Номер 12 (1008), 2.04.2010

(Продолжение.
Начало в № № 4, 5, 7.)

9.

В это трудно, конечно, поверить, но план эвакуации Одессы не соблюдался по одной простой причине: его не было. Поначалу допуская возможность ухода, после уже нисколько не сомневаясь в таковом, белые не потрудились его отработать. 24 января стало ясно: английской помощи не будет. Вместо принятия решения капитан первого ранга Дмитриев объявил о своей болезни и передаче обязанностей некоему кавторангу Балласу. Но его мало кто знал. Да и сам он не обладал ни умением, ни опытом, ни силой духа. На колебания-проволочки уходили последние дни-часы, в которые ещё можно было попытаться вывести суда на внешний рейд.

24 января начальник британской миссии предлагал белому командованию ввиду отхода войск и ручательства украинцев, что они удержат Одессу, передать власть последним. В ответ командование покорнейше заверило сынов Альбиона в том, что удержание города украинцами, не имеющими реальной силы, - пустая болтовня. Но от передачи власти генерал не отказывался наотрез - если англичане гарантируют вывоз наших раненых, больных, семейств и проч., а украинцы не ударят в спину. В этом было также известное кокетство: уж кто-кто, а белая Одесса хорошо знала цену британским гарантиям. Но практически сие оказалось несущественным, поскольку ответ получен не был.

Промёрзлая земля Одессы буквально жгла пятки. 24 января город проснулся, усыпанный и оклеенный прокламациями подполья, сообщающими о драпе белых; трудовое население призывалось к поддержке восстания. Офицерам предписывалось сложить оружие и сдаться на милость революции, нижним чинам - оставаться на своих местах и с музыкой встречать комиссаров народной власти. Отдельные листовки сообщали о взятии Красной Армией станции Одесса-Сортировочная. В различных местах города вооруженная молодёжь явочным порядком занимала дома и перекрёстки, что, в основном, происходило почти без выстрелов и совсем без жертв. И в ночь на 25 января командующий благоразумно перебрался со штабом на воду - им подали пароход "Анатолий Молчанов". К утру его вывели на внешний рейд для погрузки угля. Офицерские заставы перестали получать приказы и не вполне понимали, что делать. Из окон верхних этажей их обстреливали вышедшие из подполья дружинники Союза молодёжи, о разгроме которого белые поспешили уведомить население в первых числах января.

10.

Ба! А ведь едва не забыл: ещё один участник событий! Между прочим, крупнейшая и тоже полузабытая историческая фигура, волею революции встретившая Новый, 1920-й год в Одессе. Честь имею представить: Шульгин Василий Витальевич. Убеждённейший монархист, но конфликтовал с короной. Сторонник либеральных реформ. Член Государственной думы. Один из авторов февральской революции. Исторической фигурой стал, лично принимая у Николая Второго рескрипт об отречении от трона. И при том - талантливый, честный и умный писатель, каковое сочетание в литкругах нашего Отечества встречается до сих дней не так уж часто.

Шульгин - автор, среди прочих, книги с важным для нас сейчас названием - "1920". Она имелась в личной библиотеке Ленина - зачитанная им, с характерными его пометками чуть ли не на каждой странице. В записке Бухарину, грубо выразившемуся насчет шульгинского монархизма, Ленин подчёркивал: дело тут не в идейной позиции автора, а в яркости, талантливости и в бесценной прямоте и откровенности, которая, по-видимому, свойственна автору.

Так вот, книга "1920" начинается главой "Новогодняя ночь". И словами: "Вечером 31 декабря 1919 года я был у А. М. Драгомирова (белый генерал - К. К. ). Мы сидели с ним вдвоём в его вагоне. В его поезде. Поезд стоял в порту, в Одессе. Днём из окон видно было море. Дальше поезду некуда было идти. Он сказал:

- Я всё-таки убеждён, что сопротивление начинается. Сейчас есть ещё кое-что... Но когда останется только смерть в бою или смерть в воде - будет вспышка энергии... Сейчас вся масса хочет одного - уходить. Но когда некуда будет уходить?

