Номер 41 (1138), 2.11.2012

Петр ВАХОНИН

Из всех видов человеческой деятельности
власть над себе подобными,
хотя и вызывает наибольшую зависть,
наиболее разочаровывает,
ибо она не дает уму ни минуты роздыха
и требует постоянных трудов.

М. Дрюон. "Яд и корона".

"Ку-клукс-клан" - щелкает затвор. Так же, как затвор, клацает замок на огромной решетчатой двери, ведущей в тюрьму. Затвор - символ безвременья окончания. Он делит мир на до тебя и после, он конечен. Тот же звук двери оставляет надежду, но то же делит мир на до и после... Неважно, заходишь ты в эту дверь сотрудником или невольником, главное - за ней остается другой мир, который вновь ты можешь обрести, лишь выйдя из тюрьмы.

Что вообще за страшный такой зверь тюрьма? Наверное - это единственный символ государства, которым пугают всех от мала до велика, о котором сложено громадное количество пословиц и поговорок: от тюрьмы да сумы не зарекайся; пошел к куме, а застрял в тюрьме и т. д. до самых пошлых: попал в тюрьму, меняй жену. Самое главное, что любое высказывание, поговорка соответствуют правде.

Много лет проработав в пенитенциарной системе, я иногда задаю себе наивный, можно сказать, детский вопрос: "Что появилось раньше - курица или яйцо?" - государство или тюрьма? Ведь еще в догосударственном первобытно-общинном строе появились места для изоляции противников данного племени.

Впрочем, не эти исследования я хочу довести до читателя. Тюрьма - это сконцентрированная до малюсенькой точки капля того мира, в котором мы живем. Именно об этом сконцентрированном мире я и хочу рассказать.

Для начала - как я попал в тюрьму...

Далеко на окраине Российской империи расположился "стольный град", кто не знает географии, поверьте на слово, это далеко, очень далеко. Есть и преимущества. Как писал Иосиф Бродский, "...и от Цезаря далеко, и от мути, лебезить не надо, трусить, торопиться, говорят, что все наместники - ворюги, но ворюги мне милей, чем кровопийца".

Именно далекость и сделала городом вольных людей. Там не было зажравшихся, зато было очень много военных и шпаны. Честно говоря, больше меня тянуло к шпане, с ней было проще и свободнее. Уже в детстве я усвоил тюремное правило - не верь, не бойся, не проси. До сих пор я считаю это справедливым. Моя мать, простая, житейски умная и очень любимая мной, привила мне еще одно правило в дополнение к предыдущему. Совсем маленьким, сопливым пятилетним пацаненком, я подрался с такими же малышами и, плача не столько от боли или страха, сколько от обиды, прибежал домой поближе к родному, маленькому подолу. Конечно, она выслушала меня, отложила все дела, взяла за руку, и мы вместе пошли к моим обидчикам.

По дороге мать подобрала какую-то тоненькую хворостинку. Подошла к двум пятилетним забиякам, поинтересовалась: "Эти?" Я, глотая слезы, кивнул. Тогда произошло неожиданное: небольно, но очень обидно она подобранным прутиком стеганула меня по ногам и сказала: "Запомни, сынок: доносчику первый кнут, и вообще, мужчина должен уметь постоять за себя". Сказала, как отрезала, и ушла, а я неожиданно для себя перестал реветь. Я, маленький человечек, понял ее, понял, что нужно быть достойным этой высшей материнской доброты, когда к тебе относятся, как к равному, не читают нудные нотации, а объясняют все действием. Так что можно сказать, что основные правила, по которым я стараюсь жить, впитаны с детства, с тем материнским прутиком: не бойся, не проси, не подличай.

