Номер 45 (841), 17.11.2006

К 50-ЛЕТИЮ ВЫХОДА В ЭФИР ПЕРВОЙ В ИСТОРИИ ПЕРЕДАЧИ ОДЕССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СТУДИИ ТЕЛЕВИДЕНИЯ

Наш собеседник – ветеран журналистики, главный редактор творческого объединения "Публицист" Одесской государственной областной телерадиокомпании, автор-ведущий популярных программ Ким КАНЕВСКИЙ

— Когда впервые вы услышали слово "телевизор"?

— Ну, в глубокой древности. Еще не умел читать. С удовольствием слушал чтение взрослых вслух. А Уэллс и компания часто изображали прибор видения не расстоянии. При том мы, разгромленные победители, жили очень бедно, роскошью считался трофейный "Телефункен". Не только нам, послевоенной плотве, но и взрослым реальность ТВ не приходила в голову.

— А когда пришла?

— Ровно полвека назад, в незабываемом пятьдесят шестом. Местные газеты и радио сообщили о начале телевещания. За сносное поведение отец привел меня на фабрику, где в Красном уголке мерцало это чудо. "Тэ-один". С линзой.

— Что видели впервые?

— Для детей показывали мультики. Это и было первой встречей. И любовью с первого взгляда. Я влопался в этот ящик по уши. И, как выясняется, на всю оставшуюся жизнь.

— Говорят, первая любовь столь же памятна, сколь и мимолетна?

— Как у кого. В эпоху любовных и прочих суррогатов сами термины "любовь" и "верность" воспринимаются многими, как безнадежный архаизм. Увы, свою роль в этой мерзости сыграло и купленное на корню телевидение. Что ж, любовь зла. И мне ли одному выпало получать жесточайшие уроки от предмета первой своей любви? Но, слава Богу, чувство это оказалось сильнее и упрямее. Да и чего стоит любовь без испытания верности...

— Если вас потряс примитивный "Тэ-один", то как воспринимались дальнейшие и нынешние модификации?

— Точно так же. За чудом – чудо. А психически полноценный человек, будь он хоть журналист, привыкнуть к чуду не способен. Мы поглощены повседневностью, нам навязана непомерная деловитость.

И все же, все же, все же телевидение – ежедневное, ежечасное очарование, детский праздник души. Вида, конечно, не подаешь. Неловко как-то – взрослые, пожилые люди. А все равно, как дети, ей Богу! Есть, конечно, и исключения. Плесень обывательщины куда не залезет...

— Стало быть, при всем творчески-технологическом своеобразии, телевидение – это люди. Как приходят они сюда?

— Вообще говоря, как кто. Если речь о пионерах студии, тут все как будто бы просто: сначала они, студенты, преподаватели, инженеры института связи, это самое ТВ сделали своими золотыми руками. Так что, по существу, оно пришло к ним, а не наоборот. Это были физики. Лирики появились потом.

— А творческий состав?

— Ну, во все времена на ТВ граница между творческим, инженерно-техническим и административным составами была условна. Предмет моей особой гордости – личное приятельство с Нелли Степановной Харченко, Александром Михайловичем и Ильей Михайловичем Лидерманами, Люцией Александровной Глибко-Долинскои, Дмитрием Ивановичем Белявским, Василием Александровичем Салабаем. Много всего я выудил из памяти этих последних из могикан. По целине начинали, с нуля, без директив и ЦУ, без помощи и опеки. Все на молодом энтузиазме, на жажде познания и открытии. Все вместе, бодро, дружно и взаимозаменяемо. Это шли шестидесятники – люди увлеченные, культурные и образованные, окрыленные, хоть и не надолго, иллюзией хрущевской оттепели.

— Вы их не идеализируете?

