Номер 11 (1157), 22.03.2013

(Продолжение. Начало в № 7-10.)

В первую минуту я подумал, что меня захватили бандиты.

- Вы чьи? - поинтересовался я.

- Сейчас узнаешь, - ответил худенький, небольшого роста, очень спортивного сложения жилистый парень и в упор посмотрел на меня своими серо-голубыми дерзкими глазами. Немного поколесив по ближайшим улицам, мы остановились. К нам подошли еще три человека из сопровождающих авто. Моего водителя вывели на улицу. Сидящий рядом со мной парень повернулся и спросил:

- Где деньги?

- Слушай, какие деньги? Вы вообще кто? От кого работаете?

- Мы из УБОПа... Лохи должны были тебе скинуть двести косарей (тысяч), с половины разбегаемся.

- Пацаны, не гоните. Какой УБОП, какие деньги, какие лохи? Если есть вопросы, набивайте стрелку, перетрем...

Я не мог поверить, что разговариваю с ментами. Ни внешний вид, ни манера разговора, ни открытый цинизм - ничто не напоминало сотрудников. Сидящий за рулем предъявил удостоверение...

РЕТРОСПЕКТИВА

...Подъезд уже обсуждал новую новость. На дискотеке, только-только зарождавшемся в СССР явлении, убили нашего товарища - Калину. Именно через него к нам попадал план - мягкая конопляная пыль, спрессованная в тугие шарики серо-зеленого цвета с острым, своеобразно горьковатым запахом. План тогда начал входить в моду в среде одесских тинейджеров. Этот легкий наркотик (план, марихуана, анаша, дурь - как только его не называли) будоражил сознание не только воздействием, но и прикосновением к некой тайне, запрету.

В СССР разрешено было значительно меньше, чем запрещено, но план, гашиш - это было что-то уж совсем экзотическое. Убежден, что многие впервые попробовали "заряженную" папиросу только из желания покрасоваться, пофорсить. А вот знать поставщика зелья - сие была тайна за семью печатями. Калина и был этой тайной. Он ездил куда-то на поля, собирал коноплю и приготовлял снадобье. Его ближайшие не техникумовские, друзья были, такие же. По слухам, они его и убили. С его смертью поставки травы временно прекратились, зато появилось новое повальное увлечение - игра в карты.

Играли под любой "интерес", очень редко на деньги, чаще на шалобаны, жвачку, сигареты. Самыми распространенными играми были "бура", "очко", "клабр".

"Шлилить", то есть играть, я умел, но шулером не был. Проигрывал редко, но и на выигрыши был небогат, чаще оставался при своих. Бывало, и попадал, то есть проигрывал, но всегда рассчитывался вовремя. Бывали и курьезные случаи...

На параллельном с нами курсе учился огромный, очень добродушный парень - Алексей. Его нежелание влазить в конфликты многие считали проявлением трусости. Однажды Леша появился в новых джинсах - огромном дефиците в то время. По приколу решили сыграть на то, что снимем с него джинсы, не отберем, а именно снимем, пошутим. Играли на пары. Со мной в паре был Боб, низкорослый, худенький, но очень крепкий по духу. Если нас с Бобом сложить вместе, мы были ровно половиной Лехи.

Сели играть и проигрывали, пришлось приглашать Лешу в Подъезд, он пошел мягкой, переваливающейся походкой, большой, флегматичный, добродушный. В углу Подъезда стояли десять- пятнадцать пацанов, все ждали представления.

Мы с Бобом отделились от коллектива и модной у нас "шпанской", раскачивающейся походкой пошли навстречу входящему:

- Леха, тебе сегодня не повезло, - сказал я.

- Почему? - спокойно поинтересовался Алексей.

- Джинсы свои снимай, мы их проиграли, - ответил Боб.

- Это вы зря, - совершенно спокойно сказал Леша.

Тут Боб достал нож и угрожающе прикоснулся им к толстому боку оппонента. Дальнейшее я помню смутно, потому что сразу упал. Когда открыл глаза, увидел поскуливающего Боба, поддерживающего поломанную руку.

- Не нужно доброту за слабость принимать. Попросили бы по- человечески - я бы и сам снял. Понятно, что в проигрыше никто ходить не хочет, - сказал Леша. Потом подумал и продолжил: - Может, и сниму, чтоб вы не зависли, а пока пошли в медпункт.

Я навсегда запомнил эту фразу: "Доброту за слабость принимать..."

СЛЕДСТВИЕ

...Сидящий за рулем предъявил удостоверение. Хотя "предъявил" громко сказано - махнул перед глазами книжкой цвета "детской неожиданности" и сказал:

- Ну что, убедился?

Никакие на свете ксивы не могли меня убедить, что менты стали работать так нагло и топорно. Чтобы оттянуть время, я счел за лучшее согласиться:

- Допустим, убедился. И что?

- Ты с этой работы должен ментам сотку. Мы приехали за ней.

- Я бы хотел определиться: с какой работы? И за что должен?

- За крышу от этих белорусских лохов. Деньги с ними, почему не взял?

Услышав это, я понял, что ментовская ксива скорее всего настоящая. УБОПовцы работали по "набою" и подставил меня кто-то из ближайшего окружения. Я забыл самое главное правило: предают только близкие, у чужих для предательства не хватает информации.

Для вида подумав, я сказал:

- У них с собой денег нет; сказали, будут позже.

- Бабки точно у них, они с портфелем. В общем, либо едем к ним, либо едем по знакомым собирать сотку или к нам.

Ехать в УБОП мне не улыбалось, но я был уверен: денег у белорусов нет. Просчитывая ситуацию, я одновременно старался запустить сложные механизмы самозащиты.

Я всё больше убеждался - менты: были бы бандиты, моя охрана давно бы подключилась. Оставалось только тянуть время, тянуть до тех пор, пока не удастся найти компромисс. Лучше это время провести на свободе, чем в помещении УБОП.

- Ладно. Давайте договариваться, - сказал я.

- Вот это дело! - обрадовался опер. - Где деньги?

- Ты же сам говоришь, у лохов. Поехали к ним.

- Поехали...

(Продолжение следует.)

Петр ГАЛКИН.