Номер 15 (1210), 25.04.2014

Продолжение воспоминаний профессора Ярослава Владимировича ПОДОЛЯКА. Начало в № № 10, 12-14.

Как мы учились при румынах

Вторжение немецко-румынских оккупантов в Одессу вызвало у населения безумную панику. Наши детские нервы не выдерживали напряжения, и мы вместе с взрослыми переживали неопределённость завтрашнего дня, а кое-кто даже считал, что пришёл конец нашей жизни.

Но румыны не стали уничтожать одесситов поголовно, они надеялись, что пришли сюда навсегда и поэтому решили заняться перевоспитанием детей и молодёжи, открыли школы, чтобы сделать из нас "правильных граждан Транснистрии".

1 сентября 1942 года румыны открыли школу № 30. Меня условно зачислили в 3-й класс, но потребовали метрику о рождении (немцы сожгли все школьные документы). Вместе с мамой я поехал в румынскую администрацию, которая располагалась у моста. Чиновник посмотрел на мои зубы, заглянул в штаны и выписал со слов матери дубликат метрики, которую я отнёс в школу. Потом я долго думал, зачем румын заставил меня снять штаны, но спрашивать у мамы было стыдно, а Лёлик мне сразу объяснил, что таким образом фашисты выявляют евреев, у которых обрезана крайняя плоть. Раньше я об этом не знал.

В учебную программу 3-го класса были включены незнакомые для нас предметы: "Закон Божий". "Пение", "История Румынии", "Румынский язык".

Священников мы видели только в кино, а теперь в школе мы с ним встречались почти каждый день. Когда он шёл по коридору, одетый в чёрную рясу, с большим крестом на груди, мы замедляли шаг и прижимались к стене, с любопытством наблюдая, как он делал крестное знамение в нашу сторону. Вначале мы не знали, что делать, но потом он разъяснил, что в ответ надо креститься и показал, как это делают православные христиане. На уроках Закона Божьего мы внимательно слушали библейские истории. Он учил нас молитвам, приобщал к христианским обрядам, водил в церковь. Несмотря на то, что мои родители были атеистами, мне было интересно знакомиться с религией, её обрядами, культами и молитвами. Самым удивительным было то, что на уроках Закона Божьего мы вели себя очень тихо и прилежно, в отличие от других уроков.

Оригинально проходили уроки пения. До этого нас никто не учил петь. Ни один мальчик, ни одна девочка не занимались вокалом. Потому эти уроки были трудными и очень неприятными. Лысый учитель в очках и в помятом костюме что-то скрипел на своей скрипке, а потом требовал, чтобы мы хором пели: "до, ре, ми, фа, соль, ля, си". Но поскольку ни слуха, ни голоса у нас не было, то мы издавали какие-то страшные звуки, за что учитель наказывал нас смычком по голове или по уху. Однажды он подошёл к Володьке, который "старался" петь громче всех, схватил его за ухо и, оттянув, резко ударил смычком. Из уха пошла кровь - мы испугались и больше не визжали на его уроках, а просто открывали рты.

Для "румынизации" осенью 1942 года из Бухареста к нам прибыла молодая учительница румынского языка. Ее поселили в освободившуюся комнату нашей квартиры. Меня поразила её худоба, тёмный цвет лица и чёрные длинные волосы. По-русски она не говорила, но как-то объяснила бабушке, что перед едой она должна выпивать столовую ложку уксуса, чтобы сохранять фигуру. На меня она не обращала никакого внимания ни дома, ни на уроках, которые вела в нашем классе.

Первое знакомство с нашим классом для неё было не совсем удачным. Когда она вошла в класс и что-то стала быстро говорить по-румынски, мы зашумели. Тогда она медленно открыла свою сумочку, взяла оттуда пригоршню кукурузы и высыпала на пол. Класс замер, но Ваня продолжал гудеть и смеяться. Учительница грациозно подошла к нему, взяла его за ухо и поставила коленями на кукурузу. В абсолютной тишине румынка раздала нам буквари и начала урок. Не зная алфавита, мы только рассматривали цветные картинки, а учительница, не обращая на нас внимания, занялась своим лицом, разложив на столе зеркальце, коробочки, кисточки. Перед окончанием урока она просмотрела собранные буквари, неожиданно крикнула "drakule" и помчалась к директору школы. Директор раскрыл букварь, в котором было написано русское слово из трёх букв, и грозно спросил:

- Кто написал? Признаваётесь!

Мы молчали. Тогда директор сказал:

- Завтра утром родительское собрание. Чьи родители не придут, ученики будут отчислены из школы.

В результате родители вынуждены были гасить конфликт продуктами и деньгами, чтобы задобрить директора школы и румынскую учительницу. Последующие уроки румынского языка проходили под страхом физического наказания и исключения из школы. Через два месяца мы выучили несколько десятков румынских слов и научились считать до ста.

На уроках по истории Румынии мы изучали и раскрашивали карту страны, а учитель пытался раскрыть нам величие "Rumania Mare".