Шульгин уверяет читателя: именно он и именно там и тогда развил "крымскую теорию". Отступление из Одессы имело в виду великое сидение за неприступным Перекопом. Но неприступность Турецкого вала оказалась небезупречной. Да-с, Крым после Одессы стал эпопеей. Один только булгаковский "Бег" чего стоит. Кстати, о "Беге". Более или менее известно: комфронта Хлудов, блестяще сыгранный В. Дворжецким в ленте Алова и Наумова, срисован с генерала Слащёва-Крымского. Но да будет лично известен и прототип товарища министра торговли Парамона Корзухина, не менее ярко воплощенного Е. Евстигнеевым. Тем более, что прототип сей 90 лет тому побывал в Одессе, откуда и попал в Крым. И далее - в Константинополь и Париж. В нашем городе и именно в рисуемое время он встретился с преподобным Шульгиным. Да ещё и в каком контексте! Читаем в "1920":

"Я пробовал зажигать фонарь и в роли Диогена искал "человека". В Одессе его не было. Это стало особенно ясно, когда в Одессу приехал В. А. Степанов". Речь - о товарище министра торговли и промышленности Временного правительства, судя по портрету изумительно похожего на артиста Евстигнеева без грима. Монархист. Но не абсолютист - конституционалист. Член разогнанного матросом Железняковым Учредительного собрания. С семнадцатого года финансировал офицеров старой службы при их отправке на Дон. Координировал эту работу. Идеолог деникинской диктатуры. Но при бегстве белых из Одессы поддержал Врангеля.

Путём колоссального напряжения ума, денег, связей и нервов он протолкнул из Одессы в Крым несколько вагонов высоковалютного товара (пушнина). Каковой был призван за границей лечь в основу фонда антисоветского "Правого Центра". Трудно сказать, откуда прознал про сие Булгаков, но в Симферополе господин Степанов действительно попал под горячую руку командующего фронтом Слащёва. Последний - под влиянием военных неудач, нескладывающихся отношений с главнокомандующим и обострившейся нервной болезни, - арестовал товарища министра и конфисковал весь пушной товар. Из контрразведки Степанов выбрался довольно быстро. Тоже тёмная история. Скорее всего - крупная взятка.

Но пушной товар вроде бы того-с... тю-тю. Правда, не велел его спалить комфронтом, это булгаковская выдумка. Вагоны сгорели при случайных обстоятельствах и в числе других, застрявших на узловой станции. Потом, в Париже, говорилось и о том, что огнём охвачен был тогда порожняк, А фондовые меха люди Степанова предварительно изъяли и переправили за кордон в дипломатических вализах по линии Министерства иностранных дел.

Нет, автор не берёт на себя ответственность категорических утверждений - равно как и отрицаний. Давненько ведь дело было. И не в Одессе. Однако я знаю наверняка: в Париже господин Степанов принадлежал отнюдь не к эмигрантикам, перенаселявшим дешевые пансионы и подвизавшимся шофёрами такси, вышибалами заведений и их швейцарами. Он вошел там в русскую политиканскую и финансовую элиту, маневрировал между высшим монархическим советом и конституционно-демократическим "Правым Центром". Принимал у себя нелегальных курьеров из России. И одно время входил в политсовет контрреволюционного "Союза возрождения России". Его скромной личностью весьма интересовались не только писатель Булгаков, но и иностранный отдел ОГПУ и лично А. Х. Артузов. Бывший товарищ министра торговли и промышленности был включен в схему мифического "Треста", подпольно-эмигрантской белогвардейской организации, придуманной ещё Дзержинским. Увы, несчастный конец руководства "Шоколадного домика" (Главразведупр Генштаба РККА) весной 1937 года похоронил множество интереснейших сведений об активной белоэмиграции. В том числе и о нашем герое. Уверен: при таком контексте он не в претензии.

Мало кто (даже из интересующихся вопросом) знает: именно Одесса зимы двадцатого, и именно при участии Степанова-Корзухина решала проблему власти "Деникин- Врангель". Широко известна ненависть Советов к Деникину. По России прогремело ленинское "Все - на борьбу с Деникиным!" и листовка Троцкого "Ату его!". Маяковский, изобразив Антона Ивановича в виде Алёнушки, задумавшейся над прудом, подписал:

В ставке сидит

И думает Деникин:

Не вышло б дело хуже,

Чем у Романова Ники!

Не менее популярной в пролетариате и небогатом селянстве была частуха:

Выйду я на улицу

Красный флаг я выкину...

Ой, везёт Будённому

Больше, чем Деникину!

