Номер 22 (1511), 30.07.2020

Аркадий РЫБАК

Художественно-документальная повесть

(Продолжение. Начало в №№ 20–21.)

6

Погибнуть или выжить на войне — дело случая. Кто вам даст гарантии даже в тот момент, когда вы вроде бы уже сели на пароход, покидающий осажденный город? Раньше или позже, но многим захотелось оказаться подальше от бомбежек и артобстрелов. Надеяться на чью-то помощь неразумно. Нужно было самим решать, что делать.

Семья моей матери до войны жила в самом центре Одессы в доме Папудовой, что рядом с Соборной площадью. Мой дед Лева трудился в Украинском театре начальником электроцеха. Каждое лето труппа выезжала на гастроли. В 41-м разъезжали по Белоруссии и с успехом выступали в нескольких городах. Там одесситов и застала война. По какой-то разнарядке сверху театр сразу отправили на Волгу без заезда домой. Но дед Лева от коллектива оторвался и на перекладных добирался до Одессы, где остались жена, трое детей и престарелые родители. Неделя в дороге развеяла все иллюзии. Цивилизованные немцы сразу показали себя средневековыми варварами. Жгли деревни, вешали и расстреливали мирных жителей. К евреям были беспощадны. От них нужно было бежать без оглядки. С этими мыслями Лев добрался до Одессы. Он поделился своими соображениями с отцом. Жене объяснил, что в театре его ждут и нужно побыстрее ехать. Город еще не был в осаде, еще ходили поезда, но достать места в пассажирском вагоне казалось невозможным. В первую очередь вывозили ценности и оборудование предприятий, отправляли в тыл специалистов, которые должны были наладить производство на новом месте. Эвакуировали раненых. Оставался морской вариант.

Транспорта тоже не хватало. Без специального разрешения стало невозможно вывезти из Одессы автомобили и мотоциклы, даже телеги и лошадей. Да и нанять биндюжника оказалось не так просто. Лева смог. Вот они уже в хаосе, царившем на причалах порта. Есть надежда попасть на ближайшее судно. Выбирать не приходится. Кому как повезет. В тот день грузилось одно из самых комфортабельных судов пароходства — теплоход "Ленин". Шум, крик, мат-перемат. Условная очередность посадки. Семейная телега все ближе к борту. Еще чуток — и они будут на палубе, где уже скопилась масса народа. Но тут руководивший посадкой офицер дает команду закончить погрузку. Мест нет. Теплоход и так перегружен втрое против нормы.

Все. Разговоры бесполезны. Дети притихли. Взрослые удрученно разводят руками и смотрят друг на друга. Надо ждать. Они дождались и ушли в море на другой день на другом судне. А комфортабельный теплоход "Ленин" 27 июля был потоплен немецкими бомбами. Погибли все пассажиры и экипаж. В их числе могли оказаться моя мать и вся ее семья...

Их пароход заходил еще в Николаев и Херсон, а высадил всех в Мариуполе. Оттуда предстоял путь поездом до Пензы, где в это время учился старший сын. Нужно было попасть в Куйбышев и присоединиться к театру. Когда очутились на Волге, выяснилось, что гастроли отменили и весь коллектив откомандировали в киргизский город Токмак. Ближе к зиме мама со всем семейством добралась до неведомой им доселе точки на карте и задержалась там на два с половиной года.

7

...Утомленный и потерявший голос врач позволил им пройти в палату. Вдоль стен тянулись ряды коек. В нос шибанул запах крови, пота и лекарств. Среди забинтованных и стонущих тел Миша не сразу нашел отца. Беня лежал на спине и ровно дышал. Совершенно бледное лицо не выдавало никаких эмоций. Он спал. Блюма затряслась всем телом, не давая рыданиям перейти в истерику. Она не понимала, как жить без мужа. Как вообще дальше жить...

Коек с ранеными было много. Посетителям сесть было негде. Они постояли какое-то время. Тут Мишу окликнул боец с забинтованными руками:

— Пацан, раскури мне папироску!