Шли годы, я видел себя путешественником - этаким Дерсу Узалой, хотел стать археологом или геологом. Ездить в экспедиции открывать старые или новые миры, но... Пришло время поступать в институт, однако я не поступил, косить от армии не хотел и с кучей таких же, как я, молодых и стриженых пошел в первый чисто мужской коллектив - бригаду ВДВ. Не в какую-то там привилегированную гвардейскую, а в самую настоящую боевую часть, расположенную у госграницы и нацеленную на защиту этой самой границы.

Ликбез был коротким. Старшина собрал нас, молодых, и сообщил:

- Если не поняли, куда попали, поясню. Представьте себе, что Советский Союз - это человек, Забайкалье - задница этого человека, так вот Магоча (место нашего расположения на юге Читинской области) - это дырка в этой заднице.

На самом деле все было совсем не так гибельно и страшно, как рассказывал строгий старшина, но все-таки после армии потянуло меня на юга...

Все-таки сбылись мечты, получил я профессию геолога, поездил по огромному Советскому Союзу с геологическими партиями, попел песен у костра, попил водки и остепенившимся (читай - женатым) попал на родину жены в Днепропетровск.

Как на мой взгляд, конец девяностых XX века - время было хорошее: все одинаково нищие, но веселые, обхохочешься. Смех, конечно, смехом, но мужчина должен содержать семью, хотя бы пытаясь создать для нее максимально комфортные условия, а с заработками у геологов становилось все хуже и хуже. И в середине девяностого года я оказался в Чернобыле, на должности помощника бурового мастера. Работали на четвертом блоке. Впрочем, об этом написано и говорено столько, что нового вроде бы и не расскажешь, разве что когда-нибудь и в другой книге, а пока, пока вернулся я в ставший родным Днепропетровск. Работы не было, был становившимся бесполезным диплом. Хотя почему, собственно, бесполезным? Раз есть диплом, есть повод и выпить за него, что мы и сделали, собравшись 13 июня 1990 года в днепропетровском ресторанчике "Красный коралл".

Хороший был ресторанчик, время хорошее, и гуляли хорошо, но запомнился день не гулянкой, а объявлением о том, что в Днепровском централе начался бунт. Дома я видел по телевизору кадры (уже была гласность). Черный дым из выбитых окон - жгут матрасы, пятнистые костюмы, щиты и каски ОМОНа и спецназа, крики, шум, где-то невидимая, но слышная стрельба. Напряжение, ощущаемое кожей даже через телевизионный экран. Неожиданно все запомнилось фотографически точно, возможно, потому, что этот бунт оказал прямое воздействие на мою дальнейшую жизнь...

Через несколько месяцев (я помогал тестю убирать снег) подъехала черная "Волга", из нее вышел незнакомый мне мужчина и стал о чем-то разговаривать с тестем. Я не слышал, о чем, но разговор был какой-то раздраженный. Когда незнакомец уехал, тесть, не дожидаясь вопросов, сказал:

- На пенсию из-за бунта гонят, вот и приехал пчел попросить.

- Кто это? - спросил я.

- Да брательник двоюродный, - ответил тесть.

- Чего ж на пенсию, молодой ведь?

- Так из-за бунта. Он же начальник тюряги.

А еще через час, выходя из булочной, прямо на двери я увидел большой плакат, приглашавший на работу в тюрьму, которая тогда находилась в ведении МВД. Работы у меня не было, перспектив ее обрести тоже не было, а плакат предлагал все "райские блага": высокие зарплаты, обмундирование, пайки и внеочередное жилье. Подумали мы дома с женой, посоветовались, и, несмотря на то, что жена была против, утром с чувством легкой брезгливости я пошел в кадры.

Когда увидел неуютное, неухоженное помещение отдела кадров, чувство брезгливости усилилось, я уже думал окончательно уйти, но кадровичка - очень хорошая, душевная женщина - все-таки уговорила сдать документы и попробовать.

- Ну а захочешь, потом уйдешь, - добавила она.

Так я попал контролером-сержантом в 1-ю гвардейскую смену.

(Продолжение следует.)

Литературная обработка
Валентина РОЕВА.