Но не слишком известна нелюбовь - причём на грани ненависти - отношение массы белогвардейцев к Верховному главнокомандующему Вооруженных сил юга России. Все неудачи, все аварии и катастрофы 1919-1920 годов приписывались исключительно Антону Ивановичу. По некоторым данным, интригу сию подогревали люди Врангеля. И сам Пётр Николаевич не сидел сложа руки. К январю-20 стало известно о белом заговоре против Деникина и о готовящихся на него покушениях. В наэлектризованном воздухе всё более сгущалась-проступала трагедия вождя.

Генерал Драгомиров вспоминал: тогда в Одессе они втроем (он сам плюс Степанов и Шульгин) отрабатывали варианты дальнейшего. Выходило, что у Деникина три варианта доли: убьют, застрелится, совершит отречение. Решено было поддерживать генерала до последнего его издыхания, но преемником считать именно Врангеля. Сколько ни ходили с "фонарём" по Одессе, а другого человека так и не нашли. Барон потом говорил - ничего не знал об этом одесском совещании. Но потом - суп со скотом...

В первые новогодние дни 90-летней давности Степанов материально помогал Шульгину в формировании своего подразделения. Тогда, нужно заметить, вся просвещенная Одесса была охвачена зудом формирования частей и подразделений. Формировались офицеры и инженеры, студенты и гимназисты. Юнкера и кадеты. Бухгалтеры и артисты театра миниатюр. Мясники и рыбники. Город так увлёкся этим, что очень поздно обратил внимание на подход красных. С какой стати штатский человек Шульгин занялся военным делом формирования части? Он и сам ссылался после на моду. В книге "1920" он описывает свою встречу с этим личным составом. На его приветствие военнослужащие не знали, что и как отвечать. Он пишет:

"Я им сказал:

- Здравствуйте, господа!

- Здравия желаем...

И смешались. Одни сказали "Господин поручик", другие - "Господин полковник", третьи: "Ваше Превосходительство"... Если бы они были искренни, они бы ответили:

- Здравия желаем, господин редактор "Киевлянина".

На это, конечно, нельзя ответить. Почему? Да потому, что "редакторы" не формируют отрядов".

Между прочим, редактор Лев Троцкий в 1918 году стал формировать воинский отряд под названием РККА (Рабоче- Крестьянская Красная Армия). А осенью года, о котором речь нынче, получил от этого отряда (и именно из Крыма) телеграмму о победном окончании гражданской войны. Так что категорическое утверждение Шульгина выглядит неубедительно. Но у его отряда, точно, иная судьба.

Виталий Витальевич оставил нам несколько ярких набросков последних одесских дней. 24 января по ст. ст. Екатерининская площадь вся в чемоданах, котомках, узлах. Мешках. Ящиках. Куда-то лошади тащат пушки без малейших признаков зачехления по-походному. Они мешают погрузке вещей на грузовики и извозчиков-ломовиков. Нанятые грузчиками одесские люмпены бодры и веселы, сыплют прибаутки и согреваются непосредственно из горлышек беленькой. Это настроение разительно отличает их от хозяев и хозяек вещей, широкими замахами и криками сеющих нервозность.

Ответственность за Одессу была сброшена на плечи полковника Стесселя, абонировавшего для штаба обороны Одессы Английский клуб (ныне - Музей морского флота). Тут впопыхах происходила ещё одна передача власти - на сей раз тому самому генералу Сокире-Яхонтову, образ которого уже запечатлён автором ранее. Отсюда, из нашего далека, такой акт не воспринимается иначе, чем глумление над украинским воинством. Белогвардейцы высшего ранга, как верные наследники великорусского самодержавия, никогда не соглашались с украинскими националистами относительно вопроса - чей это, собственно, город Одесса? И вот, собираясь драпать перед лицом могучего и беспощадного противника, генерал Шиллинг от имени верховного командования милостиво уступает власть галицийской армии. Переподчиняет полковника Стесселя генералу Сокире- Яхонтову. И отправляется в порт, на пароход. Это что же - на тобi, небоже, що менi негоже?

Но генерал Сокира-Яхонтов (непостижимо!) принял эту власть.

Шульгин: "Узнав, что генерал Шиллинг украинизировал нас с парохода, я отправился обратно в свой отряд со смутной мыслью распустить его по домам. Но распустить отряд не пришлось. События пошли таким темпом, что пришлось не распускаться, а наоборот, "всим збиратыся до купи"...

(Продолжение следует.)

Ким КАНЕВСКИЙ.