Номер 47 (1487), 12.12.2019
В апреле этого года в нескольких номерах нашей газеты была опубликована серия очерков "Мое одесское детство" — воспоминания известного режиссера и педагога, создателя популярного Международного фестиваля юных талантов "Звездочка" Александра СТЕПАНОВА. Большой интерес читателей побудил автора продолжить рассказ о впечатлениях своей юности.
ПЕРВЫЙ ОПЫТ ЗАКУЛИСЬЯ
Одесса и театр — почти синонимы. С детства нас окружали прекрасные "декорации": великолепные дворцы, парки и фонтаны. А колоритные персонажи, будто бы сошедшие со страниц рассказов Бабеля, жили в каждом дворе. И, наконец, самая дорогая жемчужина Одессы — это театр! Для нас, мальчишек 1960-х годов, знаменитый на весь мир Театр оперы и балета был всего лишь местом прогулок. Летом мы влезали в его арки, зимой катались с горки, спускаясь на санках от театра к Археологическому музею. Но особенно увлекательно было наблюдать, а, если повезет, и участвовать, в киносъемках, проходивших то со стороны Пале-Рояля, то со стороны Театральной площади, то со стороны переулка Чайковского, где к служебному входу вела узкая таинственная лестница.
Когда мне исполнилось семь лет, мама отдала меня в хор мальчиков Дворца пионеров на Приморском бульваре. Руководитель хора Татьяна Азарьевна Кагель-Сафир не только ввела нас в мир Музыки, но и открыла перед одесскими мальчишками двери Театра. Причем, эти двери как раз и были тем самым служебным входом.
Как это было интересно — участвовать в составе детского хора в спектаклях вместе с профессиональными артистами! Я благодарен этой замечательной женщине на всю жизнь.
Но не всегда всё было гладко. Вспоминаю, как однажды мы, восьми-девятилетние мальчишки, пришли на очередной репертуарный спектакль. В тот вечер в театре шла опера "Кармен" Ж. Бизе. Несколько удивило то, что Татьяны Азарьевны не было, как обычно, у входа. Но нас уже знали в лицо — и охрана, и артисты, и оркестранты, что очень льстило юному самолюбию. Детский хор впустили в театр. Процесс подготовки к спектаклю был, как говорится, накатан. Мы привычно переоделись в театральные костюмы, гримеры нас слегка подкрасили. Мы даже сами распелись в репетиционном зале, аккомпанируя себе на рояле, и благополучно отработали свой номер "Вместе с сменой караула бодро мы идем всегда". (Сейчас я понимаю, насколько четко все было отрепетировано). С сознанием выполненного долга разошлись по домам...
А на следующий день на репетиции хора во Дворце пионеров на нас обрушились громы и молнии: "Какое право имели вы выходить на сцену без руководителя?!"
Я запомнил это на всю оставшуюся жизнь. Наверное, у светлой памяти Татьяны Азарьевны были в тот момент какие-то разногласия с театром, но мы же об этом понятия не имели, нам никто ничего не сказал. А ведь мы считали свое выступление героическим.
В итоге получили, как говорится, "по первое число", но и опыт театрального закулисья познали...
УДАЧНЫЙ "ЭКСПЕРИМЕНТ"
Следующая театральная история связана с выдающимся артистом и педагогом Олегом Павловичем Табаковым.
Это было в 1980 году. Тогда мы с моей будущей женой Катюшей Добренко учились в консерватории и увлеклись уроками актерского мастерства, которые великолепно проводила с вокалистами режиссер Люция Александровна Глибко-Долинская. После лекций, семинаров и уроков музыки мы со скрипкой и виолончелью шли в оперную студию и пропадали там до ночи. Вскоре представился уникальный случай применить полученные навыки на практике...
В Одессе не было своего театрального вуза. Чтобы стать артистами, ребята уезжали в Москву или Ленинград. И вот среди "творческой интеллигенции" поползли упорные слухи, будто бы сам Табаков собирается открыть театральную студию в нашем городе. В Доме актера, находившемся во дворике филармонии, мы обнаружили маленькое объявление, приклеенное к оконному стеклу: "Театральный Эксперимент! Народный артист СССР Олег Табаков приглашает!"
Из-за внезапности этого, как теперь бы сказали, кастинга, мы с Катюшей подготовили первое, что у нас было в "репертуаре": Катя читала стихи Гарсиа Лорки, подготовленные к консерваторскому вечеру испанской музыки и поэзии. А я вырвал из журнала "Огонек" страничку со стихотворением актера Михаила Ножкина "Добрый вечер, молодые люди, здравствуйте, горячие сердца!" Этим стихотворением открывались тогда все наши студенческие концерты. Проза была одна на двоих — рассказ "Драма" А. П. Чехова, который мы инсценировали в оперной студии у Люции Александровны.