Война показала низкий уровень морально-боевых качеств и слабую профессиональную подготовку румынских солдат. Солдаты "Rumania Mare" были неграмотными, голодными, вороватыми и трусливыми людьми, они боялись не только партизан и морских пехотинцев, но и своих офицеров, которым была предоставлена большая власть над подчинёнными. В румынской армии царила жестокая палочная дисциплина. Как-то я слышал крики несчастного денщика, которого офицер избивал нагайкой за то, что тот не успел почистить ему сапоги.

Как показали многие румынские солдаты 5-го егерского полка, взятые в плен 9 февраля 1942 года, за малейшую провинность офицеры их "зло избивали", полковые интенданты вместе с офицерами присваивали себе из солдатского пайка жиры, сахар, мыло...

В то же время румынские офицеры пресмыкались перед немецкими солдатами, например, уступали им дорогу, а иногда отдавали им честь и выполняли их команды. По данным военного кабинета Румынии, отношения между румынскими и немецкими солдатами были "одними из худших", часто происходили избиения и даже убийства немцами румынских военнослужащих...

Несмотря на так называемое румынское воспитание, в школьной жизни были и приятные дни. Например, меня обрадовало объявление, что после занятий состоятся уроки рисования. Молодая учительница сказала, чтобы каждый ученик приобрёл себе чёрные карандаши различной твёрдости и лист белого ватмана формата 30х40 см, причём бумагу нужно было специально подготовить, т. е. наложить на фанеру, смочить водой и закрепить кнопками с обратной стороны.

Учительница начала урок рисования с того, что поставила перед нами кувшин и сказала:

- Возьмите карандаш так, чтобы он лёг на вашу ладонь, и прижмите его большим пальцем. Не торопитесь, рисуйте мягко, полутонами, потом я проверю, на что вы способны.

У меня никак не получалось держать карандаш, как она показывала, т. е. всей ладонью. По привычке карандаш я держал тремя пальцами и забыл про полутона. Кувшин получился кривобоким, как бы врезанным в бумагу. Учительница улыбнулась и сказала, что у меня всё получится, если буду тренировать руку. К следующему уроку я подготовил чистый лист ватмана, но учительница к нам больше не пришла. Директор сообщил, что её арестовали.

Уже через два года мечты оккупантов сделать Транснистрию своей колонией, а детей и подростков гражданами Румынии развеялись в пух и прах. Под натиском Красной Армии в конце 1943 года румынские войска бежали из Одессы без оглядки. Потому зимой 1944 г. занятия в школе были прекращены, а дети стали искать себе развлечение на улице. Однажды от скуки я заглянул за забор нашего двора и увидел на "той стороне" художника, который стоял перед мольбертом и держал в руке палитру с красками. Прищуриваясь, он смотрел на наши дворы с тылу, а затем смешивал тонкой кистью на палитре краски и переносил их на полотно. Я не мог оторваться от его рук, которые создавали реальную картину наших дворов. Художнику, очевидно, понравилось, что я так долго наблюдаю за его работой, и он спросил:

- Хочешь быть художником?

- Конечно, только спрошу у бабушки, - ответил я и побежал домой.

- Хорошо, - понимая моё влечение, сказала бабуся. - Сколько будут стоить уроки?

Борис сказал, что за уроки он денег брать не будет. Очевидно, ему хотелось иметь своего ученика.

На следующий день я пришёл к Борису домой. Он жил на Ярмарочной площади в доме № 102, в небольшой квартирке с низкими потолками. На стене висела картина, написанная маслом, на которой был изображён Борис в зелёном бархатном пиджаке. Я спросил:

- Кто рисовал ваш портрет?

- Во-первых, маслом не рисуют, а пишут. Во-вторых, называй меня на "ты". И, в-третьих, это моя работа. Автопортрет я писал с помощью зеркала. Посмотри вот эти рисунки, - сказал Борис и вытащил со шкафа большой альбом.

Среди множества рисунков, сделанных карандашом, я узнавал некоторых соседей Бориса: вот, например, Костя Зуб (он получил эту кличку из-за своих длинных передних зубов), а вот девочка Таня с чёрными косичками, которая, очевидно, нравилась Борису. Затем он взял лист чистой бумаги и показал мне основные пропорции человеческого лица в анфас, отметил особенности рисунка лица в профиль и три четверти.

На этажерке лежали три тома "Исторiя искусствъ" П. П. Гнедича, 1885 г. С.-Петербург. Изд. А. Ф. Маркса. Борис выбрал 3-й том и сказал:

- Возьми эту книгу домой и ознакомься с настоящим искусством. Потом мы с тобой побеседуем.

В книге были чудесные литографии и краткие описания жизни и творчества великих мастеров. Эта книга укрепила мою мечту стать художником. Но, к сожалению, этой мечте не суждено было сбыться - художник Борис, как юноша, достигший в 1944 году призывного возраста, был отправлен в штрафную роту и погиб под Яссами.

