Номер 45 (688), 21.11.2003

Очерк

Он вырос в добротной, порядочной семье.

Это было на одесской окраине – Красной слободке в середине 40-х годов. Вообще, там жили, в основном, простые люди. В большинстве работяги – с пересыпских предприятий, отчасти кустари или лавочники.

До революции они едва соприкасались с культурой – больше благодаря построенной на деньги Маразли так называемой Народной аудитории, где ставились малороссийские мелодрамы, устраивались танцы и вертелась молодежь.

Здесь же красовалось великолепное кирпичное здание, переходящее в другое почтенное медицинское учреждение – психиатрическую больницу. Недаром после ее постройки одесситы стали говорить: "Попасть под зеленую крышу", и это считалось весьма позорным. Хотя здание было всегда другого цвета.

Также подшучивали в городе над таким заведением, как пробочная фабрика Арпса. "У тебя не хватает пробок в голове!" – так смеялись над недалекими гражданами, хотя потом оказалось, что из пробочниц вышла одна знатная певица... в Румынии, не говоря уже о великой певице Неждановой, родившейся по соседству со Слободкой-Романовкой – на Кривой балке.

Но не будем перечислять других здешних знаменитостей – от Н. Матяша, который стал из кочегара знатным писателем, или лавочника с Привоза, чьи сыновья – Гридины – пошли в подпольные революционеры. Кроме дирижеров актеров и танцоров здесь выросли знатные футболисты вроде Дзюбинского, попавшего в ГУЛАГ, или даже мастеров кожаного дела – Ижикевичей с Юркевичами... Чем не деятели!

Тут надо учесть, что одним из немногих слободских предприятий было именно кожевенное, а полностью – Кожевенное объединение им. В.И. Ленина. И в числе знатных мастеров там был и некто Шпак. А точнее, сын этого Шпака. Тот самый, который и совершил вышеуказанный поступок – убийство...

Ну, так что же именно произошло там, в довольно тихом и даже замкнутом краю – на Слободке, став достоянием не одного поколения местных жителей?

Казалось бы, этот край раньше ничем особенным не отличался, если не считать, что тот же портовик Коля Матяш, раньше "подпиравший слободские углы", объявил "на минутку" в Народной аудитории в перерыве между танцами о... свержении царя в 1917 году, а Леня Утесов один раз выступал в другой слободской аудитории – будущем кинотеатре им. Чубаря. Ведь больше ничего особенного там, в пределах слободских кутков, не бывало. Недаром во всей литературе об Одессе – от Катаева и Бабеля с Паустовским и Олешей – нет ни слова даже про "зеленую крышу"... Но здесь произошла другая трагедия. С началом Великой Отечественной здесь размещалось еврейское гетто.

Это случилось не сразу после прихода румын. Наоборот, на Слободке впервые открылся кинотеатр – в конце ноября 41-го, когда показали в той же Народной аудитории, она же кинотеатр им. Старостина, военную хронику (взятие Киева, обстрел Ленинграда снарядами с именными надписями), а потом прокрутили немецкую музыкальную мелодраму "Серенада сердца". Это шло при большом наплыве молодежи, которая перед сеансом танцевала под пение советской Изабеллы Юрьевой танго "Маленькое счастье". Все хохотали от конфуза румынских постовых, которые вломились в фойе прямо через большое трюмо, приняв его за... дверь в другой зал (они никогда не видели больших зеркал!). И в числе смеявшихся над такими темными личностями наряду с прочими слободскими юношами и девушками вроде Коли Чайковского или Лены Мельниковой был также он, молодой Борис Шпак.

Но прошло еще полтора месяца с начала румынской оккупации, как сюда, на тихую Слободку, потянулись по особому приказу со всех концов Одессы местные евреи. В кинотеатре "Старостина", а теперь каком-то "Дачия" появилась сигуранца.

Не сразу люди узнали, что это такое. Охранка, тайная полиция, как бы филиал тюрьмы. Сюда попали первые слободские жители из числа подпольщиков. Но такие, как молодой Борис Шпак, об этом не знали, занимаясь своим кожаным делом.

Бывший кожзавод © 1, расположенный на одной из слободских улиц, начал свою работу. Там обнаружили залежи выделанных листов кожи, и они пошли в дело. Например, уже на другой месяц оккупации один из опытных мастеров из числа Ижикевичей – Юркевичей получил за свое ценное добро настоящие немецкие райхсмарки, и один из их сыновей уже показывал приятелям бумажку в 20 марок, хотя в городе еще ходили советские рубли, а до их обмена на оккупационные марки (райхскредиткассеншайне) еще оставалось целых полгода. И таким богатством пользовался Борис Шпак...

Что он тогда собой представлял? Как теперь бы сказали – крутой парень, что называется. До войны учился в школе, и там отличался лихими выходками. Мог ни с того, ни с сего подраться, просто любил грубоватые подначки, дерзил учителям. Ни с кем вроде бы не дружил, но и с девчонками вроде бы не таскался. Лишь с возрастом в нем взыграло, и он буквально попер, как конь, на податливых девиц, в том числе на игривую пианистку Н.Г., которая явно сошлась с ним. Что было с ним в начале войны – трудно сказать, но вот ныне...

Пожалуй, он даже затерялся среди обилия людей, которые теперь заполонили Слободку. Этот пригород вполне напоминал период бомбежки, когда сюда как и в дачные места вроде Аркадии или Большого Фонтана, хлынули люди из центра города. То и дело вертелись молодые и даже старые евреи, которых загоняли сюда без права выйди наружу – за колючую проволоку, сплошь опоясавшую окраину со всех сторон. Заходить сюда можно было только на санках или пешком с любым скарбом, от перин до упрятанных тайно драгоценностей, а обратно выйти только по предъявлению русского документа. Но и такое столпотворение евреев не было концом всех их мытарств: им предстоял этап в сельскую местность при любых морозах, на расстрел прямо в поле... Пожалуй, все же легче было попавшим в сигуранцу или в тюрьму, откуда время от времени выпускали по так называемой амнистии – по случаю именин матери-королевы Румынии или победы войск под Севастополем.

Когда слободское гетто было упразднено (это произошло в начале июня 42-го, с выездом последней партии "поселенцев") можно было заметить, кто же остался на Слободке из молодежи, которая раньше там укрывалась. Конечно, в первую очередь это были определившиеся куда-то на работу или учебу (на подготовительные курсы). Нередко там можно было видеть и слободских ребят: то были примелькавшиеся Чайковский или Мельникова, а с ними Толик Бондарев или Жора Юркевич, даже солидный Ленчик Воробьев...

Ясно, что теперь всплыл на поверхность и Борис Шпак с его подросшей родной сестрой Линой. Их дородная мать пеклась о своих питомцах, благо, муж сумел солидно обеспечивать семью своими, "кожаными делами". Говорят, что из кожзавода в ту пору были похищены все заводские запасы кожи – готовой и необработанной, так что уже не был нужен тот высокий забор, которым обычно огораживали заводские кладовые... И удивительно ли, что средств сынка вполне хватало, чтобы завлечь школьную красавицу Мельникову?

В. ФАЙТЕЛЬБЕРГ-БЛАНК, академик.