— Нисколько. Просто в праздник не хочется о грустном. Конечно, все это имело место не на Марсе, а на Земле наше грешной. И в противоречивейший исторический момент. Я ведь подчеркнул: не "оттепель" – ее не деле не было. А иллюзия. Хрущев среди бела дня зарезал Берию, Абакумова и других, кто хорошо знал о его "художествах" тридцатых и сороковых. Шутка ли: правая рука Сталина, руки по локти в кровище. Но в ход пошел обман народа потеплением, частичным ослаблением подпруг. Молодая интеллигенция, со свойственной ей сверхчувствительностью, жаждой гармонии, веры-надежды, приняла все это слишком всерьез. И окрылилась. Как младший шестидесятник, заверяю: атмосфера была... вернее, казалась, фантастически свежей, здоровой и обещающей.

— На иллюзии далеко не уедешь, даже на телевидении.

— Не скажите. Именно этот радужный туман не дал молодым и иным умницам сразу заметить очевидное. Ведь докладом Хрущева на двадцатом съезде в том самом пятьдесят шестом КПСС фактически признала себя чудовищем. Но все свалила на умершего три года назад Сталина и оставила за собой господствующие высоты в центре и на местах. А Советы, формально олицетворяющие власть, окончательно потухли, что обрекло огромную страну на абсурд и разложение, Очнувшись, интеллигенция пустилась во все тяжкие. Но это были уже семидесятые. А тогда...

— А тогда?

— А тогда наверху сообразили: экранированный ящик можно натыкать в каждую коммуналку, Красный уголок, Ленинскую комнату, клуб. От тайги до британских морей. Любовь к чуду заставит миллионы людей бросать все и садиться к экрану. И мазь из прекрасных идей, скрепленных гнилой жижей политиканства, можно будет втирать в мозги еще десятки лет.

— Это было в столицах?

— И здесь Советы взяли под козырек. В таком тумане к предмету первой нашей телевизионной любви стали прилипать и откровенные неинтеллектуалы, хитрые, прижимистые, изворотливые обыватели. Всеядные, они быстро сообразили, что альтернативы ГосТВ нет и не скоро будет. Монополия! Лафа! Было и такое, чего греха таить. Последствия этого гнилого притока в телеморе мы так же ощущаем по сей день.

— То есть?

— И в забвении традиций, и в идейной чехарде. И в моде на отступничество, в хвастовстве изменой, неверностью. В особом примитивнейшем цинизме обличения того, что прежде величали. Что возьмешь с молодежи, когда этим упиваются иные старики...

— Да-с, что-то не юбилейный разговор у нас пошел. Ну, хорошо: а вас-то самого что привело сюда?

— В общем-то... стечение обстоятельств.

— ?

— В десятую, юбилейную целину, в шестьдесят четвертом, одесский студенческий стройотряд в составе пятисот пятидесяти бойцов вернулся с далекой планеты Целина. И был торжественно встречен Одессой и ее телевидением на вокзале. Одну пятьсот пятидесятую часть и душу отряде составлял я – не студент. Школьник. Я тогда правдами-неправдами, сам-один, через Харьков и Урал, до Тобола и далее, явился в штаб отряда в Камышине Кустанайской области. Хотели выгнать. Но оставили. А по возвращении уже имел я право вынести на перрон отрядное знамя. Прознал про это Викентий Нечипорук, один из первых и популярнейших теледикторов Одессы. Он готовил передачу об этой, кстати, десятой, юбилейной целине. Так я впервые оказался в этом гигантском, как показалось, цехе чуда "по ту сторону экрана".

— Это в качестве участника передачи?

— Я бы даже сказал: героя передачи. Все-таки первый школьник Одессы, побывавший на целине. Кстати, это – пожизненный титул. Кто смеет его отменить? Уже в шестьдесят пятом со студентами отправился за Урал отряд школьников. Командовать приказано было мне. Но я ушел на три года в армию, где исполнял и подавал другие команды. Командиром назначили моего друга по горкому комсомола Колю Ксенофонтова. Но это было уже после...

— А авторство и ведение передач?

