Номер 20 (816), 26.05.2006

К 95-летию со дня смерти Константина Михайловича Фофанова

Ровесник Надсона, Фофанов принадлежал тому же времени, но по-иному. Если Надсон пытался перенести гражданственную лирику Некрасова в свои восьмидесятые годы, поднять поэтическим призывом на борьбу с Ваалом, то Фофанов предпочел выстроить вместо жесткой реальности пышный мир из поэтических грез.

Он родился в купеческой семье. Выходцы из олонецких крестьян, занимавшиеся сугубо практическими делами, родные не разделяли увлечения этого "купецкого сына" стихами, и поэт с ними порвал. Женился он на своей поклоннице Лидии Константиновне Тупылевой, с которой они познали полной мерой горе и нужду: одиннадцать детей (двое умерли в младенческом возрасте), вечная нехватка денег на самые неотложные нужды, психическая болезнь самого поэта, а затем и его жены... Однако ни о чем этом невозможно догадаться, читая стихи К. Фофанова.

Не правда ль, все дышало прозой,
Когда сходились мы с тобой?
Нам соловьи, пленившись розой,
Не пели гимны в тьме ночной.
И друг влюбленных – месяц ясный –
Нам не светил в вечерний час,
И ночь дремотой сладострастной
Не убаюкивала нас.
А посмотри – в какие речи,
В какие краски я облек
И наши будничные встречи,
И наш укромный уголок!..
В них белопенные каскады
Шумят, свергаяся с холма;
В них гроты, полные прохлады,
И золотые терема.
В них ты – блистательная фея;
В них я – восторженный боец –
Тебя спасаю от злодея
И торжествую наконец.

Русская поэзия, кажется, еще не знала такого откровенного отвергания жизни во имя поэтической мечты, такой откровенной попытки подменить одно другим! Имя Фофанова даже становится словно бы синонимом поэтического обмана.

Однако не только "красивый обман" был в его стихах. Фофанов, на определенный период, одна из крупнейших фигур русской лирики.

Это – лет восемь, которые отделяют смерть Надсона (1887) от появления первых русских символистов (1895). Интерес к Фофанову проявляют такие люди, как, например, И.Е. Репин, писавший в 1887 году В.Г. Черткову: "Знакомы ли Вы с произведениями молодого поэта Фофанова? Прочтите его... уверен, что и Вам понравится". Чехов именует себя "искренним почитателем его таланта". С высокой похвалой отзывается о своем сверстнике Надсон... Лев Толстой, один из самых суровых реалистов, в письме 1902 года, адресованном Фофанову, писал: "Я знаю и читал все. И хотя, как вы, вероятно, знаете, не имею особенного пристрастия к стихам, думается, что могу различить стихи естественные, вытекающие из особенного поэтического дарования, и стихи, нарочно сочиняемые, и считаю ваши стихи принадлежащими к первому разряду".

"Особенное поэтическое дарование", которое само по себе является частью реальности, жизни, и составляло силу и очарование поэзии Фофанова, не утраченные и поныне. И в этом отношении несомненный интерес представляет любовная лирика поэта, всецело посвященная его жене, самоотверженно ему преданной и любящей. В стихах чувствуется неподдельная любовь, нежность и тонкость, трепетность чувства.

Исполнен горького упрека
За злую повесть прежних лет,
За сон безумства и порока,
Я на ее гляжу портрет.
Я вновь люблю, страдая страстно,
И на меня, как в день обид,
Она взирает безучастно
И ничего не говорит.
Но к ней прикованный случайно,
Я не свожу с нее очей...
В ее молчаньи скрыта тайна,
А в тайне – память прошлых дней...

* * *

Отзвучали струны сердца,
Догорели краски дня;
Нет огней в природе сонной,
Нет в душе моей огня.
Только где-то сиротливо
В бледном сонме дум моих
Брезжит свет воспоминанья,
Как звезда небес ночных.
И томительно и сладко
Воскресают предо мной
Слезы прежнего страданья,
Песни радости былой...
Под последним блеском тлеет
Под золою уголек,
Так под первым снегом дышит
Поздней осени цветок!

Некоторые лирические миниатюры Фофанова словно предвосхищают поэтику символистов, картины Врубеля, Борисова-Мусатова.

* * *

От луны небесной, точно от лампады,
Белый и прозрачный блеск разлит. Вдали
Темные аллеи, полные прохлады,
Шепчутся о тайнах неба и земли...
Где-то торопливо скрипнула калитка.
Кто-то раздвигает влажную сирень...
Вот в саду мелькнула белая накидка,
В озаренной чаше проскользнула тень...
Нет, вокруг все тихо! Это только греза!
За окошком осень. Это шепчет мне
В ароматной дреме молодая роза,
Тихо увядая на моем окне...

* * *

Мне нужен свет любви твоей, –
Не омрачай меня сомненьем!
Живешь ты жизнию моей,
А я живу твоим волненьем.
Над мрачной бездною скользя,
Я не ищу земного счастья.
Но жить без твоего участья –
Как жить без сердца – мне нельзя!

* * *

Как стучит уныло маятник,
Как темно горит свеча;
Как рука твоя дрожащая
Беспокойно горяча!
Очи ясные потуплены,
Грустно никнет голова,
И в устах твоих прощальные
Не домолвлены слова.
Под окном шумят и мечутся
Ветки кленов и берез...
Без улыбок мы встречалися
И расстанемся без слез.
Только что-то не досказано
В наших думах роковых.
Только сердцу несогретому
Жаль до боли дней былых.
Ум ли ищет оправдания,
Сердце ль памятью живет
И за смутное грядущее
Прошлых мук не отдает?
Или две души страдающих,
Озарив любовью даль,
Лучезарным упованием
Могут сделать и печаль?

* * *

Снегурка

Весной мне снился сон чудесный:
Живей струилась в сердце кровь,
И ты, мой ангел поднебесный,
Сулила счастье и любовь.
Цвел майский вечер, я был молод,
Я верил клятвам, жизнь любя...
Прошла весна... В природе холод,
И холод в сердце у тебя!
И что же! Тонкою иглою
Живописующий мороз
Всё то, чем грезил я весною,
На стекла дивно перенес.
Тут всё: прозрачные ущелья,
И лес у белого ручья,
И ты, в жемчужном ожерелье,
Снегурка бледная моя...

* * *

Прошла любовь, прошла гроза,
Но грусть живей меня тревожит,
Еще слеза, одна слеза,
Еще – последняя, быть может.
А там – покончен с жизнью счет,
Забуду всё, чем был когда-то;
И я направлю свой полет
Туда, откуда нет возврата!
Пусть я умру, лишенный сил,
Не все кончина уничтожит.
Узнай, что я тебя любил,
Как полюбить никто не может!
С последней песнею любви
Я очи грустные смежаю...
И ты мой сон благослови,
Как я тебя благословляю!

Подготовил Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.