но пришло время практических занятий в анатомке. Студентам предстояло изучать человеческое тело и внутренние органы, так сказать, в уже неживом виде. Что-то плавало в формалине. Кости выдавали для изучения тут же. На широких мраморных столах лежали совсем неаппетитные покойники, которых можно было потрогать. Стоял весьма специфический стойкий запах, который долго преследовал Мишу часами после посещения анатомки. Ему стало казаться, что он весь и такая славная девочка Рита просто насквозь пропахли покойниками. И выветрить это невозможно. Анатомка отбила охоту дальше заниматься медициной.

Миша отучился один семестр. Уехал на зимние каникулы домой и решил это дело сворачивать. Не знал только, как посмотрит в глаза отцу и что скажет Рите. Отец задумчиво выслушал сына и после паузы сказал:

— Если совсем не нравится, не мучай себя. Найдешь другое занятие. Врач — это, конечно, красиво. Но если хороший врач. А мучиться, чтоб потом мучить других, не надо...

Бенцион, возможно, вспомнил десятки врачей, с которыми ему пришлось иметь дело за последние годы. Он хорошо понимал, что были они людьми разными и специалистами неодинаковыми. Практически не знавший болезней до войны, Беня всякий раз с неохотой шел на прием к врачам, понимая неизбежность визита. Культя зажила. Государство выделило средства на протез. Был он тяжелым и не очень удобным. При долгой носке натирал больную ногу. Иногда приходилось снимать его посреди дня. Откладывать дела. Беню это сильно раздражало...

(Продолжение следует.)

Книгу Аркадiя РИБАКА "Аккерманський хлопчик" / "Колишнi"
можна придбати в редакцiï газети "Порто-франко".
Тел.: 764-96-56, 764-95-03, 764-96-68.