Толпа будущих "звезд" сцены изнывала от жары и ожидания у входа в Дом актера. Кастинг задерживался. Наконец, когда градус достиг предела, явился ОН! Загорелый, вальяжный Олег Павлович с авоськой огромных помидоров задержался по уважительной причине: прямо с самолета известный гурман отправился на Привоз, где проводил тщательную дегустацию южного ассортимента.
И вот началось! В комиссии, кроме Табакова, находились Андрей Дрознин — педагог по сценическому движению Московского театрального училища им. Бориса Щукина ("Щукинского"), Елена Аминова, актриса нашего Русского театра, дивная красавица (самая известная ее кинороль — это сообщница графа Калиостро в телефильме "Формула любви" Марка Захарова), и одесские режиссеры.
Что сказать? Читать самому Табакову — это счастье! Олег Павлович выслушал все до конца и сказал: "Поэзия не Бог весть какая (это о М. Ножкине), но исполнение убедительное". И дал задание сыграть этюд: "Вы крадетесь к двери, за которой комиссия решает: зачислены вы или нет, подслушиваете, и узнаете, что вас приняли". Я все выполнил, причем в финале этюда выдал такой пируэт с прыжком и переворотом, что кувыркнулся и спрыгнул в зал со сцены. Елена Аминова вскрикнула и... я был зачислен в студию "Эксперимент"!
А спустя годы, когда приехал в Москву как член жюри конкурса "Открытая Европа", то зашел в учебный театр школы-студии "МХАТ". Администратор, узнав, что я "табаковец", с уважением выдала мне контрамарки на спектакль.
КАК Я БЫЛ "САМОВОЛЬЩИКОМ"
В ночь с 10 на 11 ноября 1983 года я плохо спал на койке второго яруса двухсотместной казармы Николаевской "учебки". Накануне Генсек Андропов заявил, что поставит советские подводные лодки на боевое дежурство у берегов США. Командование нас готовило к худшему. Ночью мне приснилась Катюша, моя жена, с которой недавно, перед армией, сыграли госэкзамен в консерватории. Я видел во сне, как Катя играла скрипичный концерт Чайковского, будучи уже глубоко беременной. Ее педагог, Зоя Петровна Мерцалова, после "госа" облегченно вздохнула: "Дотянули! Молодцы, ребята, что не на втором курсе", — похвалила она нас.
"Рота, подъем!" — сон оборвался, и началась ежедневная муштра. Но после этого сна я уже не мог оставаться в части. "Как вырваться? Нужно позвонить домой, что-то произошло", — крутилось у меня в голове. А бесправнее курсантов учебки не было никого. На утреннем "разводе", где под оркестр нас распределяли на работы, я попался на глаза музыканту Игорю Козлову.
"Что такой грустный?" — спросил он.
Я объяснил, что мне надо срочно позвонить домой. К слову сказать, Игорь, ставший впоследствии кинорежиссером Козловым-Петровским, был в те времена удивительным авантюристом. Он придумал историю, будто его отец не кто-нибудь, а военный прокурор. До поры до времени это сходило. Игоря побаивались в части и прощали всяческие нарушения. Но самым главным для меня было то, что Козлов был обладателем шикарной генеральской шинели, к которой пришил погоны старшины; он ходил в ней с важным видом, надувая щеки и живот, а все подобострастно отдавали ему честь.
И вот Игорь Козлов в генеральской шинели ведет под конвоем через весь Николаев курсанта Степанова (будущего режиссера ТВ и фестиваля "Звездочка"). Я готов был провалиться сквозь землю от стыда и страха. Впервые за четыре месяца службы вышел на свободу — и в такой роли. Но вот где пригодились театральные навыки студии "Эксперимент" Олега Табакова!
По пути от воинской части 26489 до ближайшего переговорного пункта (мобильников еще не изобрели) нам все время встречались какие-то военные, браво козыряли Козлову и спрашивали: "Кого ведёте?" Игорь останавливался, подробно рассказывал каждому выдуманную им легенду: "Злостный самовольщик!" — это обо мне, самом примерном курсанте! — "Конвоирую в прокуратуру".
"Да...— отвечали ему,— надо судить таких!"
Кое-кто добавлял: "У, какой! Даже не раскаивается, подлец!" — высочайшая оценка нашей актерской игры.
Сначала думал, что я умру от разрыва сердца. Но постепенно осмелел, даже слегка обнаглел и окончательно вошел в роль преступника. Но вот и телефон! Заказываю разговор. Ждем... "Кабина номер пять — Одесса!". Надо сказать, что домашний телефон в те времена считался большой роскошью и был далеко не у всех. Я звонил Катиной соседке. А время — деньги, и каждая минута тогда для меня была на вес золота. Соседка побежала за Катей, и спустя вечность трубка ответила голосом моей тещи: "Саша, Катя родила девочку!"
"Не может быть", — воскликнул я от неожиданности, хотя ждал этого каждый день.
Обратную дорогу от переговорного пункта до воинской части я пролетел, как ПТУР — противотанковая управляемая ракета, которую мы тогда осваивали. И вскоре получил от командования краткосрочный отпуск на родину!
Войну с Америкой отменили...