Миша раньше никогда не курил. Баловался, правда, как-то с друзьями в крепости возле лимана, но ему это дело не понравилось. Раненому как отказать? Он покосился на мать. Блюма ушла в себя и вокруг ничего не замечала. Миша раскурил папироску и отдал бойцу. Тут его окликнули из другого конца палаты:

— Позови сестричку!.. Принеси попить!..

Мальчик бросился выполнять просьбы.

Потом он приходил в госпиталь каждый день. Беседовал с отцом, помогал раненым. Его уже все знали по имени. Наверняка, глядя на расторопного парнишку, многие вспоминали собственных детей. Блюма больше хлопотала дома. В один из дней начальник госпиталя сказал, что тяжелораненых приказано эвакуировать в тыл. Добавил, что с ними разрешено ехать близким родственникам. Время на сборы — двое суток. Больше никаких подробностей.

Блюма бросилась к свекру:

— Собирайтесь, послезавтра вместе с Беней отплываем!

Дед ничего не сказал. Вечером, когда все собрались на ужин, он сообщил, что в ближайшее время никуда не поедет, ибо на носу важнейшие религиозные праздники. Но запретить детям ехать он не собирается. Все они уже взрослые. Блюма с сыном в любом случае должна ехать с раненым мужем — это не обсуждается. А вот Эстер и Яша должны решить здесь и сейчас. Яше было чуть больше двадцати, и он рвался воевать с фашистами, но оставить родителей даже думать не мог.

— Или едем все, или я останусь с вами, — был его ответ.

Красавица Эстер была несколькими годами старше брата, но слыла девушкой домашней и к самостоятельным действиям не приспособленной. Она вообще никогда нигде не была без родителей. Куда уж ей рваться в такой неразберихе? Так и порешили: Блюма с Мишей отплывают вместе с госпиталем, а Рыбак-старший с двумя младшими детьми до окончания праздников никуда не двигается.

В 1941 году Рош-а-Шана (новый год по еврейскому календарю) выпал на 29 сентября, Йом-Кипур (Судный день) — на 8 октября, а завершающий череду осенних праздников Суккот приходился на 13–20 октября.

Мишин дед был мудрым человеком. Но был он еще и верующим. Разве мог он знать, что в захваченном фашистами Киеве именно на Рош-а-Шана будет устроена массовая казнь евреев в Бабьем Яру? Разве мог он предположить, что советское командование даст приказ своим войскам уйти из непокоренного города и оставить его беззащитное население на растерзание нацистам? Разве было записано в книге судеб, что в самый разгар Суккота из Одессы уйдет последнее судно, на котором его семье места не будет? Возможно, мудрый дед догадывался, что румыны будут мстить тем, кто годом раньше не остался под их началом. Он-то не стремился снова стать румынскоподданным...

Мишиному деду не суждено было узнать о том, что в канун того горестного Йом-Кипура в далеком заволжском городке его дочь Суя родила внука Борю. Этого рыжего шалуна мать растила сама. Ее бравый муж погиб в последний год войны где-то на подступах к Берлину...

Беня получил тяжелое ранение в начале сентября, когда против четырех советских дивизий фашисты бросили моторизованную бригаду, 11 пехотных и три кавалерийские дивизии. Всю эту армаду остановили в десятке километров от города. Но Бенцион Рыбак узнал новость на больничной койке. Осколки снаряда изрядно попортили ему ногу. Врачи долго колдовали над ней, пытаясь сохранить конечность. Осколки извлекли, но раздробленные кости и порванные связки обещали неприятности. К моменту, когда Беню подготовили к эвакуации, защитники Одессы запросили подмогу у главного командования. 17 сентября из Новороссийска прибыли кадровая стрелковая дивизия и дивизион реактивных минометов. Примерно в те же дни теплоход "Абхазия" принял на борт Мишу и его родителей...