— В шестьдесят пятом вел передачу о "Звездной республике", дофиновском лагере горкома комсомола. Там я носил портфель комиссара "Службы солнца", что-то вроде министра прессы. Эту "службу" развернули осенью в пресс-ц ентр горкома. Телепередачу готовила Людмила Васильевна Сироткина – изумительный человек, добрая умница, ветеран телестудии. Память о чей свята для нас. Кстати, о "Звездной республике" и к вопросу о кадрах ТВ: руководил лагерем Леонид Сущенко, студент, ныне – известный журналист, автор-ведущий популярных программ на 26-м канале. Моим замом по "Службе солнца" был школьник Игорь Розов, ныне публицист, много сотрудничающий с телевидением. Одна из комиссаров "Дофиновской республики", Светлана Зарицкая – сегодня ветеран нашей студии, руководит творческой редакцией "Лад". Еще один комиссар "Звездной", Михаил Мунтян – классный телеоператор, выдает нас в эфир, оставаясь на невидимом фронте.

— Так вы, значит, с тех пор?..

— В октябре шестьдесят пятого я отправился на службу, в ноябре шестьдесят восьмого вернулся. А в декабре – звонок с ТВ: нечего, мол, прохлаждаться. Режиссер Галина Захарова и редактор Юра Чернявский умели вовлечь в творчество. Работал я в областной молодежной газете, и редактор программ для детей и юношества Юрий Чевичелов предложил экранизировать мои очерки. Для будущего главного режиссера нашей студии Галины Дубиненко это стало курсовыми и дипломной работой в ЛГИТМИКе. По сей день работаем вместе. Виктор Гутыря – лет сорок на ГосТВ. Мой друг, режиссер и соавтор.

— А как попали в штат телестудии?

— "Вечерка", "Знамя", "Черноморка" и "Комсомолка" жили в одном издательском доме. Там же были Союз журналистов и пресс-клуб, в котором я заправлял молодежной секцией. Телевизионщики часто бывали у нас, мы – у них. Тогда наш Союз был элитарным, в общем-то, закрытым и вельми привилегированным. В этом замкнутом пространстве все хорошо знали друг друга. А я еще и авторствовал на ТВ как сценарист, художник и поэт. Иногда случалось внезапно заменять заболевшего диктора – в студии или на съемках.

— Вас тянуло на экран?

— Мне это просто не приходило в голову. Изгибы жизни асимметрировали мое лицо. У меня была ужасающая одесская скороговорка, до сих пор не преодоленная полностью. Мои великие учителя были газетчиками. По этой дороге я и шел...

— Ну и...

— Приближался возраст ухода из комсомола и его газеты. Все, как будто бы, само решалось. Друзья, некогда ушедшие из "Искры" в "Вечерку" – Дима Романов, Витя Лошак, Сема Лившин, публиковавшие в "Антилопе" мои фельетоны, стали подаваться в Москву. Переход в "Вечерку" был уже определен. Но вдруг, как в пьесе, звонок: есть мнение. Тогда такие судьбы, как и браки, свершались там, на небесах. Кое-что мне и до сих пор не ясно. Но я был переведен именно в Одесский областной гостелерадиокомитет. Где, как говорится, и служу по настоящий момент. Как могу...

— К юбилею студии в ее штате остались не все, с кем вы когда-то начинали...

— И не все, кто начинал до меня. И не все, кто приходил уже при мне. Разные люди, разные судьбы. Строго говоря, и у меня не раз были эвакуационные настроения. И соблазнительных предложении получал в избытке. И сейчас зовут. В эльдорадо...

— ?

— Я, видите ли, человек старых правил. Дал присягу, от нее – ни шагу. В моем возрасте и чине уже нельзя не понимать, что от себя не уйдешь никуда. А болтаться в поисках несуществующего счастья – слуга покорный. Впрочем, я уже у пенсионного порога. И разные разговоры ходят относительно того, куда меня теперь родина пошлет...

— Кстати, о разных разговорах: в Одессе толкуют о полном развале гостелестудии, о ее моральной и профессиональной деградации. Об уходе тех, кто хоть что-нибудь стоил. Нечто в этом роде открыто говорят некоторые ваши ветераны...

