Номер 5 (950), 13.02.2009

К сожалению, стали привычны нашему восприятию детишки, снующие между машинами с флаконом шампуня и тряпками. Царапает сердце это зрелище, но уже угас порыв немедленно бежать в милицию, разыскивать родителей, что-то предпринимать. И пресса на эту тему теперь помалкивает.

По закону принять 10-летнего пацаненка на работу никто права не имеет, а на "свободный" труд свое "конституционное право" он осуществляет сам.

Так вот, как раз в День Конституции я, понаблюдав за двумя 9-10-летними предпринимателями, рискнула подойти к ним с вопросом:

- Водитель красного "жигуленка" тебе заплатил?

- Ага, - довольно ответил младший, - дал 25 копеек.

- А тот второй, на светлой машине?

- Не, я ему протер стекло на шару.

- И много таких любителей "шары"? Ведь ты шампунь тратишь. Мог бы сразу сказать, мол, мне не надо.

- Кто платит, кто не платит, - вмешался старший, - но гривен 25 в день набираем.

- А на что тратите?

- Когда как. А чего? На каждую жвачку у мамки просить? А так я и ей даю, когда попросит. У ей тоже не всегда бабки есть.

- А я себе классные джинсы в то воскресенье купил, - снова встрял младший.

- Значит, родители не против вашей работы?

- А чего? Я ж сказал, что, когда надо, мамка сама у меня берет. Мы ж не попрошайничаем. А то есть такие, что плакатик намалюют: "Мама померла, отец пьяница" и ходят просят. А мы работаем, шампунь покупаем...

Подошел автобус, и я уехала. Но через остановку, как иллюстрация к словам моего маленького собеседника, две аккуратно одетые девочки с плакатиком в руках протягивали ладошки в окна притормаживающих у светофора машин.

То, что я увидела дальше, запомнится надолго. На 5-й станции Б. Ф., где я ждала трамвая и где поток машин, идущих к 16-й станции Фонтана и на Черемушки-Таирова, почти сплошной, между машинами, нетерпеливо рычащими у светофора, деловито сновал 3-4-летний малыш. Он был бос, в одних трусиках и от этого выглядел совсем незащищенным. Особенно незащищенной казалась льняная головенка, мелькающая на уровне капотов. Чуть поодаль собирал дань его брат, такой же белоголовый, тоже босой и в трусиках, но постарше, лет, пожалуй, десяти. Когда ребята причалили к турникету, я поняла, что они не одни. У них был "шеф" - мальчик лет 12-ти в джинсах, рубашке и кроссовках.

Подошла к ним.

- Это твой братик? - спросила я у белоголового. - Ты не боишься, что он попадет под машину? Он ведь маленький.

- Они привычные, давно этим занимаются, - ответил "шеф".

- А мать их об этом знает?

- Нет, не знает, - отрезал "шеф", пряча переданные ему деньги. - Айда, пацаны, - позвал он.

Ребята поднырнули под турникет и направились в сторону "Детской деревни".

- И куда смотрят родители и милиция? - возмущались на остановке.

Что касается милиции, то она блистательно отсутствовала. То ли подсчитывала в это время потери, то ли трофеи после очередной битвы с бабками, которых она разогнала с насиженного базарчика на повороте с 5-й. С бабками иметь дело проще, чем с детками, да и, судя по жалобам, выгоднее.

Но неужели воскрешать Феликса Эдмундовича, чтобы справиться с детской безнадзорностью и беспризорностью?!

Елена КОЛТУНОВА.

№  4, июль 1997 г.