В 30-е годы "Абхазия" была одним из многочисленных пассажирских судов Черноморского пароходства, регулярно ходивших по очень популярной Крымско-Кавказской линии. Еще до войны место в капитанской рубке занял Леонид Заикин. Летом 41-го его теплоход включили в состав санитарного транспорта и в начале августа переоборудовали для перевозки раненых. Каждый рейс мог оказаться последним. Капитан Заикин понимал это как никто другой. На теплоходе "Ленин", куда не смогла попасть семья моей матери, погибли жена и сын Заикина. В те месяцы под бомбами затонули другие черноморские суда — "Армения", "Грузия", "Украина", "Аджария", "Крым".

На "Абхазии" оборудовали операционную, в которой по ходу следования врачи сделали тысячи операций. Капитан Заикин 11 раз заходил в осажденную Одессу, каждый раз вывозя до тысячи человек. Судно обстреливали с берега и бомбили с воздуха, но сентябрьские рейсы были успешно завершены.

Миша много раз плавал на лодочках по лиману. Даже мог грести сам. Но на таком судне оказался впервые. Плавучий госпиталь качало. Там было очень тесно и страшно. Особенно когда рядом с бортом плюхались в воду бомбы, а самолеты с воем пикировали над самыми палубами. Мальчик не мог определить, где чувствует себя спокойнее: на палубе под открытым небом или в битком набитых забинтованными людьми кубриках. Парнишку полюбили медсестры, которым он помогал, и бойцы, для которых готов был выполнять мелкие поручения. Самым главным стало умение соорудить самокрутку и быстро ее раскурить.

Много позже раненные при обороне Одессы узнали, что их товарищи в конце сентября и начале октября провели несколько блестящих операций. Высадили десант в районе Григорьевки и захватили немало трофейного оружия, отодвинули фронт от города на несколько километров и на время приостановили обстрел порта. Миша с родителями были еще в районе Волги, когда узнали, что советские войска оставили Одессу. Ранним утром 16 октября последний корабль отошел от причала. О судьбе родителей, сестры и брата Беня не знал до конца войны. Мысль о них мучила его не меньше, чем боли в ноге и последствия контузии.

Возможно, Мишин дед сожалел о том, что не эвакуировался вместе с госпиталем. Мы об этом не узнаем. Наверняка известно только то, что сразу после взятия Одессы фашисты начали массовые убийства пленных, коммунистов, евреев и цыган. Наши родные не были ни коммунистами, ни пленными, ни цыганами. Они попали в список самых желанных для румын жертв: евреев, бежавших из Бессарабии в Одессу, было приказано казнить в первую очередь. Через неделю после отхода советских войск свезли безоружных людей в Дальник. Их разместили на складах, обстреляли плотным пулеметным огнем, потом подожгли, а для верности одно здание еще и подорвали. По разным оценкам, в тот день погибло до сорока тысяч человек! Мои предки могли быть среди этих тысяч. А могли оказаться в Доманевке или в другом подобном месте, где проходили акции уничтожения. Так было по всей якобы цивилизованной Европе...

* * *

На фронтах творилось неимоверное. Враг наступал. Под Москвой, на Кавказе и на Волге. Взят в блокадное кольцо Ленинград. Потери все больше. Куда девать уйму раненых, никто не знает, ибо такое не планировалось. Санитарные вагоны загоняют на станциях на запасные пути. Там они могут простоять день, три, неделю. Для раненых ищут временные пристанища. Война затягивается. На пороге зима. Эвакуированных потихоньку переправляют в Среднюю Азию. Большие и малые городки кишат приезжими из западных регионов страны. Не хватает ни жилья, ни школ, ни продуктов. В этом плохо организованном хаосе госпиталь, где находился старшина Бенцион Рыбак, наконец-то прибывает в Ош. Если вы не знаете, где это и что это, расскажу вам чуть позже. А пока аккерманский мальчик Миша заброшен за тысячи километров от родного городка и с большим опозданием идет в пятый класс... киргизской школы.

(Продолжение следует.)