— Ну, отнюдь не все ветераны ОСТ – наши. Этот термин в народе, пережившем три революции и две воины, слишком серьезен и свят, чтобы им швыряться. Какие-то, безусловно, наши. Какие-то – не очень. Есть и "очень не". Десятки лет одни честно и творчески вкалывали, вели себя прилично, всемерно оздоравливали атмосферу, сплачивали людей. Другие являлись для отработки (протирать штаны можно и на троне, как сказал Ежи Лец). Кое-кто упоенно интриговал, сплетничал, отравлял души, стравливал сотрудников, хапал, наконец. Наряду с открытыми, дружелюбными и сердечными были скрытные, озлобленные, циничные. Жадные. Разные люди, разные следы оставили они в умах наших и душах. Само собой, по-разному ведут они себя и теперь. Увы, не всем старость приносит мудрость. Но наши ветераны с нами.

— А кто помоложе?

— В общем, та же история. Одно слово: люди. Всем нам свойственно искать "где лучше". Но на этом общность кончается. Ибо ценностные системы у нас разные. Разные папы-мамы когда-то по-разному объяснили нам, что такое "хорошо" и что такое "плохо". Да и времечко мутновато...

— А если подробнее?

— Человека, будь он даже и сотрудник ТВ, делают обстоятельства. Пробегите мысленно этапы, формировавшие их души. Конец 30-х годов и война (не на экране, а в жизни) едва ли способствовали моральному здоровью всех их воспитателей. От Сталина к Хрущеву, от Никиты к Брежневу, от этого "победителя фашизма" к Черненко, Андропову. От комбайнера-президента – к демократии улицы и площади. От поголовного атеизма к возведению святых храмов. И все это время они провели не где-нибудь там, в глухом углу: нет – на самой передовой, на высокой телетрибуне. Подумайте, каким могущественным моральным и интеллектуальным иммунитетом нужно обладать, чтобы остаться человеком. И некие мои "коллеги" делают сегодня передачи о молодежном бизнесе и юных богачах с такой же "искренностью", с какой готовили передачи о пороке вещизма молодежи, о фарцовке и низкопоклонстве перед Западом.

— Что ж, говорят: не меняются только дураки.

— Изменяться и изменять – не одно и то же. Почему не каются в прошлых грехах, а оголтело накручивают новые? Откуда эта наглейшая ухмылка над нашими бедами? Да: изменники. Именно так назовет их честное поколение журналистов. Одного из таких авторов я хорошо знаю лично. Непьющий...

— Но ведь вы сами часто говорите: дыма без огня не бывает.

— Конечно, и мы – не без греха. Но повод ли это для того, чтобы изгаляться в коммерческом эфире насчет наших сложностей, ссорить нас с коллегами и зрителями на голубом глазу. И ссылаться на чудесное прошлое. При том как бы забывая, что в прежние времена в Одессе была только одна-единственная телестудия. А не сорок, как сегодня. И что каждый выступающий получал за сие гонорар. И что уже в октябре собиралась коллегия: ка-ра-ул! На счету остается слишком много денег. Нужно срочно, да тридцать первого декабря, потратить! Мощнейшее было финансирование, до обком всесильный, не дающий в обиду. Да держава, заставляющая уважать себя и свои структуры. Неужели не ясно, что сегодня этого у нас нет!

— ?

— Дети видят-слышат, как в Киеве аукается и в Одессе откликается. Это надо, что называется, государству уметь так дать обтрепаться-обшарпаться своему ТВ на местах. Не говоря уже о том, в каком виде новому поколению наше телевидение досталось от ряда предшествующих "вождей". Небось, в их собственных хазах-фазендах нет никакой разрухи. Наоборот. Уж не по закону ли сохранения материи и энергии?

— Выходит, праздник со слезами на глазах?

— Впервой, что ли! И все-таки праздник. Дошли! Довоевали! И встречаем его не на задворках, не под забором – в строю. Тут ведь и впрямь, как в войну: кому она – мать родна, кому горе великое и его одоленье. И чтобы как бы ни творилось в генштабах, а победу делают здесь. Ежедневно и ежечасно, тянут лямку без шума и пыли. И без чинов. Наши, одним словом. И я – среди них. Тем и счастлив. С праздником, дорогие наши!

Интервью вел Александр ГАЛЯС.

Коллаж А. КОСТРОМЕНКО.