В последние месяцы оккупации 1944 г. немецкие фронтовые части пришли на смену румынским тыловым подразделениям. И снова немцы заняли нашу школу. Учеба прервалась...

Перед тем, как вернулись наши

Летом 1943-го жители Пересыпи чувствовали себя более уверенно. Это объяснялось тем, что люди получали кое-какие сведения о наступлении Красной Армии, надеялись на скорую встречу со своими сыновьями и отцами. Кроме того, значительно улучшилось материальное положение жителей за счёт расширения торговли, открытия новых производств и сокращения числа безработных.

Я не понимал взрослых, не интересовался их разговорами, но как-то вечером к нам пришёл мужчина и стал о чём-то шептаться с бабушкой. Когда он ушёл, на столе остались несколько писем с марками, на которых был профиль Гитлера. Я слышал, как бабуся сказала маме, что этот человек принёс письма от наших девушек, которых угнали в Германию. Нужно было эти письма переложить в другие конверты и отправить по указанным адресам - в сёла Одесской и Николаевской областей. Мама купила конверты, надписала адреса и перед тем как запечатать письма, прочитала некоторые из них вслух. На небольших листочках были написаны несколько фраз, которые писались чернильным карандашом через многоточия:

"Дорогая мамочка... родненькая... любимая... Мне здесь... хорошо... Домой... не хочется... Целую тебя... Дорогая мамочка... родненькая... родненькая... родненькая".

Слова и буквы были размазаны слезами. Бабуся, читая эти строчки, всё понимала, искренне жалела девчат. Писать правду о немецком рабстве было опасно - военная цензура могла сообщить о настроении автора в гестапо. Я снял с конвертов марки с портретами Гитлера и проколол ему глаза. Вот и всё, что мог сделать десятилетний ребёнок. Думаю, письма несчастных пленниц дошли до их родителей, а эти марки сохранились у меня до сих пор, и когда я просматриваю альбом с марками, то вспоминаю страшную участь советских рабынь в фашистской Германии...

В марте 1944-го у ворот нашего дома остановилась военная машина, из которой вышли два солдата в защитных пилотках и офицер в мундире, в красных петлицах с пятиугольными звёздочками - его форма чуточку была похожей на одежду красного командира. Детвора сразу же окружила их. Между собой они разговаривали на знакомом мне языке, и офицер, узнав от меня, что моя бабушка разговаривает по-чешски, зашёл в нашу квартиру, но быстро вышел, сел в машину, и они уехали. Потом бабуся рассказала, что это был словацкий офицер, который спрашивал, как найти партизан. Офицер пытался установить связь с одесскими партизанами, но бабушка ничего не знала об их существовании, хотя и сказала, как им проехать в Усатово. После окончания войны мы узнали, что это была разведка словацкого запасного полка, находившегося в Одессе в составе оккупационных войск.

В марте началась эвакуация из Одессы граждан немецкой и болгарской национальностей. На эвакуационные пункты бросились не только немцы и болгары, но и коренные одесситы, которые сотрудничали с немецко-румынской властью, имели свои магазины, рестораны, кафе и парикмахерские, а также лица с явно криминальным прошлым. Они увозили с собой невероятное количество багажа с награбленным добром, а также музейные экспонаты - картины, фарфор, ковры, музыкальные инструменты. Румынские пограничники получали от беженцев взятки в несколько тысяч марок или просто отнимали награбленное добро.

Жители Пересыпи начали скупать в открытых ещё магазинах и рынках продукты, цены на которые резко подскочили вверх. Килограмм сала стоил 100 марок, литр молока - 300 марок, пуд картошки - 150 марок. К середине марта из-за отсутствия продуктов были закрыты все лавочки, а на базарчике снова происходил обмен вещей на продукты.

Люди боялись, что немцы будут оборонять Одессу. Но, к счастью, слухи не оправдались. С 1 апреля немцы начали на улицах рвать провода воздушной связи и взрывать колодцы подземной телефонной связи. На "той стороне" немцы рвали рельсы, минировали и поджигали складские помещения, но жилые дома пока не трогали. Мы взбирались на крышу, чтобы посмотреть, в каких местах горит Одесса. Многие женщины переживали, не горит ли театр оперы и балета. На улицу выходить нельзя было, все боялись, что будут уличные бои. Верующие женщины собирались у Андронники Башкович и молили Бога о спасении.

Хорошо помню 6-е апреля 1944 года, когда отступали фашисты. Они шли гуськом, прижимаясь к стенам домов, и вдруг начали бить прикладами по нашим окнам, выходившим на улицу. Бабуся прижимала меня к себе и шептала: "Не надо бояться. Это скоро закончится".

Однако отступающие немецкие войска начали вымещать злобу на мирном населении. Мужчины призывного возраста и крепкие девушки и женщины подлежали отправке на принудительные работы в Германию. Но планы оккупантов были нарушены стремительным наступлением Красной Армии.

(Окончание следует.)